Страница 80 из 103
В разных формах и различными темпами во всех государствах полуострова в рассматриваемую эпоху были образованы в пределах установленных монархом границ для каждой из областей страны органы провинциального управления во главе с назначаемыми или утверждаемыми государем и лично ответственными перед ним наместниками. Ни для одного из балканских государств (включая Хорватию до ее подчинения Королевству Венгрия в начале XII в.) не была свойственна характерная для феодальных стран Западной Европы иерархическая структура земельной собственности и, соответственно — вассально-ленная система правоотношений, организации воинских сил и управления провинциями.
С утверждением христианства среди южных славян и с организацией церкви серьезную роль в делах управления и обеспечения прочности монархического феодального строя и единства государства приобрело духовенство, являвшееся в целом, как правило (исключая, может быть, лишь хорватские земли и часть сербских, где утвердилась западноримская церковь), послушным орудием центральной власти.
Гораздо больше, однако, в раннефеодальный период в государственной структуре стран Балканского полуострова черт отличия, которые к тому же не оставались неизменными в течение исследуемой эпохи: одни из них сглаживались и исчезали, другие, напротив, углублялись, третьи появлялись в ходе внутреннего развития и в результате внешнего воздействия.
Разумеется, здесь невозможно заново отметить все из них. Укажем лишь на самые существенные, как они нам представляются. Вряд ли было бы правомерным, говоря об особенностях, избрать в качестве некоего эталона для сопоставления государственную систему раннефеодальной Византии как наиболее раннего из балканских государств, хотя ее общественно-государственное устройство в XI–XII вв. обретало все более признаков сходства с западноевропейскими феодальными монархиями: аппарат центрального и провинциального управления империи нес на себе явный отпечаток старых многовековых традиций, чуждых политическим структурам молодых южнославянских государств.
В целом можно сказать, что ближе всех других стран на Балканах к государственно-правовой системе Византии в X— начале XI в. оказалась все-таки Болгария: по характеру ее столичных ведомств, организации налогообложения, по ее законодательству, основанному на византийском праве, и функционированию судебных органов, системе провинциального управления, значению столичного города, теории монархической власти, ее регалиям, придворному церемониалу, видам привилегий знати, светской и духовной, формам контроля центральной власти над крупным землевладением, функциям дипломатической службы и т. д. Однако и здесь были налицо разительные отличия, особенно существенные в VIII–IX вв., в дохристианской Болгарии, когда ярко выраженный и лишь постепенно изживавшийся дуализм, отмеченный сильными пережитками родоплеменного строя, был присущ и государственно-политическому устройству Первого Болгарского царства, и самому его этнокультурному облику. Характерным для Болгарии было и длительное сохранение (вплоть до конца IX в.) института «народных собраний», созывавшихся в кризисных для государства ситуациях. К древним и славянским и протоболгарским традициям восходил здесь также строго соблюдавшийся в целом принцип наследственности верховной власти от отца к сыну и от брата к брату. Междоусобия в борьбе за престол имели место только в середине VIII в. между протоболгарскими родами в условиях еще не совсем конституировавшейся государственной системы, а в X — начале XI в. борьба шла лишь между членами правящей династии. Болгарский трон Первого царства не знал узурпаторов, тогда как в Византии за тот же период они составляли половину всех императоров.
Наиболее яркой спецификой государственной структуры сравнительно с византийской и болгарской отличалась Хорватия. Как во всяком другом раннефеодальном государстве, в котором на длительное время сумела сохранить свои позиции местная родоплеменная знать, процесс формирования централизованного государства затянулся в Хорватии на несколько веков, создание столичного аппарата власти осталось незавершенным. Не было и единой столицы; с трудом упрочивался принцип наследственности власти. На утверждение или выборы государя оказывали сильное влияние собрания знати, присвоившие также себе функции до того долго сохранявшихся народных собраний. Прежде чем было достигнуто единство государства, вспыхивали междоусобия между членами династии. Трон захватывали и высшие сановники государя (баны).
Рыхлость структуры была характерна и для провинциального управления: существовало одновременно два вида власти — местных жупанов, хранивших традиции племенных княжений, хотя и формально подотчетных государю, и его собственных наместников, не всегда, видимо, имевших возможность употребить свои полномочия. Хотя административные районы в X в. уже не совпадали с бывшим племенным делением, они не стали в полном смысле провинциями единого государства: в каждом таком районе формы управления имели местную специфику. Единая система организации власти на местах утвердиться не смогла.
В несомненной связи со слабостью центральной власти находился крайне медленный, растянувшийся более чем на два века процесс утверждения христианства: определяющую роль в этом деле центральная власть в Хорватии стала играть едва в первой четверти X в.
Сербские княжества IX–XI вв., а затем и единая Сербия рубежа XII–XIII вв., занимали и в географическом смысле, и в рассматриваемом здесь аспекте срединное положение между Болгарией и Византией, с одной стороны, и Хорватским государством — с другой. В периоды объединения почти всех сербских земель в единое государство (под эгидой Дукли-Зеты во второй половине XI в. и в конце XII — начале XIII в.) оно, видимо, обладало сравнительным единством управления и развитой системой власти в центре и на местах. Однако ранее, в IX–X вв., медленно преодолеваемые традиции племенного партикуляризма обусловили в ходе оформления государственности появление системы политического полицентризма: возникли и долго сохранялись шесть независимых друг от друга княжеств. Внутри каждого из них были сильны родоплеменные пережитки, была велика роль местных жупанов, созывались народные собрания, влиявшие на судьбы трона. Патримониальный характер княжеской власти был в Сербии выражен отчетливее, чем в Хорватии, но и здесь троном овладевали иногда узурпаторы, хотя и при вмешательстве внешних сил (Византии). Напряженные междоусобия, династические смуты обусловили в отдельные периоды (до XII в.) чрезвычайное усиление политического влияния латинского духовенства далматинских городов. Упрочение наследственных прав на трои приводило нередко, как, впрочем, и в Хорватии, к разделам государства между сыновьями умершего государя. Возникла тенденция к закреплению прав на эти уделы за представителями разных ветвей правящего дома. Происходило выделение из рамок единого государства и новых формирующихся княжеств (Босния). В целом, однако, временная победа центробежных сил в конце XI в. уже не сопровождалась столь ярко выраженным полицентризмом, какой имел место в конце IX–X в. Тем не менее как о подлинно централизованном государстве о Сербии можно говорить лишь для конца раннефеодального периода (конец XII — начало XIII в.).
Что касается далматинских городов, общественно-политическая организация которых постепенно эволюционировала по пути формирования городских республик-коммун (даже в условиях признания городами сюзеренитета Сербии, Хорватии или Королевства Венгрия), то никаких данных о каком-либо их влиянии на формы общественной жизни и управления внутренних городов Хорватии и Сербии не имеется, хотя их воздействие на хозяйственное развитие и политическую ситуацию в этих странах несомненно.
Таким образом, можно, по всей вероятности, констатировать, что в аспекте государственно-политической структуры раннефеодальные страны Балканского региона представляют два явственно различавшихся субрегиона — византийско-болгарский и хорватский, тогда как третий, сербский субрегион обладал некоторыми чертами второго и, в большей мере, первого.