Страница 40 из 64
Находясь по ту сторону Пиренеев, он говорит о своей тоске, о демонах, мучивших его беспрестанно с той минуты, как его покинул "ангел, единый предмет его желаний". Марысенька имела в нем усердного и влиятельного защитника. В то же время она и в Польше не теряла времени в напрасных жалобах. Мать нового короля была её свояченицей и состояла с ней в ссоре. Уже давно тянулся процесс по наследству Замойского. Затем они помирились; подняли вопрос о браке между сестрой Собесского и Вишневецким. Последний сохранил воспоминание о жене воеводы Сандомирского, далеко не враждебное: он у неё гостил нередко в Замостье. Марысенька старалась сохранить связь между прошлым и настоящим. Она увлекла своего мужа в Краков, где должно было происходить коронование, и там занялась так этим делом, что позабыла отвечать на письма до Бонзи, горько сетовавшего на нее за это. Новый тулузский архиепископ был осведомлен весьма подробно о жизни и поступках "ангела" во время его пребывания во второй столице королевства. Это достоверно из писем другой корреспондентки, которую отсутствие дон Жуана в "митре" повергало в глубочайшее отчаяние. Её письма случайно попали в документы, хранящееся в "архиве набережной Орсэ", и мы обвязаны им драгоценными сообщениями. Эта новая соперница Марысеньки намеревалась жить вдали от света и проводить время "в карточной игре или в молитвах, когда карты надоедали ей". Вместе с тем она была вполне осведомлена обо всем, что происходило при дворе и, главным образом, о поступках Марысеньки. То была г-жа Морштын.
"Пани Собесская, -- рассказывает она, -- не дождавшись полного выздоровления, явилась к королю и присоединилась к особам, желающим заслужить его благосклонность. Худая, бледная, с нарумяненными щеками, она старалась скрыть свою худобу, заменяя отсутствующее очарование чрезмерным кокетством".
Вот еще образчики слога г-жи Морштын:
12-го октября 1669 г.
"Жена маршала строит глазки королю и очень явно.
Но она тщетно старается. Маршал по-прежнему отдается своим любимым занятиям: охоте, ужинам, банкетам и визитам дамам. -- Одним словом, он скорее готов умереть, чем уступить".
19-го октября 1669 г.
"Жена маршала чрезмерно ухаживает за королем. Она поднесла ему браслет, сопровождая свой подарок бестолковой речью. Вы знаете, что мы не скупимся на это. Но забавнее всего, что её слова разглашаются самим королем, который над ней смеется и показывает её подарки тем, кто, как он надеялся, донесут красавице, поступающей так из расчета, ибо любовь тут не при чем. -- Я бы желала звать в каких отношениях вы состоите с этой мегерой..."
21-го октября 1669 г.
"Жена маршала все продолжает ухаживать за королем; но так неудачно, что лучше, если бы она совсем отказалась от этого. Мне кажется, что всеми этими нежными взорами она хочет добиться какой-нибудь награды, и что она этого не получит. -- Бог мой! -- до какой степени все это нас бесит. И все напрасно; мы только худеем от досады, если только возможно еще похудеть".
Если верить любезной корреспондентке, главное желание Марысеньки и цель её стремлений была получить разрешение продать свои поместья (королевские бенефиции) и получить, таким образом, средства переехать во Францию. "Она чувствовала себя оскорбленной, не имея поклонников, и доходила до отчаяния". Ослепленный удовольствиями Собесский поощрял планы и старания своей супруги. Де Бонзи лучше знал в чем дело. До его отъезда из Польши, в ночь с 21-го на 22-е июня его посетил сам маршал. Негодуя на последнее избрание, он заявил о своем несогласии короновать "обезьяну", кончая свою речь целым рядом проклятий, и сделал удивительное предложение":
"Если вы мне обещаете содействие короля, я отправлюсь в Пруссию, призову армию и буду ждать приезда принца (Кондэ).
-- Но я не имею права вам это обещать.
-- В таком случае, я обращусь к принцу Лотарингскому.
-- Шаваньяк ждет меня у русского воеводы.
-- Действуйте, если хотите.
Это было безумно. Собесский изливал накопившийся гнев и посланник не мог в этом ошибаться. Но в июне шевалье д'Аркиен был послан во Францию с извещением о восшествии на престол Михаила. Эта миссия была победой Марысеньки. Он взял с собой тайные инструкции. Негодование маршала улеглось, приняв более осмысленные формы. Собесский сообщил свои чувства и мысли некоторым из своих друзей и составил настоящий заговор для ниспровержения этого короля, для которого пани Собесская плела браслеты из своих волос, как некогда для своего мужа, чтобы затем его лучше задушить.
Несчастного молодого человека можно было изгнать из королевства или убить, в случае сопротивления. Примас, краковский епископ, русские воеводы из Киева, Познани и Калиша, познанский каштелян, великий канцлер, главный казначей, из числа министров: паны Потоцкие, Радзивилл, Огинские, -- все обещали свое содействие, под условием, что французский король не откажет в своем участии. Они обещали под угрозой смерти хранить в тайне все принятые решения, не говоря о нем даже своим женам.
Одна Марысенька была исключением и как бы душой заговора. Но д'Аркиен со своими поручениями явился не во время. Во Франции приготовлялись к новой войне с Голландией, стараясь возобновить для этого коммерческие сношения с императором Леопольдом, который со своей стороны желал поддержать короля Михаила, породнившись с ним посредством брака. С другой стороны, Людовик ХIV находил, что им было произведено достаточно издержек для Польши, в виде "героических решений" и денежных даров. Он все еще продолжал за это досадовать на поляков, а, главным образом, на госпожу Собесскую. Он писал де Бонзи 17 июля 1669 г.: "Признаюсь вам, что поступки жены главного маршала (родившейся моей подданной) так мне надоедавшей с своими требованиями, воображая, что я нуждаюсь в услугах её мужа, -- и все её нескромные, неблагоразумные, дерзкие слова остались в моей памяти и моем сердце. Я не могу забыть прекрасных слов, сказанных этой женщиной аббату Куртуа: "Без аббатства -- нет пощады, без Эпуасса -- нет пощады! Без того или другого... нет пощады!"
Он оканчивал: "Поэтому мое последнее и непременное решение, оставить их в том унижении, в котором они находятся!.
Бывший посланник попытался робко оправдать "ангела", но, в сущности, не мог не согласиться с мнением короля.
Умы были слишком восстановлены в Польше против Франции. Один из друзей нового короля дал Михаилу совет жениться во Франции; король сказал: "Да хранит меня Бог!.. Меня за это побьют камнями!"
Граф де Лионн, племянник министра, посланный в Краков в декабре 1669 г., чтобы приветствовать короля Михаила с вступлением на престол, был уполномочен узнать положение страны. Его пребывание там не должно было превышать и восьми дней, и он получил специальный наказ не видаться с Собесскими более двух раз: при приезде и при отъезде. Д'Аркиен не был нигде принят в Париже. Он признался в своей неудаче, получил новые рекомендации с предостережением о заговоре и о том, что нельзя медлить, старался изо всех сил, переговаривался с маркизом де Бетен и, наконец, обратился в отель Лонгвилль.
Встреча превзошла его ожидания и его польских поручителей... Он увидал принца, фаворита парижских салонов, любимца придворных красавиц, сильно скучавшего и ожидавшего случая оставить удовольствия, унизительные для его честолюбия. Случай представился вполне удовлетворительный. Не давая себе времени на долгое обсуждение, он объявил свое согласие попытать счастья. Он согласился присоединиться к заговорщикам, чтобы с их помощью объявить себя польским королем. В случае отказа в влиятельных сферах, он думал обойтись без них, испытав заранее все средства для приобретения желаемого содействия. Это ему удалось, и он в скором времени завладел всеми, участие которых казалось наиболее сомнительным. Сама герцогиня де Лонгвилль, знаменитая участница Фронды, несмотря на глубокое уединение и благочестие, вспомнив прошлое, подписала вексель на 160 000 фр. у братьев Фромон, в Данциге, на первые издержки. В то же время три агента, Акакия, Дюбуа и аббат Помье, подняли неимоверный шум, распространяя на всем прибрежье Балийского моря и во всей Европе известие, что король Михаил будет свергнут с престола французским принцем, носившим титул графа Сен Поль, до тех пор, пока пострижение его старшего брата не доставило ему титула герцога Лонгвильского.