Страница 28 из 62
Синагогу в Спасоглинищевском переулке начали строить в 1887 году, и ее оригинальный проект предполагал купол в стиле европейских синагог XIX века. Рассказывают, что как-то мимо проезжал генерал-губернатор Москвы князь В. А. Долгоруков. Он увидел купол, сослепу решил, что это православная церковь, и перекрестился. И долго потом плевался, когда ему объяснили, что это была совсем не церковь.
Впрочем, это, скорее всего, анекдот. А вот исторический факт. После «жалобы» обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева на то, что синагога с куполом оскорбляет чувства верующих (кстати, кто бы мог подумать, что в 2013 году в «свободной» России будет принят закон «о противодействии оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан»!), купол был разобран, а заодно с фронтона здания убрали изображение скрижалей Завета.
Хоральная синагога продолжала существовать все годы советской власти, хотя еще в 1923 году Еврейский комиссариат (был и такой) издал указ о ее закрытии. С ней связано одно очень важное событие в истории российских евреев. 11 сентября 1948 года ее посетила первый посол Израиля в СССР Голда Меир[69]. В тот день сотни восторженных московских евреев окружили Голду — этот исторический момент был зафиксирован на десятишекелевых купюрах, которые сегодня, к сожалению, уже выведены из обращения. Считается, что эта демонстрация еврейской солидарности разгневала товарища Сталина и послужила одним из поводов для антисемитских кампаний, проводившихся им в 1948–1953 годах… В 2001 году зданию синагоги был возвращен купол, увенчанный звездой Давида, а на одной из скамей в молельном зале появилась табличка, сообщавшая, что это — место Голды Меир.
Но большинство проектов, которые я упомянул ранее, были продолжением деятельности, начатой еще при Гусинском. Я же пришел со своим видением развития и расширения деятельности РЕКа и всей российской еврейской общины.
Я считал, что мы должны изменить и свою роль, и свое место среди глобального еврейского народа. Надо признать, что в 90-х годах большая часть средств, направляемых на развитие еврейской жизни в СНГ, поступала из-за границы — из Израиля, США, Англии. В России появилась новая «еврейская профессия» — написание запросов на гранты (proposals), составление отчетов и благодарственных писем, главным образом на английском языке. Каждый еврейский профессионал знал, что такое «фандрайзинг». Но я верил в то, что мы должны перестать выглядеть бедными родственниками и объектами иностранной благотворительности.
Вместе с Ариэлем Шароном, премьер-министром Израиля с 2001 по 2006 год
Создание Российского еврейского конгресса стало важным шагом в этом направлении. Но это было лишь начало. Я мечтал о том, чтобы российские евреи чувствовали себя частью всего еврейского народа. Я считал, что мы, российские еврейские лидеры, должны развивать партнерские отношения с Израилем, международными еврейскими организациями и нашими коллегами в США, Великобритании и других странах. Я верил, что российские евреи становятся достаточно богатыми, чтобы не просто давать деньги на синагоги и школы в России, но и инициировать и финансировать международные проекты в Израиле и не только.
Именно на расширение связей между российским еврейством и еврейским народом была направлена моя деятельность как президента РЕКа.
Я очень хорошо помню свой первый визит в Израиль в качестве нового президента конгресса. Я встречался со многими официальными лицами, но особенно мне запомнились встречи с премьер-министром Ариэлем Шароном и с Салаем Меридором — председателем Еврейского агентства «Сохнут».
В самом начале нашей встречи Шарон попросил меня перейти на русский язык, который он прекрасно понимал, но предпочитал на нем не говорить. Он мне объяснил, что слышал в своем доме русскую речь с самого детства, что мама пела ему русские колыбельные и он любит саму мелодику русской речи. Тогда меня приятно удивил неформальный характер нашего общения. Шарон искренне интересовался происходящим в еврейской общине в России, подробно расспрашивал меня о проблемах безопасности, об эмиграционных настроениях, о планах конгресса. Вскоре мне выпала честь принимать Шарона и его сыновей в Москве у себя, в Российском еврейском конгрессе.
Салай Меридор произвел на меня не менее яркое впечатление. Я увидел настоящего визионера и в какой-то степени родственную душу. Салай считал главной задачей не только Еврейского агентства «Сохнут», но и вообще всех еврейских лидеров способствовать укреплению связей между еврейскими общинами и Израилем. Он мне подробно рассказал о новых международных проектах, инициированных «Сохнутом», и я стал одним из первых спонсоров программ «Таглит», «Маса» и «Натив»[70]. Позже он меня вовлек в деятельность учрежденного им Института планирования политики еврейского народа (JPPI).
Эти встречи очень повлияли на меня. В Израиле я увидел не ловких политиков, а настоящих государственных деятелей со своими убеждениями, не циничных, а искренне верящих в дело, которому они служат. Разница между многими российскими политиками, которых я хорошо изучил, и этими людьми была огромной. Возможно, я тогда был немного наивен в своей восторженности, но я и сейчас считаю, что такие люди, как Ариэль Шарон, Шимон Перес[71], Салай Меридор, и некоторые другие, с которыми я здесь познакомился, принадлежали к уходящей эпохе. Увы, в нынешней израильской политике таких почти не осталось.
Из Израиля я вернулся вдохновленный и полный новых планов. Я установил партнерские отношения с агентством «Джойнт», с которым мы начали строительство еврейского общинного центра на Никитской. В том же 2001 году я открыл московское представительство Керен ха-Йесод[72], а после встречи в Москве с делегацией Иерусалимского университета, возглавляемой профессором Менахемом Бен-Сасоном, открыл и возглавил Общество друзей Иерусалимского университета.
Как президент Российского еврейского конгресса я начал общаться и с мировыми еврейскими лидерами из разных стран. Особенно мне запомнилась встреча в США, на которой присутствовали ведущие еврейские филантропы и руководители крупнейших еврейских организаций — Эдгар Бронфман[73], Рои Лаудер[74], Ашер Острин[75], Исраэль Зингер[76] и многие другие. С первой минуты между нами установились теплые доверительные отношения. Я сразу почувствовал не просто симпатию с их стороны, а отношение к себе как к некоему символу того, что их многолетняя борьба за советских евреев не прошла зря. В конце концов антисемитский и антисионистский Советский Союз перестал существовать, те, кто хотел уехать в Израиль, уехали, а те евреи, что решили остаться в России, строят свою общину и даже выдвигают из своей среды новых лидеров и филантропов.
Сейчас я понимаю, что Российский конгресс давал некую легитимацию и самим еврейским лидерам в США, показывая, что в свободном демократическом государстве можно быть евреем и сионистом, поддерживая Израиль, но продолжая жить в другой стране. А во мне то ощущение международного еврейского братства и поддержки со стороны еврейских лидеров лишь усиливало уверенность, что я правильно выбрал стратегию конгресса на расширение международного партнерства.
К сожалению, моя международная активность шла вразрез с предыдущей идеологией и установившейся политикой РЕКа. Гусинский и его замы, крупные бизнесмены, предпочитали за свои деньги делать проекты для своих и в России, а курс на вовлеченность в еврейские дела по всему миру особого отклика в их душах не вызывал.
Ярким примером такого подхода к благотворительности был Евгений Сатановский[77], который в 2001 году сменил меня на посту президента РЕКа. Сатановский пользовался репутацией просвещенного в еврейской науке человека, отвечал за академические проекты РЕКа, которые считал своей вотчиной. Раз в год он приносил в бухгалтерию РЕКа дипломат с пачками долларов, показывал эти доллары бухгалтеру, называл сумму содержимого, просил зачислить эту сумму на счета конгресса, после чего… закрывал свой чемоданчик и уносил его с собой.