Страница 26 из 103
Естественно, что коллектив авторов не мог поставить перед собой цель решения этой грандиозной двуединой задача в полном объеме. Центр тяжести исследования лежит на выяснении путей государственного развития именно славянского общества на Балканах. Тем не менее, не преследуя специально изучения проблемы «континуитета» и «дисконтинуитета» в Византии, авторы сочли своим долгом высказать ряд соображений по данной проблеме, которые неизбежно возникают даже в рамках данного, ограниченного но тематике, историко-сравнительного исследования.
В связи со сказанным характер данной главы должен быть несколько иным сравнительно с предыдущей и последующими. А именно: предстоит дать сжатый обзор 6-вековой истории византийской государственности в тесной зависимости от хода социально-экономического развития империи, сконцентрировав внимание на выяснении места и зная они я «варваров» в трансформации византийского общества.
В соответствии с принятой в советской исторической науке периодизацией мы подразделяем предстоящую обозрению эпоху на два периода: период с начала VII до середины IX в. как время перехода от рабовладения к феодализму, характеризующееся в целом зарождением и развитием раннефеодальных форм общественно-экономических отношений (и соответствующей им государственной структуры), и период с середины IX до конца XII в. как время полного оформления феодального строя в Византии и феодального Византийского государства.
Каждый из периодов мы коротко рассмотрим в соответствии с трехчастной схемой, а именно: характерные черты социально-экономической структуры, социальная стратиграфия общества, организация государственной власти. Разумеется, основное внимание будет уделено при этом проблемам развития государственности.
Социально-экономическое развитие империи с VII до середины IX в.
VII век вместе со следующим столетием по давней научной традиции именуется «темным» (непроясненным) временем. Недаром в последние десятилетия в мировом византиноведении этому веку посвящены специальные коллективные и монографические исследования[178].
Исключительная по сравнению со всеми 11 веками византийской истории (в том числе сравнительно и с IV–VI вв.) скудность известий о VII в. показательна сама по себе: она — важное свидетельство пережитой империей трагедии, о которой и рассказать оказалось почти некому: территория государства сократилась втрое, запустели огромные площади культивировавшихся ранее земель, множество городов лежало в развалинах или обезлюдело, власть императора даже на сохранившихся землях зачастую была эфемерной, резко уменьшилось число элементарно грамотных людей.
Важнейшим фактором, решающим образом изменившим в течение VII в. ситуацию в византийской деревне, было массовое расселение «варваров» на землях империи. Наибольшие масштабы эта колонизация имела на Балканском полуострове. Свои основные владения в Италии, завоеванные лангобардами, империя потеряла еще в последней трети VI в., к началу VII в. под контролем империи оставались только область Равенны, Рим, юг Апеннинского полуострова и Сицилия. Во второй половине 30-х — начале 40-х годов VII в. в результате арабских завоеваний были утрачены юго-восток Малоазийского полуострова, Месопотамия, Сирия, Палестина и Египет.
В аспекте данного труда надолго или навсегда потерянные империей земли нас не интересуют. Важно констатировать, что византийская «реконкиста» VII–VIII вв. имела место в основном в Европе, на территориях, занятых славянами. Что же касается Малой Азии, то демографический облик удерживаемых провинций был в VII–IX вв. более или менее стабильным; лишь в центрально-малоазийских районах в результате византийско-персидских войн возросла плотность поселения армян, новая волна которых прихлынула сюда и в ходе арабских завоеваний. Постоянные войны с персами, а затем с арабами, хотя и сопровождались отрицательными для жизни деревни экономическими последствиями, не вели, однако, здесь к принципиальным переменам в аграрном строе. Сходство положения в малоазийских провинциях с положением в европейских состояло главным образом в резком ослаблении контроля центральной власти. Кроме того, сюда, в северо-западные районы полуострова, были переселены десятки (по некоторым данным — сотни) тысяч славянских семей. Их поселения и здесь (как, например, в Вифинии) заняли значительные сплошные территории.
Суть переворота, происшедшего в ходе этих расселений (как и тяжелых войн), состояла в массовой ликвидации еще сохранявшихся в VI в. крупных имений и в повсеместном преобладании к концу VII в. мелкого крестьянского землевладения. В этом отношении справедливо выдвинутое еще в довоенное время в советской историографии положение о революционизирующем значении «варварских» вторжений на земли Восточноримской империи. Как было показано в I главе, к середине VI в. аграрные отношения находились в состоянии застоя: ростки нового (появление париков и обычного парического права) не находили в условиях рабовладельческой реакции благоприятной почвы для развития. Не могло в тех условиях стать основой прогресса и уцелевшее свободное крестьянство, задавленное непосильным налоговым гнетом. Теперь же, благодаря славянской колонизации, резкому уменьшению крупных имений и ослаблению государственных налогов и повинностей, именно свободное крестьянство, численность которого многократно умножилась, стало исходной базой развития феодальных производственных отношений[179].
Наиболее полное представление о византийской деревне VII–VIII вв. дает упоминающийся во II главе «Земледельческий закон» — запись (в его основной части) обычного права, сложившегося на землях империи после эпохи «варварских» нашествий, произведенная, видимо, в Италии в первой трети VIII в., но получившая повсеместное распространение. Под влиянием традиционных общинных (с остатками кровнородственных отношений) аграрных порядков «варваров», в условиях бессилия государственной власти, когда сельские жители империи (автохтоны) должны были длительное время самостоятельно решать вопросы землепользования и землевладения, а порой в какой-то мере даже обеспечивать свою безопасность, местная община не только укрепилась, но и возродилась там, где она к VI в. практически распалась.
Согласно «Земледельческому закону» это была соседская община; пахотные наделы, как и приусадебные участки, находились в собственности общинников, угодья же (с четко зафиксированными границами у каждой деревни-общины) использовались сообща, представляя общинную собственность, формы эксплуатации которой определял деревенский сход; такая община (марка) уже не знала периодических переделов пахотной земли[180].
Постепенное упрочение власти государства над сельскими районами, превращение общины в податную, включение деревни в товарно-денежные отношения, временно ослабевшие в конце VI–VII в. и снова оживившиеся в VIII в., утверждение прежних, традиционных норм византийского права, трактующего крестьянский надел как полную собственность (аллод), — все это обусловило интенсивное развитие процесса имущественного и социального расслоения общины. Уже «Земледельческий закон» фиксирует в деревне наличие зажиточных и разорившихся поселян, готовых арендовать землю у соседей на кабальных условиях испольщины или идти в наемные работники — мистии. В недрах общины поднималась мелковотчинная, а затем и крупная землевладельческая знать и складывался имущественно и социально обездоленный, затем — и поземельно и лично зависимый класс крестьянства. Примером такого вотчинника нового, феодального типа является деревенский хозяин конца VIII в. — Филарет[181]. Он владел 50-ю участками земли, 12 тыс. овец, сотней упряжек (пар) волов, 800 коней (помимо мулов, ослов и рабочих лошадей); его поля орошались водными источниками.
Сходным, по всей вероятности, было положение дел и в общинах «варваров», включенных в византийскую общественно-государственную систему, тем более что их община находилась уже в стадии перехода от земледельческой к соседской. Мало отличалась ситуация и в специальных поселениях «варваров», когда наделение их государственной землей производилось под контролем властей; возможно, правда, что в таких селах, где военные поселенцы обладали значительными наделами (переходившими в их собственность через 30 лет непрерывного владения и несения службы) и пользовались особым попечением властей, процесс расслоения протекал на первых порах значительно медленнее (во всяком случае до конца VII в., когда стала усиливаться фемная военная аристократия, вступившая на путь ускоренного приобретения крупной земельной собственности).