Выжить в Антарктиде

Давно Вика так не волновалась перед выходом на сцену, как в этот раз! Бросая взгляд в полутемный зал сквозь щелку в занавесе, она видела лицо Громова, сидящего во втором ряду, и ноги у нее подкашивались. Она играла с расчетом только на одного зрителя, лишь ему хотела понравиться, и ей это, кажется, удалось.

До боя курантов оставалось меньше получаса, когда ей наконец-то удалось смыть грим, переодеться и незаметно выскользнуть в жилую часть гостиницы. Юра, как они условились, ждал ее у выхода на смотровую площадку с курткой в руке.

– Ты была великолепна! – шепнул он, и это прозвучало для нее самой лучшей похвалой из всех, какие она слышала за минувшие годы.

Вика набросила куртку и протиснулась вслед за Громовым в узкий тамбур, ведущий в некое подобие зимнего сада на крыше, и далее – на открытое пространство наблюдательной площадки.

– Так непривычно встречать Новый год при солнечном свете!

Юра приобнял ее за талию:

– В этом есть особая прелесть.

Они были не одиноки в своем желании сбежать с официальной вечеринки. В зимнем саду были заняты обе лавки, стоявшие у стеклянных стен, да и на площадке присутствовали люди.

Небесный купол над островом Кинг-Джордж в эту ночь горел невероятной палитрой оттенков. Солнце, хоть и коснулось линии горизонта, но не закатилось под нее, а, оттолкнувшись, начало неторопливое восхождение. Яркая заря не угасала. С севера надвигалась четкая линия облаков, натекающих с океана на материк. В сердцевине своей облака были темными, но края их окрашивались в оттенки малинового и желтого. Над головой чистое небо было совсем светлым, но его краски густели по мере того, как спускались к земле. Лед на склонах вспыхивал то красным, то оранжевым, то таинственно мерцал искрками морской волны, а ветер, хоть и ослаб, все так же прилежно сдувал с поверхности ледника снежные прозрачные завитки.

Администрация гостиницы транслировала запись церемонии из Нью- Йорка, где новый год наступил час назад. Хрустальный шар на небоскребе «Нью-Йорк Таймс» медленно спускался вниз, а из динамиков доносились комментарии ведущих и гомон возбужденной толпы.

Когда забили часы, отсчитывая последние секунды уходящего года, Юра и Вика повернулись лицом друг у другу. Они стояли так близко, что дыхание их перемешивалось. Ее руки лежали у него на плечах.

– С новым годом! – выдохнул Громов. Он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть прекрасное мгновение, хотя его тело просто вопило, требуя большего.

– С новым счастьем! – в тон ему сказала Вика.

Вокруг радовались туристы, прыгали, обнимались и кричали нечто восторженно-победное. А эти двое просто замерли, очутившись вне времени и пространства. Воздух в их легких стал таким густым, что едва позволял дышать. У Вики кружилась голова, и все звуки доносились как сквозь вату.

Юра преодолел вязкость сгустившегося воздуха первым. Он встряхнул непокрытой головой, избавляясь от оцепенения, решительно наклонился и поцеловал ее в губы. Сделал то, о чем мечтал со вчерашнего вечера. И Вика с готовностью отдалась поцелую.

Юра крепче стиснул ее в объятиях. Горячая волна возбуждения прокатилась по позвоночнику, ударяя в голову и выбивая прочь посторонние мысли. Чувственный отклик гибкого девичьего тела, прижимающегося к нему все тесней, ее губы, пальцы, запутавшиеся в его волосах – все это захватило целиком, унесло в вихре непередаваемых словами желаний.

- Я люблю тебя, - шептал Громов, - люблю...

Это была волшебная ночь. И даже то, что на самом деле ночи не было, делало окружающее похожим на сказку. Тьма, зло, все недоброе и лихое изгонялрсь возносящимся светилом. Невозможно было даже представить, что впереди кого-то ждут несчастья и поражения. Ведь известно: как встретишь Новый год, так его и проведешь. Юра и Вика были непоколебимо уверены, что их любовь, освященная самой природой, будет длиться даже не год – вечность.

*

Игорь Симорский  и Марина Бузина

В новогоднюю ночь Игорь Симорский был раздражен и лишен всяческого покоя. И все из-за этой девки, будь она неладна! Виктория Завадская настоящая ведьма! Смутила, околдовала, лишила удовольствия от всего, что недавно приносило радость. Недаром таких в средние века сжигали на костре! Он бы тоже сейчас не отказался от зрелища, как эта холодная красавица корчится в пламени…

Нет, будет гораздо лучше, если она станет корчится под ним! Голая и распятая под тяжестью его накаченного тела. Пусть умоляет о пощаде, пусть кричит – но милости от него не дождется! Он дошел до ручки, не может ни есть, ни пить, ни спать – только и думает об этой стерве. И даже Маринку, вечно на все готовую, выносить уже не в состоянии.

Шекспировскую постановку Симорский нормально смотреть тоже не мог – ждал, когда на сцену вновь выйдет Завадская. Все прочее шло побоку, меркло в ореоле ее дьявольского искушения. Во время нудных сцен он ерзал в мягком кресле, казавшемся неудобным, зевал, скучал и обводил полубезумным взглядом зал, и лишь когда из кулис выходила Оливия, оживал и впитывал зрелище всеми порами.

Вообще-то Долгов, приглашая его в поездку, просил обратить внимание на актера, воплощающего дядю Оливии, весельчака и балагура. Но Симорский обо всем забыл. Его даже не привлекла изящная актриса, на пару с Давыдовым игравшая в этой постановке близнецов, хотя еще на ледоколе он бросал в ее сторону заинтересованные взгляды. Девушка была совсем молоденькая, ее личико дышало свежестью и никому еще не успело примелькаться. Завадская по сравнению с ней была, грубо выражаясь, «порченым товаром» - успела засветиться в низкопробном сериале и потому имела определенную репутацию, которую, если уж браться, требовалось долго и дорого изживать. Но Симорский был одержим, сознавал это и был готов тратить на нее миллионы, тем более, что талант у Вики имелся. Несколько частных уроков с хорошим педагогом, масштабная раскрутка образа – и Завадская может, может стать звездой!

Но за все надо платить в нашем подлунном мире. Симорский не хотел проявлять бескорыстие, потому что считал его мягкотелостью. Да и ломившие от неудовлетворенного вожделения чресла не позволяли ему изображать доброго дядюшку. Он хотел эту бабу!

После новогоднего спектакля Игорь Симорский твердо решил Завадскую перехватить и соблазнить. Ладно – у всех есть слабости и несбыточные желания, и у этой гордячки тоже. Раз не получилось с ней с наскока, он начнет осаду, завалит подарками – он умел быть настойчивым. У каждой женщины есть цена, даже у королевы. Он богат, не урод, спортзал посещает регулярно. Опять же – у него связи и безграничные возможности для того, чтобы сделать жизнь невыносимой или напротив -  вознести к сияющим вершинам. По опыту Симорский знал, что актрисы тщеславны, другие в профессию и не идут. Они не в состоянии жить без восхищения и аплодисментов, и если по-другому не получится...

Но начнет он, конечно, с хорошего. В сувенирной лавке он узнал у продавщицы, на что смотрела девушка, покупавшая безделушки перед ним, да так и не решилась приобрести. Оказалось, Завадская, как всякая нормальная женщина, не обошла вниманием прилавок с бижутерией. Особо выдающихся изделий там, ясное дело, не имелось, но один приличный браслетик Симорский опытным глазом сразу выцепил и купил без раздумий.

Целый день он представлял, как застегивает свой подарок на тонком запястье и целует это запястье, целует все, до чего дотягиваются губы. В первый раз, как правило, все будет слегка понарошку, с кокетством, с заявкой на будущее… Эти обжигающие видения срывали башню! Игорь просто не мог дождаться, когда поймает Викторию после спектакля в узком коридорчике – он даже на разведку заранее сходил, чтобы представлять, где лучшее ее караулить.

Вот только план потерпел фиаско: его задержал Абызов с каким-то дурацким предложением. Задержал буквально на минуту, но ее хватило, чтобы Вика умудрилась опять ускользнуть. Сначала Симорский разозлился, а когда понял, что Завадская не явилась и на новогодний банкет, рассвирепел. На банкете отсутствовал и этот гаденыш-ученый. Даже дураку было очевидно, что они умотали вдвоем.