Выжить в Антарктиде

«Что-то не слышал я прежде о таком храме и сосуде».

«Не каждому раскрывается тайна светлого храма, только людям с просветленной душой, истинным рыцарям, не знающим сомнений и твердым в своей вере».

Как бы там ни было, а древний храм на горе Монсегюр Раймунд Тулузский отыскал и завладел его секретом. Действительно, знающие люди утверждали, что много чудес совершил Сияющий Сосуд Белиссены, но только не восстановил потерянный глаз графа. Имелся бы Крест к Сосуду в пару – Крест животворный, отпирающий крышку и повелевающий ему исцелять особо сложные случаи, тогда совсем иное дело. Но Креста не было – хранился он в те времена где-то в далеких палестинах…

*

Историю обретения Креста-ключа Патрисия узнала из семейного предания, не предназначенного для чужих ушей. Из Первого Крестового похода граф Тулузский Раймунд  привез самую главную реликвию – восьмиконечный драгоценный крест и поместил его в храм на горе Монсегюр[3].

Был крестоносец в ту пору немолод, хорошо за пятьдесят, и считался самым старым и опытным рыцарем. Воевал он, как сам свято верил, за высшие ценности, и, завладев волшебным Ключом, и минуты не сомневался, что его следует отдать на благо всех людей, а не прикарманить. Для Ключа в старом святилище был построен отдельный предел, который, к великому сожалению, был уничтожен спустя двадцать лет сильным пожаром. Огонь не пощадил храм, превратив его в руины, но святыни – Сосуд Белиссены (Патрисия упрямо именовала его «черным солнцем») и Ключ к нему – удалось спасти и укрыть в подземном зале. Позже, когда вассал де Фуа Раймонд де Перей выстроил на развалинах храма первый замок Монсегюр, артефакты поместили в специальную часовню. «Солнце» (получившее стараниями трубадуров имя Святого Грааля) и пульт управления к нему почти триста лет хранились бок о бок, тщательно охраняемые от посторонних. Но Альбигойская война, развязанная Римским Папой против Хранителей, нарушила заведенный порядок...

*

Звонок из нотариальной конторы, где долгие годы ее ждало послание от матери, оказался неожиданным, зато пришелся весьма кстати. Патрисия явилась в неприметный офис, расписалась в нужных местах и получила письмо из прошлого. Вытряхнув из плотного конверта на ладонь небольшую подвеску в форме мальтийского креста, неравномерно усыпанного алмазами, она подумала о том, что совсем не знала свою мать. Она считала ее неудачницей, но Гвен оказалась гораздо крепче, чем палачи, так и не сумевшие вырвать у нее признание.

Уже дома, развернув письмо, Патрисия прочла первую строку: «Моя дорогая дочь…» – и остановилась. Дыхание сперло, и ей захотелось скомкать хрупкую бумажку. Это холодное, безликое обращение напомнило ей субботние вечера за шахматной доской. Пат была уверена, что никаких секретов ее мать не доверила бумаге, и записка лишь никому не нужный сентиментальный реверанс, однако заставила себя дочитать до конца.

«Моя дорогая дочь, я должна просить у тебя прощения за то, что обрекла на жизнь, полную смертельных опасностей, но не стану этого делать. Ни у кого на свете нет свободы выбора. Я сделала немало ошибок, совершила подлог, скрыла истину, предала любимого человека, но это только начало огромной цепочки, завершить плетение которой предстоит тебе. Этот Ключ – твой главный аргумент во всех спорах, защита и шанс уцелеть. Береги его, не выпуская из рук. Его ценность не только в алмазном рисунке, но и в той власти и значимости, которыми он наделяет. Я лелею надежду, что ты достаточно умна, чтобы открыть этим ключом дверь, ведущую на свободу. Знаю, ты не поблагодаришь меня за это, однако обязана предоставить тебе некоторое преимущество. Мне осталось недолго, они уже догадались об обмане и скоро придут за мной, однако Ключа им не видать. Я завещаю его тебе. Не мсти за меня. Если ты останешься в живых, станешь независимой, встретишь любовь и не будешь во всем руководствоваться только долгом, это и будет для меня лучшей наградой»

Патрисия заказала у ювелира вторую такую подвеску для сережек и кулон похожей формы, замаскировав артефакт в драгоценном винтажном комплекте. Она не собиралась мстить за мать, даже мысли такой не возникло, но бороться за себя была готова до самого конца.

Конечно, Ги Доберкур узнал о том, что Гвен оставила Ключ дочери. Как он догадался или кто ему подсказал, Патрисия не спрашивала. Она просто заявила, что Ключ останется при ней в качестве рабочего инструмента и гаранта безопасности.

– За «черное солнце» отвечаю я, а ты всего лишь обеспечиваешь нам зеленый свет на протяжении путешествия. И данная тема больше не обсуждается!

Доберкур это принял, но счел своим долгом напомнить:

– Очень многое в твоей жизни зависит от успеха нашей миссии. Гвен Ласаль запятнала не только собственную репутацию, но и на тебя бросила тень, поэтому торговаться не в твоих интересах. По окончанию ты должна передать не только «солнце», но и подробнейшие инструкции по управлению им. Аутентичный Ключ тоже входит в обязательный набор. В противном случае наказание не заставит себя ждать.

– Я делаю все, чтобы поездка была удачной! – огрызнулась Патрисия. – И учти, угрозы для меня плохой стимул.

В том, что сейчас они с Ги работали в темном контакте над одним и тем же проектом, заключалась ирония судьбы. В 12 веке предки Доберкура обнаружили в подземелье Храма Соломона ковчег с бесценной рукописью, повествующей о Граале-«черном солнце» и «ключе жизни»,  и с тех пор не оставляли попыток завладеть волшебными реликвиями. Даже святой Бернар Клервоский[4], весьма благоволивший храмовникам, приезжал в Лангедок в 1145 году на переговоры об артефактах, но не преуспел. И вот сейчас потомки вековых антагонистов сошлись в едином броске к Южному континенту, да только соперничество никуда не делось.

Пат не верила Ги – обманывая его, глупо рассчитывать на снисхождение. Она была совсем одна против целого мира и страстно при этом хотела жить. Ключ к «солнцу» и остро заточенный разум были ее единственными союзниками.

*

Утром перед совещанием Павел отвел Патрисию на метеостанцию, чтобы попрощаться с Игорем Симорским. Отказать мужу она не решилась – он был слишком настойчив, а публичный скандал это всегда лишнее. По дороге Паша нервничал, а Пат было все равно, хотя она догадывалась, что муж в курсе ее смертоносных интриг и ведет ее подальше, чтобы поговорить с глазу на глаз.

– Я хочу, чтобы ты на совещании была со всеми честна и откровенна, – глухо сказал Павел, переступая порог тесной прихожей. Если он и планировал отдать погибшему другу последний долг, то совсем о нем забыл, сосредоточившись на сиюминутных проблемах.

Патрисия вошла в квадратный домик вслед за супругом, зябко поводя плечами и поглядывая на лежавшего на полу покойника.

– Я уже все сказала вчера возле вертолета, новой информации нет.

– Ты не понимаешь! Люди косятся в нашу сторону, они нам не доверяют, а так жить нельзя. Тебе следует во всем признаться и повиниться.

–Мне не в чем виниться.

– Не в чем? Серьезно?

– Я все делала ради тебя, милый.

– Это тоже ради меня? – вспыхнул Долгов, указывая на завернутого в серую простыню Симорского. – Я все знаю, Пат! Ты затащила сюда этих несчастных, ты и твой старый приятель Ги! Вас видели и слышали, есть свидетели. Сережка Абызов сгорел в вертолете, Катя, Игорь – их больше нет, а ведь я позвал их на свадьбу! На свадьбу, понимаешь?! Мы сейчас праздновать должны, радоваться, а не поминки справлять!

– Это несчастный случай, – устало произнесла Патрисия. – Вина твоих сотрудников не меньше. Я не знаю, на кого работают Грач и Ишевич, может даже, на русскую мафию или на правительство, которое совсем не хочет тебе платить за важную находку, но если бы не подозрение, что «солнце» отнимут, мы не пошли бы на крайние меры.

Павел рыкнул и, схватив ее, прижал к стене, отозвавшейся металлическим гулом.

– К чертям собачьим «солнце», правительство и мафию! Моя жена преступница – вот что меня бесит! Я не понимаю, что мне делать: спасать тебя или твою репутацию? Я планировал защищать тебя от притеснений Доберкура, но вот спрашиваю себя: а может, ты вовсе не против, а? Может, мне заткнуться и не мешать вам крутить амуры за моей спиной?