Страница 28 из 83
На прощание напарник посоветовал мне не выходить из тени деревьев и вообще вести себя тихо.
Ну я и вела. А что может быть тише сна? Правда, перед этим я все же спустилась на дно оврага, где протекал ручей, и умылась, с наслаждением оплеснув в кринице тело. А еще переплела волосы, разделив их на две косы. Потому как одна была слишком толстой, из нее выбивались пряди… И еще с двумя я была симпатичнее. Во всяком случае так утверждало отражение в воде. А мне почему-то хотелось быть красивой. Ну хоть чуточку.
Да и в целом у ручья я привела себя в порядок. И вот такая счастливая улеглась под густой сенью клена.
А вот проснулась я от сварливого:
— Только посмотрите на эту паразитку! Нет чтоб, как честный человек, на виселице болтаться… Вот стоило только на сборы по загробной обороне отлучиться на пару дней, а она уже не только из петли, но и из кандалов выбралась. И вместо того, чтобы хотя бы инсульт схватить, опять дрыхнет!
— Доброе утро! — машинально отозвалась я, зевая и ощущая чувство дежавю: никогда этого не случалось — и вот опять.
— Не хами! — тут же отозвалась Смерть.
— Ну извини. В последний раз, когда я умерла, у меня окончательно испортился характер.
— Да что ты говоришь? Окончательно! Да твое окончательно, бессовестная, постоянно с продолжением. Финальная глава накапала уже на какой по счету том?
— И что такого? — протирая глаза, отозвалась я.
— А то, что твой эпилог должен был уже давно превратиться в некролог! — рявкнула Хель. — Нервов моих дамских на тебя, заразу, уже не хватает. Я, может, в отпуск хочу, на морюшко. Я уже забыла, когда последний раз в его водах косточки свои ополаскивала!
— Случайно, после этого омовения то море не Мертвым назвали? — наугад ляпнула я. Кто же знал, что попала в самое яблочко?
— Зато теперь оно такое соленое, что в нем невозможно утопиться! — фыркнула Хель и, злясь то ли на меня, то ли на саму себя, добавила: — Знаешь, сколько суицидников, что б их, я тогда этим отпуском спасла! Ни одному лекарю в страшном сне не приснится.
— Да уж… Смерть, спасающая жизни, — это информация не для слабонервных, — согласилась я.
— Правда, нечаянно вышло, — призналась Смерть, присаживаясь на валун — тот самый, послуживший наковальней для расклепки кандалов.
— Знаешь, я даже боюсь представить, что было бы, если бы захотели вы это нарочно. — Я села, прислонившись спиной к стволу.
— А нарочно у меня ты. — Хель ткнула в меня костлявой фалангой. — И никак не получаешься. И вообще, хватит мне выкать. Я себя чувствую от этого старой. А я, может, еще совсем молодая Смерть.
И она кокетливым жестом поправила капюшон.
— И сколько же ва… тебе? — в последний момент исправилась я, чувствуя себя при этом юзером, проходящим три стадии общения с компом: «на вы», «на ты» и «ах ты, зараза!».
— А сколько дашь?
— До хр… Ты столько не унесешь, — нагло отозвалась я, поняв, что уже не боюсь Смерти. Вот совсем.
— Нахалка! — возмутилась она, впрочем, беззлобно. — И тебе не говорили, что браниться нехорошо, особенно перед ликом неотвратимости?
«У, как она про себя», — мелькнула ехидная мысль. Неотвратимость… Это вам не прыщ на носу.
— Когда я брошу материться, то стану до фига святой. А может быть, даже совершенством. Правда, не ходячим, а лежачим. Под мраморной плитой, — отозвалась я, намекая, что на тот свет еще не собираюсь. — И вообще, я врач. У меня мат входит в базовую профессиональную комплектацию…
Не стала договаривать, что без него порой невозможно в нашей бесплатной медицине. Особенно когда не хватает не то что чего-то одного, а
А так и выругался, и ситуацию коллегам обрисовал в ординаторской, и душу отвел, и чутка успокоился. В общем, мат порой был универсальным психотерапевтическим средством. А по эффективности не уступал барбитуратам, бромистоводородным кислотам и даже валокордину-персену-корвалолу. Веками проверенное средство официально-народной медицины, так сказать.
Меж тем Смерть возразила:
— Это там, — она почему-то указала не наверх, а вниз, — ты была врачом. А тут, с некромантским даром… Ты только поднимать мертвяков на погостах да зомби упокоевать способна. Неужто с таким даром в лечебницу пойдешь?
— А если и пойду? — прищурилась я.
— И что ты будешь там делать? — заинтересовалась смерть.
— Да хоть подорожник менять какому-нибудь эльфу из тринадцатой палаты, — нашлась я.
А потом представила эту картину. Хель, судя по всему, тоже. И мы, не сговариваясь, засмеялись.
И тут рядом со мной, в каком-то полуметре, пронесся пульсар, прошив Хель точнёхонько в грудь. Образовавшаяся прореха тут же затянулась тьмой. Правда, на ткани осталась небольшая проплешина.
— Мой любимый балахон, — проскрежетала зубами Смерть, вскакивая и делая несколько шагов вперед. — Кто это у нас тут такой убийственно для себя меткий?
Искать долго не пришлось. Дьяр в считаные секунды оказался рядом со мной, а затем и вовсе оттеснил к себе за спину.
Молоха не было видно. Судя по всему, карла, как самый умный, решил затаиться.
— Тиг, беги, — через плечо отрывисто бросил он. — Я ее задержу.
— Зачем? — не поняла я.
— Тут Смерть, — прозвучало в ответ очевидное.
— Я в курсе, — отозвалась, еще не понимая, что произошло. И тут меня осенило: если мне досталась часть дара напарника и моя рука тут же вспыхнула черным пламенем, то… — Дьяр, знакомься, это… мой дар.
«Дар» зловеще оскалился, перекинув косу из руки в руку. И, выглянув из тени капюшона, уточнила:
— Ты меня видишь?
— Преотлично, — напряженно отозвался напарник, создавая в руке еще один фаербол для атаки. Судя по всему, он решил спасти меня от Смерти в самом буквальном смысле этого слова.
— Что-то не помню, чтобы я тебя целовала, — прищелкнула Хель костлявыми фалангами пальцев.
— Я тоже с тобой не лобзался, — напряженно отозвался Дьяр, неотрывно следя за костлявой.
— Тогда откуда у тебя дар поцелованного мной? — словно обличая воришку, вопросила чернобалахонница. И тут ее взгляд прошел поверх плеча Дьяра и уткнулся в меня. — Ну ты и зараза! — вознегодовала Смерть. — Мало того, что умирать и так не хочешь, еще и любовничка себе нашла. Да какого смелого, я погляжу. Вон как тебя спасать ринулся! Еще и дар,
— С даром — это нечаянно получилось… — перебила я, но после сказанного слегка замялась, чувствуя неловкость, что разбазариваю чужое добро. И главное — без особой для себя выгоды. — А Дьяр мне вовсе не любовник.