Страница 2 из 19
Делаю шаг в его направлении. Юноша тут же вскидывает голову, пытаясь закричать от ужаса, но кляп не дает ему этого сделать. Его глаза до сих пор полны чего угодно, только не страха: изумления, неверия, ярости, надежды на то, что сейчас в ту маленькую дверку ворвется отряд бравых королевских мушкетеров во главе с Д’Артаньяном и пригвоздит меня к стене. Но время идет, а вместе с ним иду и я, подходя и нависая над сидящим.
— Оноре де Бальзак, — говорю равнодушно даже спокойно, хотя ярость во мне бушует такая, что я готово собственноручно перегрызть ему горло. Стискиваю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в кожу. — Вы виновны в многочисленных убийствах, надругательствах, издевательствах с особой жестокостью, изнасилованиях и пытках, причиненных зверолюдам. Ваша ложа Масонов распущена и все члены подвергнуты аресту. Ваши покровители…
На этих словах в глазах аристократишки впервые появляется страх. Он дергает головой и отчаянно мычит. К нему из тени подскакивает невидимая во тьме Хатико, влепляя полновесную пощечину. Киваю ей. Она выдергивает кляп.
— Это… Это же просто рабы! Грязные безбожники! — кричит парень, глядя на нас с надеждой, что мы одумаемся. — Это ведь не люди! Церковь сказала, что у них нет души! Как можно жалеть тех, у кого нет души?
Хатико смотрит на него с диким отвращением, будто перед ней разговаривающий таракан, и, не дожидаясь сигнала, втыкает кляп обратно. Я же рассматриваю комнату. На полу лежит гранитная плитка, стоки которой так плотно подогнаны друг к другу, что, кажется, будто мы находимся на цельной монолитной плите. Стул пленника стоит в самом центре, от которого к стенам бежит канавка для сбора нечистот и крови. Мы находимся в Императорской Пыточной, ужасном. Отвратительном месте, откуда еще ни один заключенный не вышел свободным. Если только не на казнь.
— Приступайте, — киваю палачу. — И кляп вытащить не забудьте.
— О, ваша мылость! Благо на ваш Род! — кланяется мне зверолюд. Я вижу его оскал, когда он поворачивается в сторону пленника. В нем не осталось почти ничего человеческого. Руки пытателя подрагивают, сжимая инструменты.
Его зовут Клаус. В отличие от многих других некотян, мужику удалось устроиться помощником палача во дворец Императора, а некоторое время спустя и самому занять его место, отправив того на заслуженную пенсию. У Клауса есть жена, замечательная толстушка Дженни и шестеро веселых жизнерадостных волчат… Были шестеро…
Я успел вытащить двоих с того света, когда с катаной наперевес ворвался в зал, полный боли и ужаса. Это был АД в самом его настоящем смысле. Сейчас я жалею только о том, что успел подарить многим мерзавцам быструю и безболезненную смерть от клинка. Четыре волчонка так и остались лежать на холодном полу клеток… Частями…
Трясу головой, пытаясь отогнать кровавые воспоминания. Тяжелее всего пришлось в тот момент, когда я вынес наружу уцелевших детей, передавая их родителей. Клаус, как привыкший к таким ужасам, последовал за мной. Его вой, полный непередаваемой ярости и тоски, долго раздавался в зале Масонов, пугая уцелевших его членов.
— Клаус, только не удави его случайно, — напоминаю палачу. — Я хочу, чтобы эта тварь жила долго, пусть и несчастливо.
Тот вдруг поворачивается и падает на колени передо мной, хватаясь за штаны. Я сажусь перед ним, обнимая здоровенного мужика, нисколько не стесняясь момента. Чувствуя, как того трясет и сам в который раз вздрагиваю, вспоминая произошедшее.
— Ваша м-мылость… — пытается произнести Клаус. — Н-не волнуйтесь. Уж я-то прослежу, чтобы наш гость… Наш гость… Р-р-ры-ыа-а-ау-у-у.
Он поспешно отворачивается, пряча звериное нутро, рвущееся на волю. Я встаю и одобряюще хлопаю его по плечу. А потом выхожу из комнаты, прикрывая за собой дверь, слыша дьявольский звериный смех за собой. Иду по темному коридору, сопровождаемый молчаливыми Хатико и Масяной. Мы проходим мимо целого ряда некогда свободных темниц. Теперь в каждой из них по два-три пленника. Мы собрали огромный урожай зажравшихся мажоров, как старых, так и молодых, собиравшихся в ложе Масонов. Орден, в котором были доступны любые удовольствия, связанные с похотью, наркотиками, болью и прочими «прелестями». Сам Император, знакомясь с заключенными, вздрагивал, когда узнавал их. Понимаю, разгребать все это дерьмо придется ему, а не мне. Но отпустить подонков я не мог. Да и не собирался. А когда Лукас заикнулся о помиловании для некоторых особо важных персон, я просто зажег на ладони пламя, поднеся его к лицу Императора.
Лукас понял и больше тему не поднимал. Лишь сказал, покидая подземелье:
— Ричард. Никто из них не должен покинуть Пыточную. Никто.
Я кивнул, спускаясь обратно. Перед моим лицом так и стояли кровавые картины зала Масон. Я вздохнул, выходя на свежий воздух, хотя из подземелья все равно несло сладковатым запахом горелой плоти и запекшейся крови. Лишь отойдя подальше, мне удалось подышать более-менее чистым воздухом. Выдрав камешек из декоративного заборчика, я в сердцах швыряю его в какую-то скульптуру, виднеющуюся из-за кустов.
— Ай, бля! — кричит та, падая на землю.
Соглядатаи. Шпионы. Даже тут, на территории дворца Императора. Казалось бы — кому нужно тут за нами подглядывать?
Девочки быстро, не стесняясь с методами, на месте допрашивают шпиона, а потом волокут его в то же самое подземелье. За спиной вырастает Масяна.
— Один из слуг тех аристократов, которые сегодня не попали в мясорубку, — с некоторым сожалением в голосе произносит она. — Он ничего не знает, просто ждал своего господина. Рич, мы же их так не оставим?
— Никто не уйдет от возмездия, — отвечаю ниндзя. — Хорошо, что нам в руки попал их предводитель. Он расскажет Клаусу все, что только знает. Надо лишь чуть набраться терпения. Мы из этой сволочи вытрясем все: имена, явки, пароли. Не может быть, чтобы те двадцать человек, которые сидят в подвале, были всеми Масонами.
— Еще десяток-другой остался в зале, — напоминает куноичи. Я киваю.
— Помню. Все равно мало. Помнишь, сколько там было диванов? Стульев? Приборов? Этих сволочей должно быть больше! Гораздо больше! Надеюсь, ни одна тварь не ускользнула, чтобы предупредить остальных. По крайней мере, я никого не почувствовал.
— Мы контролируем все входы-выходы, — подтверждает та. — Нет, в городе пока тихо. Операция прошла без шума и пыли. Но я с тобой согласна — слишком много гадов осталось без справедливого наказания…