Выжить в Антарктиде

*

Молодой и неопытный начальник охранной службы с забавной фамилией Грач Дмитрию нравился. Грач был честный и надежный. Может быть, не столь хитроумный, каким его хотелось видеть, но он учился налету. Грач раскусил Патрисию, уверенно взял след на корабле и с упорством бульдога шел к цели, отделяя главное от неглавного. С ним Ишевич легко бы мог отправиться хоть в разведку, хоть на Марс, и было даже немного совестно использовать Володю вслепую.

К сожалению, Борзина оставили в обойме, поставляя ему дезинформацию, но хитрый начбез начал что-то подозревать и зачем-то предупредил французов. Мучимый противоречивыми сомнениями, Дима накануне отъезда даже послал Грачу анонимную записку с упоминанием станции Надежда. Володя переполошился, поскольку про Надежду не слышал и содержание записки толком не понял, однако наживку заглотил, что было на руку. Таким образом, активность Грача служила для Костюмера громоотводом.

В поездке Дмитрий на первый план не лез, а по ходу дела приглядывался к остальным участникам антарктического круиза. Львиную долю наблюдений поставлял ему, сам того не подозревая, Владимир. На ежевечерних и утренних пятиминутках он делился с ним соображениями, и Ишевич считал, что вполне может на них положиться. Когда-то с подачи Грача Дима стал доверять Юрию Громову, оказавшемуся действительно надежным человеком, а теперь именно Грач выделил из разномастной группы пассажиров самых подозрительных.

Опасения начальника охранной службы по поводу Вики Дима, правда, не разделил (Вика по характеру не походила на засланного казачка), но вот в отношении двух других – Анны Егоровой и Ашора Визарда – прогноз оправдался.

Вечером второго дня плавания, пока вторая смена ужинала в столовой, а Долговы миловались, запершись у себя, Ишевич провел беглый осмотр вещей двух артисток. Старпом оказался понятливым и правильно расставил приоритеты, предоставив универсальный ключ от всех замков и поклявшись держать язык за зубами. Вика, как и предполагалось, не везла с собой ничего подозрительного, а вот Анна отличилась сразу по двум пунктам: боевым стволом с коробкой патронов к нему и склянкой с порошком, похожим на сахарный песок с миндальным запахом.

Дима показал старпому склянку и, под предлогом замены порошка на настоящий сахар, забрал у него ключ на весь вечер. Действовать требовалось быстро и скрытно, пришлось даже отпроситься с дежурства. Грач, против ожиданий, лишних вопросов не задал, видимо, был настолько поглощен собственными тяжелыми думами, что доверился напарнику полностью.

Отправив Долгова досматривать спектакль, Ишевич убедился, что каюта Егоровой пуста, и поменял содержимое странной склянки. Патроны и оружие он оставил, как было, после чего стал думать, что делать с фальшивой гимнасткой.

После долгих колебаний Дима не сообщил Грачу о находках. Простой охранник, которого он изображал, не стал бы действовать по собственной инициативе, да еще и вне правовых рамок. Потребовалось бы объясняться, раскрывать карты, но Патрисия уже с подозрением косилась на Грача, и Дмитрий промолчал, желая немного потянуть время.

Девушку Анну, если честно, было жаль. Учитывая склонность Стальнова к мелодраматизму, ей, скорей всего, была уготована участь «несчастной влюбленной», которая сначала устранит свою конкурентку или даже самого Павла-«предателя», а потом бросится в воды пролива, осознав, что натворила. На данный случай среди матросов, обслуги, а то и ее коллег-акробатов наверняка находился подкупленный соглядатай, который бы помог Анне «покончить с постылой жизнью» и объявил бы себя свидетелем. Примерно по таким схемам Стальнов действовал и прежде, выходя сухим из воды. Этот клубочек еще предстояло распутать, но первым на повестке у Дмитрия все-таки стояло совсем другое.

Конечно, он вмешался бы, если дело зашло слишком далеко, но Анна с самого начала повела себя немного нелогично. Она зачем-то завела любовника среди актеров, сводя на нет «легенду» о безутешной возлюбленной, потом явно намеренно засветилась с пистолетом на вечеринке... Ишевич заподозрил, что Егорова собирается Стальнова кинуть, и ему стало любопытно, что именно она задумала.

К концу плавания он, глядя на ее игру с Патрисией и Володей, даже проникся к циркачке уважением. Она так ловко обводила всех вокруг пальца! Да и от склянки с ядом Анна избавилась – Дима случайно стал свидетелем этой сцены, прогуливаясь по верхней палубе вслед за четой Долговых. Даже если Егорова швырнула пузырек в воду лишь потому, что обнаружила подмену, ее порыв следовало поддержать и развить на пользу общему делу. У Димы появилась мысль, как в нужное время использовать Анну против французов.

А вот с Ашором все обстояло гораздо непонятнее.

После повторного визита к Егоровой, Ишевич наведался и к Визарду, занятому на полуночной вечеринке. Результат обыска был нулевым, за исключением того, что на двери обнаружился тоненький волосок, чья потеря просигналила бы хозяину о вторжении.

Усмехнувшись, Дима прилепил волосок обратно, но так и не понял, зачем ставить сторожок, если в каюте ничего компрометирующего не прячешь. Мания преследования или профессиональная привычка?

Возвращая старпому универсальный ключ, Ишевич выяснил, что иллюзионист ни разу не выходил с посланиями в эфир, не покупал интернет-карту и не получал на корабельный ящик писем. Ашор Визард оставался загадкой. Он был непробиваем, спокоен, держался в тени, все подмечал (в том числе, жгучий интерес со стороны Димы), но при этом не вмешивался ни во что и уклонялся от общения. На попытку Ишевича навести мосты, он ответил шуткой. Визард словно пришел из пустоты и работал сам по себе, без координации со стороны. Диму это начинало напрягать.

А тут еще выяснилось, что фокусник совершенно точно знал об артефакте! Проверяя карманы кардигана Патрисии, который та неосмотрительно бросила при входе в каюту, Дима нашел записку из апельсина: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю». Говорящая о многом фраза, особенно тем, кто в курсе: все, чтобы ни сделала Патрисия и ее люди, пойдет им во вред и на пользу противнику – Дима тоже так считал, ибо за его спиной стояли весьма серьезные силы, а плетью обуха не перешибешь. Повторяя слова пророка Осии, Ашор словно призывал Пат одуматься, пока не стало слишком поздно, а значит, догадывался, зачем на самом деле она плывет в Антарктиду. И, что самое интересное, верил в ее способность остановиться.

Похожее меткое послание получил от фокусника и Грач. Получалось, что Ашор слал сигналы обеим сторонам, и Дима безуспешно ломал голову, за кого иллюзионист болел в этой сложной партии. Он подозревал в Ашоре своего коллегу из параллельного ведомства, но никак не мог понять, с какой целью его заслали.

Когда Грач сообщил, что фокусник наконец-то обозначил себя и предложил помощь с заложниками, Ишевич искренне обрадовался. Числить среди врагов такого «мастера иллюзий» было себе дороже…

*

Мотовездеход едва не перевернулся, налетев на невидимую в потемках преграду. Паша в самый последний миг вывернулся и поставил машину боком.

– Все, – крикнул он, – дальше не проедем! Быстрей и проще пешком.

Они распределили вещи, включили фонарики и продолжили путь.

На перевале Шаповалова раненым зверем завывал шальной ветер, а над головой все так же клубились полыхающие изнутри тучи – только здесь они казались ближе и страшнее. А еще было впечатление, будто срезанные верхушки гор сияют. От них, как и от туч, исходил колеблющийся красноватый свет. Резкие тени выделяли все ложбинки и трещины, но это больше давило на психику, чем помогало ориентироваться.

К сожалению, тонкие лучи фонарей не позволяли разогнать осцеллирующую адскую тьму. Небольшие ямки мнились глубокими провалами, а камни перемешивались со своими дрожащими тенями, нарушая привычные законы перспективы. Люди то и дело оступались.

Долгов, слегка согнувшийся под объемным тюком со спальниками, пер напролом, не замечая усталости. Он был настроен решительно и стремился достичь подъемников как можно скорее, до начала бури. Громов, несущий чемоданчик с аварийной радиостанцией, действовал осторожнее. Вооруженный подобием посоха, он проверял каждый свой шаг на ощупь. А вот Диме, не догадавшемуся прихватить распорку от контейнера, приходилось полагаться только на свои пять чувств. Наверное, именно поэтому он первым уловил запутавшийся в шуме ветра отчаянный призыв.