Выжить в Антарктиде

Робкий голос Анны не явился сюрпризом, он слышал ее легкие шаги по размякшей земле. После купания в пране, несмотря на явную передозировку, он вернулся в привычную форму.

Грач повернулся. Егорова стояла перед ним в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, очень смахивающей на мужскую, и являла собой такой милый, мирный, беззащитный образ, что у него перехватило горло. Сегодня он мог ее потерять.

Он может потерять ее в любой момент, и все закончится, не начавшись. Этого нельзя было допустить!

Анна шагнула ближе:

– Я не нахожу себе места.

– Это не удивляет, ты столько пережила, – Грач протянул руку: - Иди ко мне.

Ее ладошка была нежной и маленькой, целиком утонувшей в его. И пальцы чуть подрагивали – Аня и правда сильно волновалась.

– Ты улыбаешься, – шепнула она. – Тебе идет улыбка

Он с нежностью смотрел на свое маленькое взъерошенное счастье, которое он совершенно не ждал найти на этом холодном континенте. Не ждал и не готовился.

Анна прижалась к нему – робко и неуклюже, запрокинула лицо, светящееся ожиданием. Он хотел ее целовать, ласкать, обладать ею, но не двигался, боясь спугнуть момент.

Тонкие брови, длинные черные ресницы, пухлая нижняя губа, от которой по его телу прокатываются горячие волны. Маленькое розовое ушко, не менее желанное. На лбу, где у нее была ссадина, осталось небольшое темное пятнышко… Все-таки странные дела творятся тут, на краю света.

– Не болит? – он нежно коснулся ее лба.

- Нет. Забыла давно.

Анна еще что-то сказала, но Володя прослушал, занятый тем, что снова думал о ее губах. Они мягко ему улыбались, двигались, притягивая взгляд. Грач чувствовал, что реагирует на близость ее тела, на звук ее голоса, на яркий блеск ее глаз. Он терялся, окруженный со всех сторон ее аурой, и желал всем своим существом погрузиться в то, что видел – чисто физически, не только умозрительно. Он жаждал слиться с ней, познать ее и забыться в ней по-настоящему.

Но где тут забудешься и сольешься? Ржавые машины, грязь и хлам, куда ни посмотри. И нет гарантии, что их уединение не прервут.

Мотнув головой, Грач вынырнул из соблазна и попытался сосредоточиться на чем-то еще, но Анна помешала высоконравственным помыслам. Она приподнялась на носочки, повисла на его плечах и поцеловала.

Послав к черту самообладание, Владимир схватил ее в охапку. Анна стала ему отвечать, и на ближайшие несколько минут он выпал в благословенную нирвану.

- Если ты считаешь, что я должен остановиться, скажи это сейчас, - попросил он, задыхаясь и мучаясь от собственного благородства.

– Я не хочу, чтобы ты останавливался.

Володя вновь приник к ее губам, а потом резко отстранился и предложил:

- Пойдем на метеостанцию. Вряд ли туда сейчас кто-то пожалует.

Он раздевал ее в каком-то угаре. Анна тоже пыталась помочь, но лишь бестолково дергала его ремень на брюках. Грач отвел ее руки и расстегнул пряжку сам.

Отрываясь, лишь чтобы перевести дыхание и освободиться от мешающих остатков одежды, они сливались в бурных объятиях. Временами помутнение спадало, и Грач пытливо вглядывался в лицо Егоровой, проверяя, что действует правильно, и она не против. Анна не возражала и ничего не требовала – подчинялась его желаниям, встречала его жадные руки с радостью, изгибаясь и постанывая. Грач наслаждался ее жарким дыханием, видом распухших от поцелуев губ и жаждал одного: обладать.

Он все же сообразил постелить на полу пыльный чехол и поверху растянуть собственный свитер. Аня понятливо опустилась на жесткое ложе, и он встал перед ней на колени, любуясь и восхищаясь.

- Я люблю тебя, - хрипло произнес он.

- И я люблю тебя, - ответила она.

Ее слова, ее радостный взгляд придали ему уверенности, и он окончательно избавился от рефлексий.

Она успела в последний момент:

- Вова, я должна, наверно, сказать… ты будешь первым.

Поскольку она с силой уперлась ему руками в грудь, Грач поневоле прервался и приподнялся, ничего толком не понимая.

- Аня?

- Я никогда раньше не была с мужчиной, - она так забавно покраснела, что Грач снова едва не отвлекся от содержания фразы.

- А как же… - он тряхнул головой, не в силах поверить, но удержался, не ляпнул про Сережу. Он сам видел, как рано утром они выходили из одной каюты на ледоколе – недвусмысленное поведение.

Анна обняла его, принуждая опуститься, и в ее глазах появилось виноватое и просящее выражение:

- Ты же знаешь, что делать?

- Да, - он сглотнул и рассмеялся. – Прости меня, идиота!

- За что?

- За все. В тебе столько сюрпризов.

- Со мной не соскучишься, - подтвердила Аня.

А Грачу стало вдруг так хорошо и спокойно, как не было никогда в жизни. Он нашел опять ее губы и поцеловал - нежно и властно. А потом еще раз невесомо и испытывающе. А потом она страстно обхватила его, и третий поцелуй получился обжигающим. Он углубил его, превратил в волнующее свершение. Неумелые движения Анны его больше не настораживали и не разочаровали, наоборот, заставляли преисполниться нежности. Она - его и только его девочка.

- Я обрел тебя, мое маленькое чудо, - шептал он в это умопомрачительное розовое ушко, чередуя признания в любви с прямыми доказательствами собственных чувств. – Я долго тебя ждал и никуда больше не отпущу.

Теперь Грач точно знал, что будущее обязательно наступит и будет для них с Аней безоблачным, как небо над антарктическим оазисом, соединившим их навсегда. Она – его продолжение, его половинка, его волшебная награда за все предыдущие неудачи. Она не предаст его, а он никогда не предаст ее.

55 (1). Путь к свободе. Подземный ход.

Павел Долгов

После того, как Паша увидел свою жену, обнимающую Ашора, жизнь для него потеряла смысл.

Вчера ночью его разбудил какой-то шум и скрип кровати. Паша долго лежал, стараясь вернуть ускользающий сон, но потом, повернувшись и случайно бросив взгляд в окно… Вспоминать открывшуюся картину было больно.

Любовники вернулись в дом по очереди, делая все, чтобы не разбудить остальных. Паша же словно закаменел на своем ложе.

После того, как обнаружилось, что Пат сговорилась с Юрой, Аней и Ашором, у него мелькнула мысль, что, возможно, дело заключалось в ином. Ну, правда, какие шуры-муры могут быть накануне смертельного противостояния? Но тот поцелуй… И то, как Ашор рисковал ради Патрисии жизнью… Он явно пал жертвой ее коварства, иначе зачем ему это? Эти двое спелись, постоянно обменивались репликами и понимающими взглядами, звучали на одной волне. Как слажено они помогали раненому Грачу, как тихо переговаривались, совещаясь над артефактом! Их многое связывало, даже слепому это было очевидно.

Павел терпел долго, прокручивал в голове разные варианты, сдерживался, пытаясь общаться со всеми ровно, не показывая, как сильно страдает. Древний артефакт залечил физические раны, но над душевными оказался не властен – разве что все время отныне придется проводить в пьяной эйфории от переизбытка энергии. Сейчас Павел наконец-то понял собственную мать, что именно та чувствовала, узнавая об очередной измене отца, и почему любовь сына не могла ей ничего компенсировать.

Однако уход от реальности, самоубийство или вечное пребывание в желчной депрессии не являлись выходом, Паша сознавал это и потому отважился на последнюю попытку склеить разлетающийся на осколки мир. Он запланировал откровенный разговор на утро.

Последняя ночь на станции Надежда прошла внешне очень спокойно. Юра дал всем выспаться и отдохнуть. Что ждало их в Хранилище, никто не знал, как и то, сколько времени им доведется блуждать под землей в поисках выхода (судя по вертолетной карте, горный массив в этом месте был богат на подземные и подледные полости и пещеры). Консервировать станцию не стали: Ашор предупредил, что, скорей всего, от Долины Драконьего Зуба ничего не останется, поэтому Громов просто составил список необходимых вещей, которые равномерно распределили по всем участникам.