Страница 34 из 103
Особенно ярко цели упрочения централизации проявились в реформах по управлению провинциями. Фемы, раздробившиеся на малые округа, лишившись опоры в фемном ополчении, сходили с арены. А вместе с фемным войском падали и авторитет, и власть стратига. Происходило вновь разделение власти на военную и гражданскую, а поскольку войско стратига резко сократилось и он зачастую находился в подчинении у тагмного командования, то на первое место выдвигались в фемах судьи (преторы). Таким образом, едва завершился (в X в.) процесс организации фем, как начался их упадок. Императоры перекраивали границы фем, соединяли несколько в одну или напротив дробили фемы. Создавались и новые крупные административные единицы (катепанаты или дукаты), во главе которых стояли назначавшиеся императорами катепаны (дуки), соединявшие (как некогда стратиги) в одних руках всю полноту военной и гражданской власти. Эти административные единицы нередко перекраивались; вводилось такое управление, как правило, в пограничных провинциях, которым грозила военная опасность. Таким катепанатом (дукатом) была, в частности, «Болгария», охватывавшая, однако, лишь западноболгарские земли. Но и дукаты стали вскоре таить в себе угрозу центральной власти: их управители-полководцы, располагавшие крупными военными силами, стремились узурпировать трон. Комнины пошли по пути предоставления крупных постов и в центре, и на местах представителям своего семейного клана, закладывая основы будущих независимых апанажей. Прежние законы, запрещавшие приобретение земельной собственности крупными чиновниками и полководцами по месту их службы, давно ушли в прошлое. Как раз на южноболгарских землях сложились крупные комплексы владений Дук, Комнинов, Ангелов — представителей трех правивших в XI–XII вв. династий. По семейному и родственному принципу распределяли Комнины и пышные, созданные ими новые и старые почетные титулы[213].
Постепенно, однако, централизованная машина управления становилась все менее эффективной. Борьба с чиновным произволом была обречена на неудачу не только потому, что взяточничество, казнокрадство, произвол стали всеобщим явлением, в том числе и среди тех, кому поручались функции контроля, но и потому, что оформилась негласная система неофициальных связей. Не могла борьба против произвола дать результаты еще и потому, что сами императоры все чаще прибегали к продаже должностей, к предоставлению откупа налогов тому, кто сразу внесет наибольшую сумму в счет налогов. Казна сама принимала от скупщиков двойные суммы сравнительно с причитающимися по закону, а затем, содействуя откупщику в сборе сумм с населения, официально узаконила худшие формы произвола.
Впервые борьбу за трон стали вести не разные группировки феодалов (крупнейшие из них попросту отделялись от империи), а представители самой правящей династии, раздоры проникли в семейные кланы Комнинов и Ангелов, содействуя падению обеих династий.
Таким образом, развитие византийской государственности в XI–XII вв. протекало как длительный процесс приспособления государственной машины к новым условиям в ходе утверждения феодальных производственных отношений. Однако перестройки давали лишь временный эффект, ибо ни по формам, ни по интенсивности они не соответствовали объективным экономическим переменам в социальной структуре общества. Система централизованной империи, вступив в неразрешимое противоречие с ходом общественного развития, рухнула в 1204 г.
Глава четвёртая
Формирование и развитие болгарского раннефеодального государства
(Конец VII — начало XI в.)
(Г. Г. Литаврин)
Изложение материала в данной главе осуществлено не по системно-сюжетному, а по историко-хронологическому принципу в силу двух главных причин: во-первых, потому, что данные о социально-политической жизни Болгарии, особенно в конце VII–IX вв., о формах эволюции ее государственной власти столь скудны, что судить о них можно только на основании конкретных казусов; во-вторых, избранный метод позволяет проследить развитие болгарской государственности в контексте ее гражданской истории.
Славяне нижнего подунавья и протоболгары накануне образования Болгарского государства
Несмотря на существенный прогресс в изучении истории образования Болгарского государства[214], по-прежнему дискуссионными остались следующие проблемы: о степени влияния Византии на земли за Балканским хребтом в VII в., о ее отношениях с поселившимися здесь славянами; об уровне общественно-социальной структуры славянских межплеменных союзов, о формах и эволюции взаимоотношений славян и протоболгар начиная с 680 г. и кончая временем христианизации страны; о характере социально-экономического базиса и политической надстройки Болгарского государства в этот период.
Крайний недостаток имеющихся сведений таит опасность недооценки одних известных нам фактов и переоценки других. Поэтому методологически необходимо — при всей значимости крупных политических событий 80-х годов VII в. — не упускать из виду решающую роль внутренних социально-экономических факторов, без которых никакие военно-политические акции не могли обусловить стабильности нового государства.
В главе «Славяне и Византия» не были специально рассмотрены конкретная ситуация между Балканами и Дунаем к 80-м годам VII в. и экономическая и общественная структура протоболгарского общества.
Прежде всего, представляется маловероятным, что в период от Ираклия (610–641) до Константина V (668–685), а в особенности — время с середины VII в. до 80-х годов этого столетия, столь важные в стратегическом отношении провинции, как Мисия и Малая Скифия, оставались совершенно вне поля зрения византийских властей[215].
Как упоминалось, прочное заселение славянами этих мест относится ко времени после 602 г., когда границу на Дунае оставили византийские войска. Однако уже при Ираклии положение стало меняться: союзниками империи против аваров стали хорваты и сербы, под Константинополем в 626 г. были разгромлены аваро-славянские войска, и хаган более не предпринимал походов против империи. После этой победы империя имела возможность восстановить свою власть над Сердикой, Нишем и Белградом. Согласно сообщению Константина Багрянородного, в 630-х годах, при поселении сербов на Балканах, они вели переговоры с Ираклием через военачальника, управлявшего Белградом (του στρατηγού, τοϋ τότε τό Βελέγραδον κρατοϋντος). Возможно, здесь уже вновь стоял византийский гарнизон[216].
Напомним, что Констант II в 657/8 г. подчинил часть Славиний Фракии и Македонии; ко времени пятой осады Фессалоники соседними с городом славянами в 676–678 гг. они уже более полувека сохраняли мир с империей. В 678 г. Константин IV разбил славян, живших по Струме, и обезопасил коммуникации, связывавшие Фессалонику со столицей. Подчиненные славяне зачислялись в воинские ополчения (как военные поселенцы-федераты) и становились также, как это видно на примере драгувитов, данниками империи. Описанный во II главе эпизод с Первудом позволяет думать, что неподалеку от Визы, на черноморском побережье, жили славяне, видимо, подчинившиеся императору: Первуд, скрывавшийся под Визой, мог спастись у этих славян, но не сделал этого. Составитель «Чудес св. Димитрия» считает столь непонятное поведение Первуда заступничеством святого за ромеев. Но Первуд, конечно, знал лучше (от своего хозяина-славянина) подлинное положение дел и не рискнул искать там убежища.
Не были, видимо, под властью славян в Мисии и Малой Скифии и некоторые города-крепости по Дунаю и на Черноморском побережье до прихода протоболгар Аспаруха. Вряд ли следует полностью пренебрегать данными Составленного при Ираклии «Псевдоепифаниева списка церковных епархий», в котором среди автокефальных архиепископий названы города Одесс (Варна?) и Томи (Кюстенджа), а епархии по Дунаю — Доростол, Трансмариска (Тутракан), Нове (близ Свиштова) и, возможно, Апиария (близ Русе) обозначены как подчиненные митрополии Маркианополя (на побережье севернее Одесса) (ГИБИ, т. III, 186, 188, 189). На первом заседании Латеранского собора в октябре 649 г. участвовал епископ Бонопии (Видина) по имени Думинос (ГИБИ, т. III, 198). По-видимому, Византия, опираясь на военный флот, отце могла осуществлять в тот или иной момент контроль не только на черноморском берегу Малой Скифии, по и но Дунаю, может быть, от Белграда до устья[217].