Страница 3 из 19
Она прижимает ладошки к побледневшему лицу.
— Меня чуть не вывернуло, когда я увидела, что они делали. А ведь у меня крепкие нервы, Рич! Как хумансы могли так низко пасть? Мне стыдно, что я одного племени с ними!
— И не говори! — мрачно подтверждаю я. — И не говори…
…Во время очередного рейда по освобождению рабов из поместья буржуя, игнорирующего прямой приказ Императора, мы наткнулись на неожиданное сопротивление в лице самого герцога и его холуев, схватившихся за оружие. Обычно, узнав меня, аристократы шли навстречу, пусть неохотно, но освобождая рабов. Если с Императором шутки плохи и за неисполнение приказа можно было как получить нехилый штраф, так и лишиться звания, а то и поместья. Но угрожать холодным оружием фавориту Императрицы, который зачистил Королевский данж, уничтожил рынок Работорговцев, имеет статус Избранного и владеет магией так, как не умеет никто из архимагов… Тут, согласитесь, надо быть умалишенным.
Или же чувствовать за спиной некую грозную силу, благодаря которой можно мне в лицо кричать гнусные мерзопакости и потрясать клинками. Вот только от фаербола в лицо никакая сила не спасает, в чем и убедился некий герцог, имени которого я даже не запомнил. Стоило только его пеплу осыпаться на богатые ковры, как проняло всех остальных. Холуи побросали оружие, начав сдаваться и наперебой кричать о выполнении приказов, а куноичи принялись обшаривать дом.
Кольцо от подвала нашла Хатико. С ней и Масяней я шел на приступ этого особняка, справедливо посчитав, что больше нам не потребуется сил. Любой из нас мог легко уничтожить полгорода, если бы это потребовалось. Но то, что мы обнаружили внизу…
Сначала был длинный-длинный коридор, освещаемый сиянием встроенных кристаллов. Потом тяжелая кованая дверь, охраняемая двумя скучающими стражниками. Вырубив их, мы проникли в орден Совершенных Деятелей.
Сначала никого не было видно. Богатство окружения поражало всяческое воображение. Даже во дворце Императора я не видел такой кричащей роскоши. Картины, скульптуры, различные артефакты, изготовленные рукой мастера из платины, мифрила, золота, серебра. Ковры из густого ворса, в которые мы погружались по щиколотку. Впрочем, благодаря им мы оглушили всех охранников, стоявших по периметру главного зала. Убедившись в отсутствии свидетелей, мы подошли к толстым дверям главной комнаты. Кроме запасных выходов больше некуда было идти. Изнутри неслись странные приглушенные звуки… и дико несло кровью. В аурном зрении сквозь щели сочились огненные языки страха, боли и смерти.
— Будьте готовы ко всему! — шепчу напоследок девушкам, хотя те не хуже меня чувствуют эманации зла. Сам обнажаю катану и, примерившись, со всей силы пинаю тяжелые створки!
Стоит только им распахнуться, сшибая с ног неповоротливых, отвыкших от службы, стражников, как мы втроем влетаем в зал, выкрикивая боевые кличи, готовые кромсать, испепелять и запинывать до полусмерти всех, кто дерзнет пойти нам навстречу, но…
— Кто пустил сюда этих ненормальных⁈ Стража! Я за что вам плачу! Убить их немедленно! — верещит какой-то полуголый толстяк. Я лишь мазнул по нему отрешенным взглядом, так как до сих пор не могу поверить увиденному.
Кровь! Плач! Крики! Мольбы и стоны оглушают нас! Девчонки сгибаются в рвотных позывах, но через миг воинская воля берет верх, и они размазываются в движении, превращаясь в смерчи, вооруженные метательно-режущим оружием. Я же медленно спускаюсь по каменным ступеням в центр огромной комнаты, выстроенной в виде амфитеатра. Хлюп-хлюп. Мои ноги скользят по свежепролитой крови. Ее здесь целое озеро. Она стекает с развешанных по стенам зверолюдей, чьи тела вскрыты, как лягушка в анатомическом колледже. Снизу на меня с непониманием и удивлением смотрят холеные морды аристократов, которые заняты тем, что им больше все нравится: издевательствами, насилием и прочими извращениями над беззащитными рабами. Чувствую, как пелена ярости накрывает мой разум. Глаза застилает кровавая пленка, а руки до боли сжимают эфес катаны. Словно чей-то голос, зевая, говорит мне: — «Наконец-то. Давно пора. А теперь — время обеда!» А потом я вскрываю свою первую жертву снизу доверху, заливая его кровью гранитную плитку пола…
Очнувшись, понимаю. Что лежу на холодном полу, прижатый телами моих куноичи, одна из которых лупит меня по щекам. Поняв, что я пришел в чувство, отпускают. Оглядываюсь. Позади меня — море крови и обугленные части тел тех, кто совсем недавно издевался над беззащитными зверолюдьми. Остальные в ужасе жмутся к стенам. Куноичи тут же скручивают их, безжалостно пиная по ребрам, и закидывая в общую кучу. Я же иду исцелять и воскрешать тех, кого только можно…
Немного позднее, я обессиленно сижу у дома того герцога, жалея, что слишком многих прикончил быстрее, чем они того заслуживали. Чертовски хочется курить, хоть я всегда был против этой пагубной привычки. Масяна сует мне изъятую у охраны фляжку. Глотаю содержимое, чувствуя, как высокоградусная смесь дерет горло, но даже не закашливаюсь. Как же низко может пасть человек…