Выжить в Антарктиде

– Это мои переводы, я не вру. Просто время для них еще не пришло. Вот уляжется все, и я займусь этим вплотную. Степень защищать буду.

– А что не в банковскую ячейку?

– Говорю же: не хочу светить свое имя перед адвокатами. Они же как акулы.

Жак слушал эмоциональные и оттого сбивчивые объяснения, пока не устал поддакивать, после чего решительно закинул портфель на зеркало и заявил, что опаздывает в офис. И только глубоко в ночи, куря в пижаме перед открытым балконом, сообразил, что его сосед никогда прежде о жене не упоминал.

«Был он женат или не был?» - напряг Дюмон память, но вспомнить не удалось.

А на следующее утро Анатоль выпал из окна. Выпал неудачно, попал прямо на острые прутья ограды и скончался на месте. Полиция постановила: покончил с собой, поскольку у покойного были долги, а работы уже не было. В комнате не обнаружили следов борьбы, а окно было открыто всю ночь по случаю летней духоты – вот у человека в депрессии и возник соблазн покончить со всеми проблемами разом. Страшная смерть, но жизнь, видимо, казалась бедняге еще страшней. Ко всему прочему нашлись свидетели, видевшие Анатоля накануне в изрядном подпитии.

Хозяйка апартаментов причитала, как трудно теперь будет найти нового жильца в квартиру самоубийцы и придется снижать цену. А Жак, оглушенный, стоял на площадке и молча наблюдал за вереницей офицеров судебной полиции. Он сказал себе, что две смерти за три дня – это не шуточки. Портфель покойного Анатоля, брошенный в прихожей, превращался в неудобную улику.

Жак не стал о нем сообщать и вообще общаться с полицией, сбежал поскорей, пока ему не принялись задавать вопросы и ловить на лжи. Весь день он просидел в офисе как на иголках, и едва вечером переступил порог своей уютной квартиры, схватился за портфель.

Он мало что понял в бумагах сходу, и в растревоженном состоянии ума ему все мерещились подозрительные шорохи на лестничной площадке. Однако Жак был упорен и въедлив, он задернул шторы, запер дверь на все замки, и, по мере погружения, перед ним стали вырисовываться захватывающие картины. Анатоль был прав: если дело довести до ума или – что гораздо лучше - продать идею нужным людям, можно и впрямь разбогатеть. Бумаги из портфеля покойника стоили дорого.

Анатолю (или профессору – не известно, кто стоял у истоков) попал в руки личный архив немецкого физика Ганса фон Авербаха, жившего в середине 20 века. Физик, опираясь в свою очередь на более старые документы, разрабатывал проблему «гравитационной турбины» - механизма, питающегося энергией «черного солнца». Поскольку речь шла о гравитации – то, что существует всегда и при любых условиях – источник энергии оказывался неисчерпаемым и бесплатным.

Предвосхищая время, фон Авербах, полемизировал в письмах (их переведенные черновики с разъясняющими пометками Анатоля на полях тоже хранились в папках) с коллегой-физиком, приверженцем контролируемой энергии ядерного распада. Немец настаивал, что дешевле и безопаснее использовать гравитацию, а не атомную энергию. Он оперировал гипотетическими частицами[1],  предсказанными в 1930 году Вольфгангом Паули (об этом так же на полях сделал пометку Анатоль).

«Черное солнце», размещенное в сердцевине нашей планеты, - писал фон Авербах, - как утверждали наши великие предшественники, представители арийской цивилизации, питается энергией звезд. Еще в 1911 году Гесс, ставя опыты по изучению проводимости газов, указывал на возможность существования ионизирующего излучения внеземного происхождения. Древние арийцы прекрасно были о нем осведомлены. С этим внеземным излучением на Землю попадают особые частицы, проникающие в самые глубины. Они тормозятся под воздействием внутренних процессов и выталкиваются обратно. На выходе из земной коры их энергия достигает максимума и порождает вихревые образования. Если построить турбину, раскручивающуюся энергией изгоняемых гравитационными силами звездных частиц, ее вес станет уменьшатся пропорционально скорости раскручивающегося маховика, и машина, оснащенная подобной турбиной, оторвется от поверхности и сможет летать с огромной скоростью».

Анатоль чуть ниже приписал: «Природа мюонного нейтрино, антинейтрино, левитон и принцип антигравитации[2]. Проверить срочно!!!».

Дюмон ничего не знал о мюонах, левитонах и антигравитации, но вполне верил, что из данной теории может выйти толк. Его потряс не только масштаб замысла, но и сопутствующее обстоятельство: в бумагах было указано точное место существующего прототипа турбины, созданного древней цивилизацией предтечей. По мнению фон Авербаха оно располагалось на землях Новой Швабии в Антарктиде, где в последние годы второй мировой войны сосредотачивались самые передовые производства и лаборатории. Ученых спешно и тайно вывозили из Европы в Аргентину и Новую Швабию, выводя из-под удара наступающих войск.

Фон Авербаху тоже требовалось прибыть в испанский порт, где его ждал корабль (об этом он писал в своих заметках), но поскольку его архив был обнаружен спустя полвека пылящимся на чьем-то чердаке, в дороге с ним приключилось несчастье, и в Антарктиду Ганс не попал. Видимо, и с другими учеными-физиками, занятыми в проекте «Черное солнце», что-то случилось, потому что мир не узнал об их разработках. Управляемый ядерный синтез и проект атомной бомбы угодил в руки американцев и выиграл гонку, а вот про антигравитацию волей случая все забыли на долгие годы.

Однако сегодня, после Чернобыля и Фукусимы, термояд, скорей, пугал, чем внушал уверенность в завтрашнем дне. Вопрос о чистой энергии гравитационного поля, не имеющей побочного эффекта в виде радиации и фонящих отходов, вставал в полный рост.

От греха Дюмон отнес портфель в банк, как советовал соседу, и оставил там на год. Год – хороший срок, чтобы все страсти улеглись, слежки прекратились и бумаги отлежались. За год можно было придумать, к кому обратиться за поддержкой, кого соблазнить и где найти недостающие звенья.

Жак заставил себя жить, как раньше – скучно и обыденно. Но не оставил идею разобраться, в чем же виделась прибыль несчастному Анатолю. То, что смерть его и профессора имела отношение к таинственному портфелю и была насильственной, казалась очевидным. Жак вовсе не желал повторять их судьбу, но и против того, чтобы разбогатеть подобно Крезу, ничего не имел против.

Через год и три месяца после смерти Анатоля, Жак Дюмон решил, что план пора претворять в жизнь. Он обратился в фонд «Миссия достойных» и стал ждать ответа. Когда ему позвонили и сообщили, что его желает видеть сама патронесса фонда Патрисия Ласаль, Жак понял, что все у него получилось.

*

...Когда к обеду следующего за космической катастрофой дня шторм наконец-то утих и снаружи заметно посветлело, душа Дюмона наполнилась ликованием. Это случилось впервые с того момента, как его нога ступила на палубу ледокола. Снег, метели, холод — все это было громадными минусами Антарктиды, которые приводили Жака в ужас, и он бы ни за какие деньги не поперся в это богом оставленное местечко, если бы не категоричный приказ Патрисии Ласаль.

Первоначальным планом Жака было сбагрить ценные бумаги за энную сумму и зажить припеваючи. Но патронесса благотворительного фонда вцепилась в него и лаской, подкупом и угрозами заставила-таки лететь в Аргентину, а потом и плыть на вонючем и громко вибрирующем ледоколе на самый край земли.

В первые месяцы их сотрудничества Жаку немного льстило, что он на короткой ноге с такой важной персоной, как дочка Нобелевского лауреата. Пат постоянно улыбалась Дюмону, называла его свои другом и благосклонно воспринимала попытки ухаживания, хотя и держала дистанцию. Жак, впрочем, не наглел, понимал, где он и где она – потомственная аристократка и ума палата, а скоро эти фальшивые заигрывания стали его откровенно тяготить. Дюмон обожал жару (и в природе, и в человеческих взаимоотношениях), а Патрисия была проморожена насквозь, как айсберг. К тому же она выходила замуж за русского богача, и Жак видел, что жениха своего Патрисия не любит – лишь делает вид и улыбается с той же холодной миной, как до этого делала вид с ним. Возможно, у богачей и аристократов так принято, но он, сын простого пролетария, всегда старался держаться от подобных игрищ подальше.