Выжить в Антарктиде

– Глеб Викторович.

О том, что Глеб Викторович был правой рукой известного в узких кругах Бориса Глыбы Стальнова, он не обмолвился, а Аня тем более не догадывалась.

В тот день все прошло удачно, она, кажется, «понравилась» - выдержала странный дотошный экзамен и подробно пересказала историю своей семьи. Андрей и Глеб Викторович постоянно переглядывались, и Ане даже показалось, что «влиятельный человек» неожиданно проникся к ней сочувствием и, кроме прочего, готов предложить ей какую-то работу, связанную с хорошей спортивной подготовкой. На эту мысль ее навели некоторые из уточняющих вопросов, которые звучали весьма специфично. Но главным для Ани была не работа, конечно, а спасение заблудшего брата, только его судьба волновала.

Увы, кто бы мог подумать, что ее желание отмазать Максима от тюрьмы обернется для него еще большей бедой. Спасая, Анна невольно топила его еще глубже.

*

Анна и Володя остались в ангаре, превращенном в лазарет, на всю ночь. Было холодно, но, к счастью, Сергей выкопал Анин рюкзак с вещами, и она не только сменила испачканную в грязи и крови одежду, но и натянула на себя два запасных свитера.

Грач никак не мог усидеть на одном месте, постоянно искал себе занятия. Он протер спиртом и разложил по коробкам использованные медицинские инструменты, дважды сходил к источнику поменять воду в грелках, которыми обкладывал Анну, несмотря на ее слабые протесты, и, наконец, собрал в черные пакеты окровавленные пеленки и прочий мусор, выставив их наружу.

– Хватит уже метаться, – не вытерпела Аня, наблюдавшая за ним из угла. – Иди сюда и сядь спокойно!

– Я чаю тебе горячего принесу, – буркнул Грач и выскользнул из ангара.

В этот момент очнулся раненый и громко застонал. Аня подскочила к нему и констатировала, что у несчастного поднимается температура, а раздавленная нога, хотя и не имела внешних повреждений, сильно распухла и стала твердой, как бревно.

– Терпи, Петя, – сказала она раненому, – спасатели уже в пути.

– Больно, – пожаловался тот. – И пить… пожалуйста…

Анна не была уверена, что раненому можно пить, но мучить его еще больше не хотелось. Когда вернулся Грач с дымящейся чашкой чая, она хладнокровно отлила половину в подвернувшуюся емкость и разбавила кипяток холодной водой.

– Помоги мне его приподнять, – попросила она Володю, и тот беспрекословно ее послушался.

Чем больше растерянной и испуганной чувствовала себя Анна, тем уверенней становились ее движения и интонации. Она привыкла держать себя в руках в сложных ситуациях. Нервы, слезы, метания – все это будет потом, когда появится время, а сейчас надо делать то, что необходимо.

Напоив Петра, она передвинула жгуты, повесила новый пакетик физраствора на крючок капельницы и сделала обезболивающий укол. Скоро раненый перестал стонать и забылся тревожным сном.

– Есть новости? – спросила Аня у Володи, допивая остатки чая.

– Еще чаю хочешь? – поинтересовался он вместо ответа

– Наверное… и, когда придешь, выключи свет. Надо экономить заряд батареи.

Володи не было очень долго, и Аня начала волноваться. Потому, когда он появился – усталый, мрачный, большой и словно заполнивший собой все пространство ангара – на нее накатила волна облегчения. Она даже робко улыбнулась, когда он, вручив ей обещанную кружку, принялся скрупулезно и неторопливо стелить в углу раздобытые спальники. Закончив, Грач пригласил ее устраиваться, сел рядом и, протянув руку, выключил свет.

– Все хотел спросить, Ань... где ты научилась так ухаживать за больными? – нарушил он тишину.

– Жизнь научила, – ответила Егорова, прихлебывая ароматный чай без сахара. – Сначала дедушка болел, потом бабушка.

– У тебя стальные нервы.

– Нет, но что делать? А ты откуда в медицине соображаешь?

– Я в ней ничего не соображаю, но несколько раз доводилось попасть под обстрелы, а там теоретические знания очень быстро обрастают практическими навыками. Да и в госпитале, пока лежал, всякого наслушался.

– Что с ним будет, если спасатели опоздают?

Володя тяжко вздохнул:

- Лучше не спрашивай.

Они опять немного помолчали в темноте. Аня поставила опустевшую кружку на пол и закрыла глаза – все равно смотреть было не на что.

– Погода портится, снег пошел, – заговорил вдруг Грач немного невпопад. – Наверно, поэтому так темно: тучи и все остальное… Для костра закончилось топливо, поэтому наши его загасили и отправились ночевать в поврежденный вертолет. В салоне там паршиво, он же под углом на почве лежит, но стенки защищают от ветра.

– Юра давал о себе знать?

– Нет. Надеюсь, они благополучно дойдут до подъемников.

– Дойдут, – с уверенностью, которой на самом деле не испытывала, сказала Анна. – Три взрослых мужика в отличной физической форме – что с ними может случиться? Им и буран не буран.

Володя поправил под спиной второй спальник, откинулся на контейнеры с медицинским оборудованием и, нащупав в темноте плечо своей соседки, притянул к себе:

– Значит так, – шепнул он хрипло, - у военных есть хорошее правило: если ты сделал, что мог, а ситуация до конца не ясна, ложись спать.

– А если прилетят спасатели, и мы не услышим? – возразила Егорова. – Им же надо фонариками как-то посигналить, дать знать, где мы.

– Вот когда прилетят, тогда и разберемся. Отдыхай, Аня, я покараулю.

– А еще Пете надо передвигать жгуты каждые полчаса. Давай лучше я покараулю, а ты отдохнешь.

– Спи! – велел Грач суровым тоном. – И не спорь со мной! Я сам Петей займусь.

И было в его голосе что-то такое, обнадеживающее что ли, непоколебимое, отчего Аня сразу притихла.

*

Самые страшные слова в своей жизни Аня услышала, сидя в красивом мягком кресле в комнате с лепным потолком. В комнате, кроме нее, находились двое мужчин в строгих деловых костюмах и черный доберман, следивший за гостьей настороженными злыми глазами.

– А чего, собственно, ты ждала? – с едкой патетикой воскликнул Глеб Викторович, сидевший в кресле напротив и ведший переговоры от лица своего босса, хранящего до поры молчание. – Мы разрулили все проблемы и тем самым купили его жизнь с потрохами. Твой брат теперь должен нашу заботу отработать. Да и ты у нас в долгу, дорогуша, так что не забывайся!

– Отработать, но не так! То, что вы делаете… вы не имеете права! Максим хороший парень. Пожалуйста! Вы же совершили благородный поступок, помогли нам, зачем вы портите о себе впечатление?

Глеб Викторович рассмеялся – нехорошо, фальшиво, оскорбительно до слез. Аня вскочила на ноги, но доберман, лежавший у ног хозяина, грозно заворчал и выпрямился во весь свой немалый рост, готовый порвать ее на клочки.

Егорова вцепилась руками в спинку кресла.

– Глебушка, девушка права, нельзя портить о нас впечатление, – произнес Глыба Стальнов, занимавший соседнее кресло. Он наклонился и погладил пса, успокаивая его и заставляя вновь улечься у ног. –  Я предлагаю решить проблему иначе.

Аня всем корпусом развернулась к Стальнову. Она видела перед собой слегка обрюзгшего, начинающего седеть мужчину с некрасивым лицом из тех, что «просят кирпича», но источающего неприличную ауру власти и вседозволенности. Она не питала никаких иллюзий, давно смекнув, что, приняв помощь от столь сомнительных людей, загнала себя и брата в ловушку. Однако, когда Максим позвонил ей с чужого номера и срывающимся голосом поведал, к чему его принуждают по ее милости, у Ани на секунду потемнело в глазах. Такого все-таки она не ожидала.

Ее визит в особняк Стальнова был жестом отчаяния. Она полагала, что ее не пустят дальше порога и готовилась прорываться с боем, но прислуга встретила так, словно она дорогая гостья, и на какое-то мгновение у Ани вспыхнула робкая надежда, что брата ей вернут живым и невредимым.

– Я не хочу, чтобы вы втягивали нашу семью в криминальные разборки! – произнесла она. - Вы не имеете права. Скажите, что это чудовищное недоразумение, и разойдемся с миром.

– На самом деле, нам нужен артист цирка, – сказал Стальнов, устремляя на нее взгляд мелких ледяных глазок, утонувших в нездоровых складках опухших век, – очень нужен, и Максимка дал согласие.