Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 117 из 259

– Вы заставили его!

– Это гнусный поклеп. Максимка взрослый человек и согласился оказать услугу не под дулом пистолета. Мы даже можем позвать его, чтобы он подтвердил свой статус добровольца.

– Я не верю, потому что знаю, чем вы его шантажировали.

Стальнов улыбнулся:

– Максиму повезло с сестрой, но вот тебе, Анечка, не повезло с братом. Он никогда не думал о тебе: ни когда якшался с дурными компаниями, ни когда убивал человека, ни когда примчался к тебе за помощью, вместо того, чтобы решать проблемы самостоятельно. Он постоянно подводит тебя под монастырь, потому что не обладает твоей выдержкой, умом и способностью выходить из самых скользких ситуаций с достоинством. Боюсь, он плохо кончит.

– Тогда зачем он вам? Найдите кого-нибудь более подходящего!

– Я полностью с тобой согласен, Анечка. Максимка попадется, и его убьют либо охранники Долгова, либо мои ребята, как только он откроет рот. А вот ты справишься со всем играючи. У тебя есть характер.

Аня молчала, буравя Стальнова взглядом, полным ненависти.

– Расклад совсем простой, – произнес Стальнов, не дождавшись ответа, – если хочешь выкупить у меня жизнь брата, забери жизнь у моего врага.

*

Под утро над долиной разыгралась гроза. Это была очень странная и страшная гроза, сопровождавшаяся снежной бурей. Аня и Володя даже выглянули из палатки, привлеченные громовыми ударами и дикими завываниями ветра. Снаружи не было видно ни зги, в лицо летели ледяные смерзшиеся хлопья снега, а небо над головой зловеще полыхало, и эти сполохи проникали до самой земли, озаряя окрестности жутким красноватым светом.

– Так не бывает, – недоверчиво произнес Володя, щурясь от ветра и снега.

Но так было. От палатки отойти было невозможно, буря сбивала с ног, и они вернулись внутрь, где тоже было холодно, но хотя бы дышалось спокойно.

При очередном громовом ударе, сотрясшем долину, очнулся раненый.

Ане показалось, что его мучительные стоны, то и дело срывающиеся на крик,  разносились уже по всему оазису, соперничая с грозовыми раскатами.

Она включила свет и полезла в ящик с лекарствами, но замерла и обернулась на Грача, возившегося со жгутами.

– Старик, терпи, помощь скоро будет, – уговаривал Грач тяжелораненого, – не веди себя как девчонка.

– Володя, – позвала его Аня, – подойди ко мне на минуту.

Володя, укрыл Петю одеялом, подошел и все понял по ее глазам:

– Сколько ампул лидокаина осталось?

– Четыре, – ответила она шепотом. – Три я отдала Диме на всякий случай. Вместе с пледами, бинтами и противоожоговыми салфетками - он попросил.

Грач оглянулся на стонущего механика.

– При такой погоде вертолет не сядет, пешком через перевал спасатели тоже не прорвутся, – сказала Аня, стараясь произносить фразы ровно и сухо. – А у нас еще Артем со сломанной рукой… и мало ли что…

– Сделай ему укол! – велел Грач.

Аня подчинилась, и набрала лекарство в шприц. Однако это больному не помогло. Петр продолжал орать, лишь на краткие мгновения впадая в полубредовое состояние. Он то звал на помощь, то умолял его убить. Слушать его было невыносимо.

Аня скоро не выдержала и забилась в дальний угол палатки, где села у самого входа, пряча голову в коленях. Грач примотал раненого бинтами к кровати, чтобы тот ненароком не скатился, и подошел к ней. Опустился на корточки.

– Держись, – шепнул он, касаясь ее плеча.

Аня не пошевелилась. Володя подумал, что она не услышала его за воем ветра и громом.

– Держись, Аня, – повторил он и сел рядом, обнимая ее хрупкое тело. – Мы выберемся отсюда. Очень скоро. Мы все. И все будет хорошо.





– За нами никто не придет, – донесся до Володи ее срывающийся тихий голос. – Я постоянно думаю о том, что если весь мир погиб, превратившись в адское пекло, наши жизни не имеют значения. Мы же ничего не знаем! Астероид мог уничтожить все.

– Не говори ерунды.

– Это не ерунда, Володя, – она выпрямилась, разрывая кольцо его рук. – Посмотри, что творится снаружи! Разве это нормально? Гроза, снег, темнота… Может, сейчас сотни или даже тысячи людей оказались в положении, похожем на наше или даже хуже. Есть ли вообще кому нас спасать?

– Ну что ты несешь? – устало произнес Грач, он тоже был на пределе. – Что за паника? Вот от кого, но от тебя я не ожидал!

Его прервал новый мучительный крик, от которого Аня вздрогнула.

– Я смотрю правде в лицо, Володя. Все плохо. Все очень-очень плохо! Этот человек не жилец. Без операционной, анестезии, квалифицированной помощи он умрет в мучениях, и это вопрос ближайшего часа. Лидокаином мы его на ноги не поставим. У него сепсис, закрытые переломы и чудовищная кровопотеря. А судя по отекам, уже отказывают и почки.

– И что ты предлагаешь?

Анна судорожно втянула воздух и отвернулась. Потом достала из-за пояса пистолет и уронила его на колени Грачу.

– Ты с ума сошла?! – он аж подскочил. – Мы не для того его штопали, чтобы пристрелить!

– Продлевать ему мучения – это садизм.

– Он цепляется за жизнь и, значит, выдержит. У него крепкий организм.

– Он умирает, Володя! Даже если прямо сейчас нам на голову опустится вертолет, его просто не довезут!

– А если на его месте окажусь я, ты и меня пристрелишь?

– А-а-а! – заорал Петр, изгибаясь при очередном приступе невыносимой боли, и хлипкая переносная кровать под ним зашаталась и заскрипела.

– Я так больше не могу! – Аня вскочила и, дернув молнию на пологе, вылетела наружу.

– Стой! Куда? – Грач рванул за ней, но ее и след простыл в этой бешенной снежной круговерти. – Аня! Аня!!

Глотая слезы, Аня бежала прочь, пока не споткнулась и не упала на какие-то острые обломки. Вокруг нее бесновался и выл ветер. Ей тоже хотелось выть.

*

[1] Дивертисмент - голые трюковые номера, идущие друг за другом

30. Перевал Шаповалова

Дмитрий Ишевич

В детстве Дмитрий собирал марки. Самый большой раздел в альбоме он отвел покорению Арктики и Антарктики. Он часами мог любоваться на ледоколы, тюленей, пингвинов, полярников в меховых капюшонах и заснеженные просторы, хотя зиму в городе не любил. Диму очаровывал дух приключений, когда помимо обычных сложностей человеку приходилось преодолевать и такое наказание, как колючий ветер и мороз. Подвиги в краю вечных льдов и мужество добровольцев вызывали в нем удвоенный восторг и неподдельное уважение.

Узнав, что ему все же придется плыть на ледяной континент, Ишевич сразу вспомнил о своем детском увлечении и подивился курьезоам судьбы. Можно подумать, будто он уже в семь лет предчувствовал, куда его занесет по долгу службы, и морально готовился к испытаниям.

Профессию военного Дмитрий выбрал осознанно. Сначала он мечтал стать летчиком, как отец, но когда подрос, предпочел карьеру военного переводчика. После вуза, правда, последовала нудная работа при штабе, откуда он быстро сбежал на особые спецкурсы, которые подарили надежду навсегда распрощаться с рутиной.

Куратор на курсах невзлюбил его с самого начала. И оперативный псевдоним он придумал Ишевичу не больно звучный – Костюмер, хотя с виду и не подкопаешься[1], и не упускал возможности лишний раз пройтись с язвительным замечанием по внешности.

– Вы только на него посмотрите: элегантный как рояль! Для нашего дела вы слишком заметный, не понимаю, на что они надеялись, сочиняя вам рекомендации? – заявил он в самый первый день. – Хотя не спорю, с бабами вам легко будет. Такие смазливые рожи через постель быстро наверх пробиваются. Все секреты им влюбленные секретарши на блюдечке преподносят.

Дима через постель не хотел и долго доказывал, что обладает и другими достоинствами, кроме симпатичной внешности. Отчасти это удалось. Несколько узконаправленных заданий и пара удачных командировок принесли ему внеочередное звание и уважение начальства, но потом последовал перевод в группу полковника Заблина, занимавшегося сложной многоходовкой, и Дима понял, что все предыдущие приключения были цветочками.