Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 103

Это обстоятельство обусловило сохранение вероисповедных и идейно-политических противоречий между балканскими государствами и после принятия христианства. В частности, очагом конфликтов теперь уже в лоне «христианской ойкумены» стало надолго хорватское и сербское побережье Далмации, где утвердила свои позиции папская курия. В 879 г. в ответ на признание ставленником Византии хорватским князем Здеславом сюзеренитета империи и церковной зависимости от патриарха Константинополя местная знать, поддержанная приверженным папству клиром, совершила переворот и устранила Здеслава[603]. Несмотря, однако, на церковное единство континентальных хорватских земель и далматинских городов, их интеграция в пределах одной государственно-политической системы растянулась на несколько столетий. Далматинские города сохраняли автономию, иногда были полностью независимыми от хорватских или сербских правителей; нередко они были вынуждены признавать сюзеренитет соседних держав — Венеции, а позднее — и Венгерского королевства.

Идеологической основой позиции Византии в отношениях со славянскими государствами региона (и не только его) служила теперь теория о «сообществе христианских стран» под эгидой ее высшего гегемона, повелителя и арбитра «цивилизованного мира» — императора Константинополя. Церковную зависимость славянских государств от византийского патриарха в столице империи трактовали как неотделимую от зависимости политической. Для правящего класса принявших христианство от Византии славянских стран важнейшей задачей в отношениях с империей стало отстоять свою политическую самостоятельность и свести к минимуму церковную зависимость от патриарха Константинополя.

Наиболее характерной чертой 3-го периода международных отношений на Балканах (с конца IX до конца второго десятилетия XI в.) была борьба за гегемонию на Балканах Византии и Болгарии, двух крупнейших государств региона. Речь шла теперь но только о господстве над Славиниями, о расширении границ за счет друг друга или о власти над сербскими землями[604] — в завязавшейся смертельной схватке, длившейся с перерывами более полувека (894–896, 904–913, 968–1018 гг.), был поставлен вопрос о самом существовании одной из враждующих сторон как самостоятельного государства.

В это противоборство были вовлечены постепенно не только все иные государства на полуострове, но также прямо или косвенно крупные внебалканские политические силы: печенеги и арабы, Киевская Русь и Венгрия, Германское королевство (затем империя) и Фатимидский Египет. Наиболее опасным для Византии, когда непрерывно наступающей стороной оставалась Болгария, было время правления ее царя Симеона (893–927). Отразив угрозу со стороны венгров, обосновавшихся после разгрома ими Великой Моравии в Паннонии в конце IX в., обеспечив нейтралитет печенегов, подступивших к Нижнему Подунавью примерно в то же время, и усилившейся Древней Руси, Симеон захватил большую часть черноморского побережья Фракии, долину р. Месты почти до низовий, северные районы Фессалии, прилегающие к Фессалонике с севера области. Усвоив имперскую доктрину единого христианского царства во главе с единственным императором, он сделал ее орудием собственной внешней политики, претендуя на создание славяно-греческой империи с ее старым центром в Константинополе, но во главе с болгарской династией[605].

Для реализации этого замысла болгарскому государю не хватало материальных ресурсов и воинских сил. Поэтому, стремясь повысить военный потенциал и предупредить возможное выступление против Болгарии в качестве союзников Византии сербских и хорватских князей, Симеон одновременно принимал меры к расширению своей власти и на сербо-хорватский ареал. Ему удалось подчинить Сербию (924 г.), но он понес поражение от хорватов[606]. Империя, препятствуя образованию единой славянской коалиции, всячески поддерживала сербов и хорватов против Болгарии не только в период правления Симеона, по и позднее[607].

С 927 г. до конца 60-х годов отношения Болгарии с Византией носили мирный характер. Болгария, в которой углубились после изнурительных войн Симеона социальные и политические противоречия, отступала перед византийским, пока еще только дипломатическим, давлением. От верховной власти Болгарии освободились сербы; на левом берегу Дуная хозяйничали союзные империи печенеги; начиная с 30-х годов из Паннонии постоянно угрожали венгры, разорявшие земли и Болгарии в своих набегах на Византию. Получив от империи по условиям мира 927 г. некоторые уступки престижного характера, Болгария оказалась в роли младшего партнера в своем союзе с Византией, обязывавшей ее защищать северные границы империи и следовать в русле внешнеполитического курса Константинополя.





Выплачивая еще со времени правления Симеона дань Болгарии, империя в то же время оказывала постоянный нажим на преславский двор, удерживая при императорском дворце наследников болгарского государя в качестве заложников[608].

Курс на ликвидацию государственной независимости Болгарии начал все более отчетливо проявляться уже в середине X в. Дипломатические акции империи имели целью враждебное окружение Болгарии и всемерное ослабление ее сил. Этим задачам должно было служить и спровоцированное константинопольским двором в 968 г. вмешательство-киевского князя Святослава в балканские дела. Оно привело, однако, к неожиданному для имперских политиков повороту в ходе событий: к образованию русско-болгарской, направленной против империи коалиции, в которой на первых порах приняли участие также печенеги и венгры[609].

В результате поражения Святослава в войне с Византией (971 г.) северо-восточные земли Болгарии и часть ее земель к югу и юго-западу от Балканского хребта были аннексированы империей. Публичное лишение пленного болгарского царя Бориса II знаков царского достоинства должно было символизировать уничтожение Первого Болгарского царства. Оно, однако, не исчезло: в юго-западных и западных районах страны византийские власти утвердиться не смогли. Центральная власть здесь оказалась в руках провинциальных наместников — братьев Комитопулов, объединивших свои усилия и сумевших в 976 г. воссоединить с подчиненными им территориями Северо-Восточную Болгарию. И сами Комитопулы, среди которых главная роль перешла скоро к Самуилу, и их подданные, и византийцы, и другие иноземные современники рассматривали это государство как продолжавшее свое существование Первое Болгарское царство. Политический центр страны не был, однако, возвращен в Прослав: столица осталась в Македонии, где была наиболее сильной военная и социальная база Самуила. Империя удержала в своих руках болгарские земли в Северной Фракии и в Восточной Македонии (в верховьях Марицы и Струмы).

Чаша весов в болгаро-византийской борьбе временно вновь склонилась на сторону Болгарии, поведшей активную наступательную политику. Самуилу удалось распространить свою власть на Фессалию и Эпир; его войска достигали Пелопоннеса; в конце X в. была снова подчинена Сербия; была присоединена фема Диррахий на Адриатическом побережье. Но и на этот раз решающее значение имело общее несоответствие между воюющими сторонами в материальных и людских ресурсах. На рубеже X–XI в. наступил перелом в ходе борьбы — перевес окончательно оказался на стороне империи. После упорного сопротивления, в обстановке внутреннего политического разлада и предательства части болярства в 1018 г. Первое Болгарское царство прекратило свое существование.

По-прежнему в значительной мере особый узел международных связей в течение и 3-го периода составлял сербохорватский район Балкан. О положении сербских земель в это время известно крайне мало. Попытки князя Рашки (Сербии) Мутимира в конце IX в. объединить сербские княжества не привели к успеху. Скоро они были в той или иной мере вовлечены в болгаро-византийскую борьбу. После освобождения от власти Болгарии (927 г.), при Чославе, устанавливая свой сюзеренитет на сербских землях, правители Болгарии оставляли в них в качестве своих наместников-вассалов местных князей. Для понимания межэтнических отношений на сербских землях необходимо иметь, в виду, что уже с конца этого периода постепенно начался процесс обособления новой этносоциальной общности (боснийской) с тенденцией превращения ее в раннефеодальную народность[610].