Страница 12 из 62
* * *
Моя мама Ирина Марковна Лейкина родилась в апреле 1938-го. А 22 июня 1941 года немцы напали на СССР. Через месяц начали бомбить Москву. Вой сирен, взрывы, панические крики, торопливый бег с пятого этажа в бомбоубежище во дворе стали первыми мамиными воспоминаниями. Дед Моня тогда решил, что оставаться в столице слишком опасно, и отослал всю семью к родственникам жены в город Горький на Волге (сейчас это Нижний Новгород). Но вскоре под бомбежками оказался и Горький. Мама вспоминала, что там не было бомбоубежищ — лишь так называемые «щели»: узкие окопы, выкопанные в земле. Вот в эти самые щели они и прятались. Вскоре, спасаясь от бомбежек, все семейство, к которому присоединилась и двоюродная сестра деда Рива со своим сыном, отправилось на пароходе в Уфу. Там поселились в бараке недалеко от реки Белой. В одной комнате разместились и моя мама, и ее мама, и мамины дедушка с бабушкой.
Вскоре с фронта стали приходить извещения. Извещения о смерти братьев моей бабушки Жени. Их было трое, и все они погибли. До сих пор мама помнит рыдания бабы Жени и бабушки Златы. Звали их Яша, Хоня и Лева Коганы. Мы никогда не узнаем, где они похоронены. Мне больно думать, что их имена останутся только в книгах, описывающих историю моей семьи.
В 1943 году семья деда Марка вернулась в Москву, в комнату в коммунальной квартире на Госпитальном Валу. В 1946-м мама поступила в школу, которую окончила в 1956 году. Любимым ее предметом была литература, поэтому сразу после школы она поступила на филологический факультет Московского областного педагогического института, который окончила по специальности «учитель русского языка и литературы».
Русский язык и литература всегда были одними из самых важных предметов в советской школе. Русскую литературу преподавали с пятого (начиная с 1969 года с четвертого) по десятый, выпускной класс. В школе изучали произведения писателей, написанные до 1917 года, то есть до Октябрьской революции, — это называлось «русской литературой». А также произведения, написанные после революции, — это была «советская литература».
На стене одной из школ, где преподавала мама, красовались барельефы великих русских и советских писателей — Александра Пушкина, Льва Толстого, Максима Горького, Владимира Маяковского… Именно писателей, а не ученых или полководцев. Вот как высоко ценились писатели в Советском Союзе!
Другим доказательством особой роли литературы в СССР было то, что при поступлении в университеты и институты, независимо от их специализации, все абитуриенты были обязаны написать сочинение — некий текст, своего рода эссе, размышления о литературном произведении. При этом проверялась не только грамотность автора сочинения, но и его гражданская позиция.
Советская школа должна была не только давать детям образование, но и воспитывать их образцовыми советскими людьми. А что такое советский человек? Многое здесь можно написать, но, наверное, сейчас я бы дал следующее определение: советский человек — это тот, который любит советское государство; верит ему больше, чем кому бы то ни было, даже своим родителям; который за свою Родину, то есть СССР, готов не задумываясь отдать жизнь.
На эту тему было написано много книг, которые мы разбирали в школе. С детства нас учили тому, что государство и коммунистическая идея важнее всего на свете, даже родителей. Кажется, в третьем классе я услышал историю про пионера Павлика Морозова, который донес на своего отца в НКВД, за что его убили кулаки. Этого мученика Павлика приводили в пример всем советским школьникам, учили брать с него пример, называли героем — ведь он защищал интересы государства, которые для советского человека были выше личных. Сейчас эта история, если не знать настоящих деталей дела, раскрытых уже после распада СССР, звучит совершенно дико и бесчеловечно: сын предал отца — а в детстве казалось, что так и должно быть и Павлик поступил правильно!
Мама, папа и я
Учитель литературы был работником, как тогда говорили, идеологического фронта. Поэтому моя мама довольно рано вступила в Коммунистическую партию. Она занимала «активную жизненную позицию» и с большим удовольствием выполняла различную общественную работу. Была председателем профсоюзного комитета в школе и даже парторгом школьной коммунистической организации. Но в первую очередь, я думаю, мама просто любила русскую литературу. И, что еще важнее, она любила учить детей, а ученики — любили ее. И по прошествии четверти века с того дня, как мама уволилась из школы, со многими из них она продолжает переписываться и перезваниваться.
Рано утром мама убегала на работу, а после пяти вечера возвращалась домой со стопкой тетрадей для проверки. Рабочий день учителя не заканчивался с последним уроком: дома по вечерам маме приходилось составлять планы занятий, подбирать цитаты, читать методическую литературу… И мое главное детское воспоминание о ней связано как раз с этим: мама сидит, низко склонившись над столом (у нее с ранних лет было слабое зрение), и что-то кропотливо выписывает или вычитывает. А еще мы с папой помогали ей проверять тетради — по природе мы все грамотные, так что у нас получалось неплохо.
Летом мама брала меня в походы со своими учениками, которые, как правило, были старше меня. Маршруты обычно имели идеологический подтекст: ходили, к примеру, по местам боев с фашистами под Москвой в 1941 году. Но бывало, что просто выезжали за город. Мне не очень нравился такой туризм: речка, печеная картошка, песни и танцы у костра до утра… К тому же иногда приходилось идти пешком с тяжелым рюкзаком от станции километров десять. Нет, такие путешествия не доставляли мне особого удовольствия.
А вот ездить в деревню на помощь колхозникам мне очень даже нравилось! Была такая практика в 60-80-е годы. Нам объясняли, что сами крестьяне осенью не справляются, не могут собрать весь выращенный ими богатый урожай картофеля, свеклы, турнепса и т. д., поэтому горожане должны им помогать. Впрочем, весной они почему-то тоже не справлялись, потому что маму вместе с классом посылали в мае на прополку. Иногда мама брала меня с собой на сельскохозяйственные работы. Этот однообразный труд всегда оказывал на меня благотворное воздействие. Я погружался в своего рода медитативное состояние и сорняки выдергивал из земли быстро и аккуратно. Работал даже лучше маминых учеников — подолгу и без перерыва…
Мой папа. На этой фотографии ему 4 года.
Мой папа Боря родился 7 октября 1935 года в Ленинграде. Город этот до революции назывался Санкт-Петербург и был столицей Российской империи. В 1991 году Ленинград вновь переименовали в Санкт-Петербург, но людям поколения моих родителей имя Ленинград гораздо привычнее.
Ленинград перед войной был вторым после Москвы городом по численности населения, по промышленному и научному потенциалу. Там находились всемирно известные музеи, театры, библиотеки, за что его называли «культурной столицей России» — поэтому отец с такой гордостью говорит, что родился в Ленинграде.
Когда началась война, семью деда Иосифа, также как и семью деда Марка, эвакуировали в тыл. «Эвакуация, эшелон, тыл» — все эти слова хорошо знакомы советским людям.
Советский Союз был самой большой страной в мире, протянувшейся на десять тысяч километров с запада на восток. Ни одна армия мира не могла сразу захватить такую огромную территорию. Это давало возможность спасти от фашистов людей, а также обезопасить промышленные предприятия, НИИ, объекты культурного наследия и т. д. В 1941–1942 годах семнадцать миллионов человек и две с половиной тысячи заводов, фабрик, институтов и других организаций были вывезены в Поволжье, за Урал, в Сибирь, Среднюю Азию, Казахстан…