Страница 13 из 83
Нас выстроили в ряд перед судьей. С боков подпирала стража. Про блюстителя закона серомундирный не соврал. Тот, судя по его виду, действительно недавно вышел из запоя. Но, на мой взгляд, исключительно ради того, чтобы вернуться и зайти в него как положено.
Позади стояла дюжина стульев. В основном пустых. Видимо, для досточтимых горожан, которые желали бы присутствовать при разборе дел. Но то ли сегодня судебный процесс был слишком скучным, то ли у народонаселения столицы нашлись развлекательные мероприятия поинтереснее… Даже того не-господина, который так рвался обвинить меня в краже его кошеля, не было. Видимо, утомился, болезный, ожиданием.
В качестве группы поддержки выступала лишь Смерть. Правда, вместо черлидерских помпонов она в нетерпении чуть пристукивала косой, скандируя:
— Ви-се-ли-ца! Ви-се-ли-ца!
Судье же было не до увещеваний. Его обуревала столь сильная похмельная жажда, что, сдается мне, будь рядом с ним влажные салфетки, и они пошли бы в ход. Но их не было. Потому законник лишь обмахивался платком, утирая им же пот, лившийся на лоб из-под парика с буклями, и буравил нас глазами с ярко выраженной сеткой капилляров.
О перегаре, которым несло на всю комнату, мне хотелось бы тактично умолчать. Хотелось, но не моглось: в первые минуты я закашлялась.
— Имя, — меж тем, недовольно скривившись, словно вопрос приносил судье нестерпимые терзания, спросил первого из нас четверых служитель местной Фемиды.
— Меня называют Вир, по прозвищу Безземельный, — буркнул здоровяк в чуть порванной рубахе.
Вторя его словам, камень, лежавший на столе перед судьей, засветился зеленым. Тут же один из серомундирных, покопавшись в стопке листов, нашел тот, на котором засветился оттиск печатки-кольца, и зачитал:
— Вир Безземельный перед лицом богов, магии и закона обвиняется в нападении на добрых граждан в корчме «Кривая струя…»… — Обвинитель на миг замолчал, прищурился, приблизив засаленный лист к самому носу, кашлянув, пробормотал «простите» и зычно зачитал: — …«Кривая струна», избиении хозяина и неуплате за заказ.
— Этот хмырь меня обсчитал! — перебил следователя Вир.
— Поэтому вы решили показать пример правильной арифметики и точно пересчитали корчмарю зубы? — не удержался от сарказма серомундирный.
— Там тоже была недостача! — нашелся подсудимый.
При их разговоре камень на столе перед судьей мигал заполошным светофором. Правда, исключительно зеленым.
И тут вмешался судья, указал колотушкой на Сизого и прогнусавил:
— Тебя, значит, обсчитали?
— Да, — с готовностью отозвался здоровяк.
— И ты устроил драку?
— Да, — уже не столь рьяно согласился он.
— Магию применял? — массируя виски, вопросил судья, взглядом указав на кандалы.
В ответ заключенный отрицательно мотнул головой.
И тут только я поняла, что на меня тоже навесили не простые наручники, а сдерживающие не только физическую, но и магическую силу. Но я лишь сделала мысленную пометку по этому поводу, вся обратившись в слух и из крупиц информации пытаясь найти ответ на вопрос: как мне избежать виселицы? Не зря же Смерть так агитировала судью за этот вариант развлекательного досуга.
— У тебя есть сто золотых для компенсации урона и штрафов? — практично вопросил судья.
— Нет!
— Решено, — ударил молотком судья, сам же скривившись от громкого звука. — В обвинении за неуплату за заказ оправдать. За зачин драки, порчу имущества и самого корчмаря — шесть лет каторги на золотых приисках в пользу империи.
Я про себя присвистнула: м-да уж, это тебе не Гаагский трибунал.
С побирушкой все решилось гораздо быстрее: год работ опять же на пользу империи, но в выселке за попрошайничество в неположенном (то бишь в квартале богатеев, оскорбляя их взор своим непотребным видом) для этого месте.
Пацан же, и вправду оказавшийся щипачом, юлил на допросе угрем, которого просто так в болотной жиже и не поймаешь.
Но судья был запойным не только алкоголиком, но и юристом. И несмотря на похмелье умудрялся задавать вопросы так, что юный вор становился все бледнее. И отвечал, все больше заикаясь.
— Ты до этого уже воровал? Да или нет? — резко спросил судья.
— Н-нет, — сглотнул воришка.
И тут же камень вспыхнул пронзительно-алым.
Еще несколько вопросов на местном детекторе лжи, и…
— Виселица! — ударил молотком судья.
Карманник стал белее снега. Но мне было не до него. Потому как спросили уже меня:
— Имя?
— Вик, — произнесла я, догадавшись, что нужно назвать то же имя, что и вписано в местный «бланк регистрации».
— Прозвище или из какого рода?
— Туманова, — слова давались с трудом, горло саднило.
— Вик из Туманного рода, — понял по-своему судья и обратился уже к серомундирному: — Этот-то малахольный что натворил?
Обвинитель зашелестел листками и зачитал:
— Кража у господина Крунжа кошеля с десятью золотыми и прочей медной монетой, сопротивление при аресте. Потерпевший также утверждает, что вор во время преследования успел умыкнуть из мошны десять золотых.
— Брал деньги? — спросил судья.
Смерть же в этот момент прямо-таки ластилась к нему, что-то любовно нашептывая на ухо.
А мозг лихорадочно соображал. Практика показала, что врать, как карманник, не вариант. Но если я отвечу «да» на этот вопрос — значит, признаюсь в том, что своровала. И это тоже прямая дорога на виселицу.
Черт! Ну почему некоторые люди входят в историю победным шагом, в крайнем случае с трудом попадают, втискиваясь, как в вагон метро, а я исключительно вляпываюсь. Причем с легкостью. И умудряюсь сразу же упасть на такую глубину, с которой, чтобы полюбоваться дном, нужно еще и голову хорошенько задрать.
Думай, Вика, думай! Что может заставить человека тебе симпатизировать, если в этот же момент Смерть нашептывает ему на ухо мысли о смертном приговоре?
Жалость? Пф-ф, на нее в суде давят чаще, чем водители на тормоз при заносе. Логика? Что-то подсказывало, что в моем случае причинно-следственные связи под белы рученьки доведут меня скорее не до добра, а до эшафота.
— Так брал? — напомнил о себе судья.
И я решилась, выбрав для себя роль:
— Да. — Вскинула голову и, руководствуясь принципом «не повезло быть умной, пусть везет как дурочке», изобразила искреннюю простоту. — Но он их сам обронил! Кошель мне под ноги упал…
На последних моих словах засмеялся весь зал. Но сияющий зеленым камень был на моей стороне.
— А как же десять золотых? — усмехнулся судья.
И в этот момент в плотной тишине зала раздался характерный звук: тренькнуло пришедшее сообщение. Вот только на него никто, кроме меня и Хель, не обратил внимания.