Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 165 из 259

*

Четверг, 2 февраля 1950 года

Долго не писал в дневнике, два дня собирался, да не хватало времени.

Отряд, отправленный через перевал Шаповалова в соседнюю долину, куда еще недавно путь был открыт, вернулся ни с чем. По-видимому, огромная радужная сфера накрыла Драконий Зуб и продолжает сужаться. Я потерял четыре зонда, пытаясь измерить температуру. Они исчезают уже на высоте 300 метров.

Соворотов и Моренов выдвинули предположение, что центральная точка сферы располагается в районе пещеры,  и купол на самом деле представляет собой не правильную сферу, а сфероидный объект – пульсирующий элипсоид вращения[9], отсюда такой непонятный на первый взгляд разброс в данных. Внутри него неправильно течет время – Соворотов утверждает, что сегодня не 2 февраля, а 28 января, потому что время внутри нашего пульсирующего сфероида идет медленнее, чем для наблюдателей по другую сторону «купола».

Он долго и пространно объяснял нам свою идею, состоящую в том, что, двигаясь к поверхности «радужного купола» мы должны выходить из зоны замедленного времени. И где-то в осевой (полярной) точке сфероида обязательно должен сыскаться выход из ловушки. С ним некоторые соглашались, а некоторые активно возражали, но я, признаться, мало что понял.

Тем не менее, гипотеза Соворотова была принята за основную, и нам всем предстояло ее проверить. С помощью виртуозных математических расчетов для начала требовалось обнаружить ту самую точку выхода (по мнению Афанасия Петровича точка должна была располагаться не в воздухе, а под землей, в пещере – именно эти доводы казались мне самыми сомнительными, но отвергнуть их никто не решался). Если Соворотов прав, а точка будет в радиусе доступа, мы выйдем через нее на ту сторону «купола».

Собственно, никаких других идей, кроме как рискнуть, нам и не оставалось. Судя по тому, как быстро и неумолимо сжимался «радужный купол», скоро он уменьшится настолько, что уничтожит все, что мы делали, включая нас самих. Ни один материальный предмет не в состоянии пересечь преграду. Купол кажется прозрачным, нам видна долина за его пределами, но на самом деле это иллюзия. Несколько смельчаков пытались пройти сквозь него, но бесследно исчезали. Они не делались видимыми по ту сторону, долина там оставалась безжизненной, но и не возвращались обратно, что логично предположить, если бы они остались живы и имели возможность пересечь «плёнку» в обратном направлении.

Чтобы пресечь эту дурную практику, полковник Сарматов приказал не приближаться к «радужной пленке» ближе, чем на три метра. Он выставил охрану на станции и организовал патруль, который планомерно обходил долину, вылавливая нарушителей-энтузиастов.

*

Вторник, 7 февраля 1950 года

Я продолжаю указывать привычные даты, хотя уверенности в них нет.

А вот Соворотов чувствует себя все увереннее, потому что его теоретические измышления начинают подтверждаться на практике. Секретность с группы в Пещере в наших условия полностью снята, ученые обсуждают свои проекты и спорят в открытую, но мы мало что умеем понять в этих спорах.

Если говорить в двух словах, есть надежда, что нам не только удастся покинуть «радужную сферу» через точку выхода в подземных лабиринтах Пещеры, но и сделать так, чтобы в момент выхода разрушить непроницаемый купол. Это стоит сделать хотя бы ради того, чтобы сохранить станцию. Пещера и ее уникальное содержимое  имеют огромную ценность для науки и нашей страны. Если мы потеряем их, это будет предательством. Мы предадим будущее и народ, который доверил нам почетную миссию в Антарктиде.

Среди нас не нашлось ни одного человека, кто не был бы готов пожертвовать собой ради сохранения Надежды. Мы верим, что гениальный ум профессора Соворотова укажет нам путь на свободу и способ сохранить в неприкосновенности материальные ценности прошлого и настоящего.

Через два дня мы предпримем нашу единственную попытку…

*

Пятница, 10 февраля

Сегодня мы консервируем станцию. Очень скоро, точнее – уже в это воскресенье, 12 февраля, я впервые переступлю порог загадочной Пещеры. Даже не могу представить, что ждет меня внутри – во всех смыслах.

Мы привели в порядок наши жилища, собрали палатки, мусор, отключили генератор (который все чаще работал с перебоями из-за помех). Настроение у нас бодрое. Никто не паникует.

Мы снимаем копии со всех важных документов и журналов наблюдений, но только тех, что касаются аномалии и эксперимента. Сарматов предупредил, чтобы никто не тащил с собой лишнего. Мы пойдем налегке. Личные вещи оставляем на своих местах. Однако я все же рискнул и снял копию с этого дневника: папиросные страницы невесомые и буду совсем незаметны под курткой.

Допускаю, что мы еще вернемся сюда и очень скоро. Или за нами придут другие исследователи неведомого, которые будут лучше нас вооружены знаниями и не повторят старых ошибок. Для них я оставляю свои записи-размышления на видном месте.





Дорогие друзья, если будет у вас возможность, разыщите меня в Ленинграде, чтобы вернуть эту тетрадку! Я буду с нетерпением ждать нашей встречи и весточки, которую вы принесете мне о состоянии дел в нашем оазисе. Мой адрес: улица Кирова, дом 56, квартира 8, Валентин Иванович Знаменский.

Хотя нет, я верю, что и сам вернусь однажды в Антарктиду, чтобы закончить начатое. Климатические особенности нашего оазиса представляют интерес для будущих поколений исследователей.

Итак, мы собираемся в Пещеру, полные здорового оптимизма…»

*

– Это все, последняя запись, – сказал Белоконев, закрывая тетрадь.

Глубокую тишину прервал голос Кирилла:

– Вы думаете, у них получилось?

– Станция стоит на месте, – ответил Ашор. – Все вещи, документы и даже ржавый самолет уцелели. Будем считать, что профессору Соворотову удался его план.

– А люди? – тихо поинтересовался Давыдов. – Вещи уцелели, а какова судьба этих людей?

Многие взглянули на историка, ожидая подтверждения, но тот покачал головой:

– Я ничего не знаю о тех, кто жил и строил Надежду. В рассекреченных архивах об этом не упоминалось. В наших ограниченных условиях, без доступа к Интернету, проследить судьбу отдельных людей в прошлом не представляется возможным. Даже зная их имена и фамилии.

– Дневник не слишком нам помог, – заявил Доберкур. – Много эмоций и мало толку. Каков был план профессора, где именно в пещере они искали проход, есть ли доказательства тому, что этот проход и в нашем случае находится на том же самом месте, а не сместился, скажем, в толщу скалы?

Грач повернулся к Патрисии:

– А что вы скажете, мадам? Вы хотя бы в качестве предположений можете озвучить, что именно придумал профессор Соворотов?

– Мне надо увидеть его записи, если они сохранились в местной лаборатории, – сказала та, – но я понимаю ход его мысли. Довольно простое и гениальное предположение, но его следует тщательно проверить и все рассчитать заново.

– Это уже кое-что. Значит, идем в лабораторию, – постановил Громов, вставая.

В качестве начальника станции Юра распределил обязанности на остаток дня следующим образом. Патрисия, Ашор и Доберкур отправлялись в лабораторию искать документы, способные пролить свет на случившееся. Грач и Егорова шли на место исчезновения Артема, чтобы отметить границы пузыря и осмотреть изменения на радужной пленке, если таковые обнаружатся. Упоминание в дневнике о том, что сфера сжимается, никому не понравились. Белоконев, Жак и Кирилл оставались на хозяйстве. Давыдов с Ишевичем брали квадроцикл и ехали на перевал забирать рацию. Ну, а Павел Долгов на пару с Громовым поднимались к Пещере, дабы разведать обстановку.

– Если объект был секретным, там может стоять решетка, сигнализация, какие-то нелепые замки, нам потребуются инструменты, – предположил Долгов. – Сходим взглянем, что понадобится, прикинем объем работы.

– Хорошо, вроде бы все получили задания, – подытожил Громов, – я никого не забыл?

– Вику ты забыл, – тихо и с долей иронии произнесла Аня.