Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 89 из 259

- Может, съела чего-то? – засомневался Абызов. – От водки, если сразу хорошо пошла, потом не мутит.

- Может и съела, - Симорский пожал плечами. – Надо будет ей второй пакетик тоже развести. Проверенное средство, говорят.

*

Немного фото для любопытных. Так выглядят настоящие туристические лагеря в Антарктиде

Обязательное условие для любого лагеря - медицинская палатка

а так выглядит туалет (разные варианты - как повезет)))

Внутри палатка

23. Отлет в оазис. Группа Долгова

Патрисия Ласаль – Долгов

Самыми яркими и ужасными воспоминаниями детства у Пат были шахматные партии с матерью. Они с ней играли каждый субботний вечер, превратив уроки в ритуал.

- Ты отлично разыгрываешь дебюты, - часто повторяла мама, переставляя очередную фигуру на доске тонкими пальцами, унизанными кольцами, - но на дельнейшее твоей усидчивости не хватает. Вот только отличный дебют не делает игру, мат редко кто получает в первые семь ходов. Все самое интересное начинается в миттельшпиле.

Патрисия в свои четыре года, а именно столько ей исполнилось на момент начала занятий, усидчивостью и правда не отличалась. Субботние вечера превращались для нее в пытку. Ее манили залитые прованским солнцем просторы, слегка уже остывшие и потому особенно ласковые в преддверии благоухающей южной ночи. Она с тоской бросала взгляды в раскрытое окно, откуда ветер доносил щекочущий аромат жасмина («трахелоспермум жасминовидный» - так ее заставляли говорить, но из упрямства про себя она всегда называла эту лиану по-простому, повторяя за кухаркой Жанеттой). Мать пресекала все ее попытки сбежать раньше срока. Более того, если Пат по рассеянности допускала грубые ошибки, ее заставляли отработать их, увеличивая время урока на лишние полчаса.

- Усвой же наконец, - втолковывала мама, - шахматы это не просто образ жизни, это поэзия. К ним нельзя относиться без души. Как в любой поэме в них три этапа: завязка-дебют, миттельшпиль и концовка-эндшпиль. В дебюте важны первое впечатление и умение забросить крючки на будущее. Если ты сумеешь верно развить свои фигуры, то сможешь в дальнейшем контролировать большую часть жизненного пространства. Но не только контроль важен для победы. Чтобы победить, надо создать уязвимости для противника, не уступить ему центральных позиций. Пат, ты должна быть жесткой и целеустремленной. Дебют и эндшпишь можно просчитать и свести к известной развязке, как говорится, все сюжеты уже написаны и нет ничего нового под луной. Однако середина игры не подается ни прогнозу, ни точным расчетам. Именно она делает игрока, превращает его либо в поэта, либо в ничтожество. Моя же дочь не хочет быть ничтожеством, верно?

Патрисия вдыхала и соглашалась, хотя ей было очень жалко съеденных фигур. Они казались ей заколдованными человечками, и ей хотелось спасти их от гибели.

- Импровизируй! – требовала мать, отвлекая от созерцания застывших и словно скованных мукой лиц солдат, всадников и королев, искусно вырезанных из слоновой кости.

Пат импровизировала, стараясь свести партию к ничьей и потерять как можно меньше безмолвных фигурок. Но мама всякий раз разбивала ее в пух и прах.

- Она меня ненавидит, и я ее ненавижу! – захлёбывалась Пат слезами на кухне, где добрая розовощекая Жанетта укачивала ее, прижимая к своей необъятной груди.





- Не говори так о маме, конечно же,  она любит тебя, - утешала та. - Мадам Ласаль строгая, но справедливая, и желает тебе добра.

Но Патрисия чувствовала, что это не так. Мать никогда ее не жалела и даже лишала любимых игрушек - они попросту исчезали из ее комнаты, стоило мадам Ласаль заметить, что дочь проявляет особый интерес к той или иной кукле. Когда шестилетняя Пат притащила домой грязного скулящего щенка, мать собственноручно утопила его в ведре с водой, заставив ее смотреть на экзекуцию.

- Не смей реветь! А то будет хуже, – холодно предупредила она, ухватив мокрой рукой дочь за дрожащий подбородок. - Жизнь, как и шахматы, это выверенное произведение искусства, которое не терпит ничего лишнего. Избавляйся от балласта, от всего, что мешает достичь цели и впустую отвлекает внимание. В жизни нет заученных ходов, и все хорошо, что ведет к победе!

Пат не желала побеждать любой ценой. Но ее никто не спрашивал.

В восемь лет ее отослали в закрытый пансион. Девочка с трудом рассталась с Жанеттой, но радовалась, что наконец-то избавилась от материнских нравоучений. Впрочем, уезжая из любимого Прованса во мрачный Хальберштадт, она еще не догадывалась, что и остальной мир будет к ней жесток, ломая ее чувствительную натуру через колено...

*

…В столовой отеля было немноголюдно. Большая часть туристов уже позавтракала и разлетелась по экскурсиям. Пока Дюмон и Доберкур основательно заправлялись омлетом, Пат ограничилась одной маленькой чашечкой крепкого кофе. Выпив ее, она подошла к окну, желая немного побыть в одиночестве.

Ее муж, которому тоже кусок не лез в горло, тихо беседовал у входа в столовую с семейным адвокатом - кажется, в Москве у него образовались какие-то проблемы. Пат не вслушивалась, наслаждаясь кратковременным затишьем. Эти проблемы не имели значения, потому что касались не лаборатории, а театрального бизнеса – на них ей было глубоко наплевать. А вот моральное состояние и смятение духа, в котором ее супруг пребывал в последние дни, беспокоили.

Этим утром Павел попытался завести с ней сложный разговор, но Патрисия уклонилась. Она не считала себя готовой ни к более углубленному обману, ни к предельной откровенности. Ситуация стремительно менялась, прежние правила и установки переставали работать, но создать новую стратегию никак не получалось. Увы, так часто бывало: Пат сравнивала себя с бегуном на короткие дистанции, изнурительный марафон ей просто не по силам.

- У русского историка очень хороший вертолет.

Патрисия вздрогнула. Она так глубоко задумалась, что не услышала, как подкрался Доберкур.

- Наш вертолет тоже будет хорош, - она обернулась, храня на губах отблеск грустной полуулыбки.

- У русских лучше. Я выяснил, что Белоконев и Громов ангажировали последнюю модификацию «Арктики», такого транспорта здесь ни у кого больше нет. Два вертолета с Беллинсгаузена в Антарктиде уникальны.

- Что же в них такого особенного?

- Эта модификация рассчитана на специфические условия холодного климата и позволяет делать долгие перелеты. Если бы ты не прошляпила вчерашнее бегство Громова, можно было договориться с его пилотом, перекупить его – у них это запросто. Но теперь придется действовать иначе. Мы возьмем вертолет Белоконева, поскольку его машина остается в долине вместе с его группой до отбытия. Они не собираются гонять борт взад-вперед.

- Ты решил изменить план?

- На «Арктике» мы легко доберемся до Южной Георгии, подзаправимся на острове и возьмем курс на Ушуаю. Так быстрее и надежнее. Надеюсь, ты справишься с управлением.

-  Не знаю, мне придется разбираться на ходу.

- Разберешься, я помогу.

- Но чем был плох наш первоначальный план? Почему все надо спешно менять и приспосабливаться? Мы вообще не так с тобой договаривались.

Доберкур взглянул на нее темными непроницаемыми глазами:

– Да, мы договаривались, что ты будешь держать мужа в узде и обеспечишь нам полную секретность и безопасность. Но ты даже имени спецагента не сумела правильно определить. Я сыт твоими промахами по горло, теперь все будет по моему. Твое последнее дело - разобраться с «черным солнцем». Прочее я беру на себя.