Страница 3 из 13
– Смею ли я, милая Туся, надеяться свидеться с вами в ином антураже? – нашёлся Михей.
– Надежды грехом не станутся…, – смутилась девушка.
– А што как исполню подряд, да и осмелюсь пригласить вас на увеселительный променад? – осмелел Михей.
– Делу время, Михей Яковлевич, да и потехе час!
Барышня раскраснелась и поспешно скрылась по делам.
***
Сухаревы вышли из дворика купеческого дома, Гаранька закрыл притвор. Едва за ворота, Яков придержал сына.
– Разрази меня Господь! Почайна мне мыслишка, Михей, што над затеей сей хитрая роздумь витает?
– В чём жа хитрость, отец? Подъёмны выдали, древеса на выборку всякие, а на месте и под пядь примеримся?
– Лопни моя голова, дельце-те наугад плёвое… червонец под него без лихвы с дорогой душой!
– Плёвое, а плотют… Чай не вижу причин отпираться?
– Пущай так. Охулки в руку не покласть, да три червонца не напасть! – соглашается отец, – Куды прибыть, запомнил?
– Чай што гадать? Скородумовские лабазы на ярманке…
– Дай-ка доедем, озерцаем, как нонче хозяйство купеческое предстаёт. А под оказию и в ренсковый погребок к Михайлу Андрееву заглянуть ввечеру греха не выйдет…
Сухаревы запрыгнули в проезжавшую мимо пролётку.
***
Нижегородская ярмарка, а в нижегородском выговоре не иначе как ярманка – явление уникальное. Бесчисленные ряды промысловых и мануфактурных лабазов, торговых рядов, гостиниц, доходных домов или бедняцких приютов. От шантанов и ресторанов, цирков, каруселей и прочих различных увеселительных заведений голова шла кругом. Основная масса торгов свершалась в две летние недели, когда только спадало вешнее половодье. К тому времени сюда сволакивался товар не только со всей империи, но и многих стран Европы и Азии. Подрядная же суета продолжалась вплоть до зимнего ледостава.
Хозяйственный двор купца Скородумова представлял собой длинный лабаз, состоящий из складских отделений, с виду потому был огромен. Несколько входов, в середине двустворные основные ворота, коими заведовал ключник Софрон.
Сняв замки и разведя оба створа, Софрон пустил в складское помещение отцов и сыновей Скородумовых и Сухаревых. Вперёд их на склад проник луч света, осветив укладки досок, бухты канатов разной толщины, стеллажи с тюками, сундуки и ящики с разным товаром. Напротив входа стоял остов грузового автомобиля FIAT. На раме мотор с поднятым кожухом, за сиденьем водителя остатки кузова. Брезент валялся рядом.
– Софроха, отворяй шире, фаяту развидеть бы надоба! – скомандовал Скородумов старший, – Да поди возницу встреть, газолину бочку вспоможи поднесть…
Софрон ушёл. Вошедшие обступили FIAT, Яков прошёл к остаткам кузова вперёд. Кирилл зашарил по карманам, достал бумажный свёрток и развернул напоказ от руки, но достаточно броский рисунок предполагаемого вида фургона.
– Яков Степаныч, способности мои к наглядному начертанию требуют пущей натуги, – оправдался Кирилл, – Созерцайте прорись, коя под собственной рукою свилась…
– Добро, што снятые детали кузовка не пожгли, не порубили… Вымерять будет с чего, – отозвался Яков, рассматривая остатки изделия, после чего подошёл к остальным: – Сложности особой нет, Матвей Иваныч… Забот неделю-две, скажу прямо, а посему хитрость вашу к столь щедрой ссуде умом нейму?
– Прозорливо подметил, Яков Степаныч, а хитрость есть! А владеть ею будем мы с вами…, – купец огляделся, убедился, что лишних ушей нет, – И всея-навсе!
Глава II
В захолустном питейном заведении низового уровня дым коромыслом. Взачасто сюда наведывались разномастные урки, чтобы подсмотреть ротозея из того среза общества, кое можно было щипнуть практически без последствий. До недавних пор которое звалось бесчинцами и неудельными батраками, сейчас приращённое обедневшими рабочими и беглецами с фронта.
Шум, гам, пьяные крики и выходки лишнего хлебнувших. Народу не протолкнуться, свободных мест нет даже у ростовых столиков. Кто беднее грошем, налегают на солодуху, вприкусь посасывают сушёную воблу, дешёвую или бесплатно подаваемую к каждому третьему жбану. За отдельным присядным столом попивают водку из графинчика и щедро закусывают Яков Сухарев, плечистый кузнец Ероха и двое горожан.
– Нечастен ты здесь гость, Яков Степаныч? – опрокинув в рот лафитник, выдыхает горожанин старше, – В прибытках, усекаю, коли водкой угощаешь, да и на закусь не скуперда?
– Нечастый… И сим часом причинно зашёл, потому как к кузнецу Ерофею дельце прибыльно имею…
– Причина на погребке обышна: штобы лишний грошик карман не тянул…, – сыронизировал горожанин помладше.
– Спорить нету воли, коли грошик не набил мозолей!
– Даже набивши не одну мозоль, а залить за воротник на десятинку – всегда в усладу! – поправил первый.
– Кого с десятинки, другого и с двух не берёт! – очередной раз разливает водку по лафитникам Ероха.
– Ты, Ероха, кузнец удельный, – Яков прикрыл ладонью свой лафитник, – Чай по твою душу я здеся… Возьмёшься ли за необычную ковань?
– Кузнец жалеза не чурается… Сам же с мастеровых, Яков Степаныч – отношение усекаешь? – держит графин Ероха.
– С мастеровых…, – отнял ладонь от лафитника Яков, – Кузовок, полозки зимни да три багажных скрыни надо-те оковать… Не фигурной ковкой, а скоро и поперёк прочих дел…
– Кузовок-то, поди, для саней – большенький?
– Кузовок к грузомобилю фият, фаят ли… Внимай топерь к чёму я? – сощурился Яков.
Фиксатый субчик Фикса, фривольно балаганивший за соседним столом с такими же по виду уголовниками, притих и на слова Якова навострил уши.
– Вон ты к чёму ряд ведёшь… Жалезный прокат сойдёт к скреплению эдака изделия, ежели завитки непотребны?
– Заказным под сей труд купец Скородумов… Велел таку работу сделать, абы конструкция осталась крепка и не рушима от дорожных ухабов…
– Дело тады нехитрое… Окую уголья да проклепаю в локоть отступа… Сколь подымешь за таку плёву работёнку?
– Цену сбиваешь опрометчивым словом, Ероха? – заметил горожанин помладше.
– Не хули дело, докуда молва не поспела! – учит второй.
– Чай не обидишь приварком за простоту мою, Яков Степаныч? – заверился Ероха
– Не обижу… Успеешь ли в три дня? Скородумов обещал оплату достойную и денежный расчёт вовремя…
***
За столом конторского помещения механо-столярных мастерских занимается бумажной рутиной Авдей. По мастерским в помещение к нему проходят Фикса и такой же с виду уголовник Сизый. Завидев их, Авдей спрятал бумаги в ящик стола.
– Метнулись по тебе, Дрын, а он канцелярией укрылся?
Авдей не особо охотно, но поручкался с обоими.
– Пошто пришли, урканы залётные?
– Купца Скородумова знаешь, поди? – спросил Фикса.
– Мускусные торги… Отец мой Матвея в приятелях имел, я с Кирилой его маломальски знаюсь… Про коего спрос?
– А шут-те знает? Навострил ухо на мужицкий сговор…
Авдей набивает табаком трубку и раскуривает.
– На вдоволь прибыльный?
– Сам отмерь… Старый столяр, из твоих, похож, выпытывал кузнеца оковать барабаны багажные…, – ответил Фикса.
Авдей затянулся и, помедлив, пыхнул дымком:
– Второго дня Кирила искал древодела поручного, Сухарева ему отсоветовал… Сладили, получается?
– Да не торгуют мускусом с рундуков? – заметил Фикса.
– А на кой товар надоба? – добавил подозрений Сизый.
– Гадай не гадай… Слышали, переворот в Петрограде? – откинулся на спинку стула Авдей.
– Нам што… до переворотов оных?
– Экие вы! Купчишки нонче шепчутся, как схоронить от мужицкой власти нажитое… А Скородумов наперёд всех чует!
– Драпать намеряет? – домыслил Фикса, – На мо́биле… Молва шла за кузовок… жалезом оковать потуже…
– От-жась, на мо́биле? – мотнул бородой Авдей, – Дёру намеряет дать, старый скупердяй?
– Коли так, Дрын, спускать нельзя! – поддержал Фикса – Подкараулить бы у большака на подлеске да награйкать разом – такого куша нам ешшо не падало?