Дневник из преисподней

Я проснулась от его голоса, проникшего в мои уши легким шуршанием змеиного тела, ползущего по земле:

– Вы совершаете ошибку…

И был третий сон – последний перед тем, как мы встретились лицом к лицу на его земле, в реальной жизни. Он тоже начался с моря. Наши мысли порою так тесно переплетаются с мечтой и желаниями, что сознание привносит элементы наших грез даже в ночные сны. Я очень люблю море, какой-то грустной, тихой и почти забытой любовью. При мысли о море я испытываю странную грусть и томление, предвкушение какой-то радости, как от встречи с очень близким мне человеком. Погружаясь в теплые морские волны, я никогда не ощущаю опасности, словно мое умение плавать делает меня частью подводного мира. И даже мой восторг – добрый и негромкий, не способен пробудить древние инстинкты и знание того, насколько велика и опасна сила морской волны.

Мне приснилось море и горизонт, где небо сливалось с голубой водой, превращая в морскую гладь весь небесный свод. Я стояла на палубе огромного лайнера, белого, как снег, и мне казалось, что все мы плывем по небесным волнам и вот-вот взлетим к облакам, парившим над нами. Заблудившийся ветер трепал мои белые одежды, и сам сон казался ослепительно белым – слишком яркое солнце, слишком голубое небо, слишком спокойное море и люди в светлых одеждах. И еще… На корабле не было детей… Эту фразу я повторяла потом много раз, как заклинание, как оправдание перед чем-то настолько ужасным, прикоснувшись к которому я поняла, что уже не смогу быть прежней.

Ощущение незабываемого удовольствия владело мною и убаюкивало мое внимание. И когда ужас пал с небес на наши головы, я все еще продолжала находиться в состоянии неги и блаженства. Воины милорда появились так внезапно и неожиданно, что большая часть плывущих на корабле людей просто не поняла, в чем дело. На моих глазах их согнали в просторную музыкальную комнату, и ужас от происходящего почти парализовал меня, разделил мое сознание на две половинки, одним из которых я понимала всю нереальность своего сна, а другим ощущала, насколько реальным может быть сон.

В этот момент милорд подошел ко мне. Мы стояли и смотрели друг на друга в этом хаосе, среди шума и криков, на палубе корабля, вокруг которого витал дух смерти, и он заговорил, будто читая мои мысли:

– Вы чувствуете ее запах, Лиина? Запах смерти, который так пьянит и очаровывает меня. Даже ваши духи не в состоянии перебить его, хотя их аромат намного приятнее.

Его слова и поведение сбили меня с толку. Тогда я не знала, что это обычное для него поведение – повадки хищника и манеры джентльмена; умение говорить комплименты и убивать намного более эффективным оружием. Его глаза очаровывали меня, но действия приводили в ужас. Я никогда не понимала его до конца.

В своем сне, казавшемся мне реальностью, я чувствовала всю трагедию происходящего и сумела спросить его, почему он так поступает. Но милорд не ответил. Он привел меня в большую комнату с огромными окнами, где были собраны пассажиры корабля. Их одежды казались мне белыми крыльями, а их лица остались в памяти светлыми размытыми пятнами. Люди встретили нас каким-то обреченным молчанием, навалившимся на меня и сдавившим грудь. Мне никогда еще не было так плохо.

И тогда он обнял меня за плечи, словно старый и добрый друг, а затем поставил перед выбором:

– Здесь сотни людей, Лиина. Их жизни принадлежат мне. Твое согласие освободит их, твое «нет» приговорит к смерти.

И он не дал мне времени для раздумий, словно боялся моего решения или хотел причинить мне боль.

Почему в своих снах мы чувствуем боль точно так же, как ощущаем ее в реальной жизни? Настолько сильно, что телесная оболочка страдает ничуть не меньше, чем душа. И тело и душа корчатся в агонии, желая лишь одного – пусть боль прекратится. И нет никакой возможности перестать чувствовать ее, ибо тело не слушается, а душа словно живет собственной жизнью, и дремлющее сознание не в силах на нее повлиять. Мы принимаем такие решения, за которые потом расплачиваемся, и говорим то, чего, может быть, никогда не сказали бы наяву. Почему во сне мы открыты для боли и не можем себя защитить?

Вспоминая эти события, я вновь и вновь задаюсь вопросом – был ли мой выбор сознательным или разум понимал нереальность происходящего, что освобождало меня от ответственности за жизни людей? Имела ли я право на такую жертву? Имею ли я право на такую жертву в реальной жизни? И еще… Там не было детей. Не повлияло ли это на принятое решение? Боже мой! Почему перед лицом смерти я все еще продолжаю сомневаться в себе? И был ли у меня выбор?

Все закончилось, как всегда в моей жизни – огромной и безысходной трагедией. Все было поглощено огнем – и люди и моя душа…

Эти крики до сих пор снятся мне по ночам, стоят в ушах и возвращаются ко мне в самые тяжелые минуты моей жизни, будто напоминают мне о той цене, что я заплатила. Пламя отражалось в моих глазах, мрак был в моей душе, и я проснулась в слезах, одна в пустой квартире среди глубокой ночи, все еще слыша его слова:

– Мы скоро встретимся, Лиина.

Последующие дни стерлись в моей памяти. Я жила под впечатлением снов, взбудораживших меня, снова и снова прокручивая в памяти их сюжеты. И даже наступившая зима и белый снег, покрывший землю, не смогли отвлечь меня, а лишь усилили тоску.

Я никогда не любила зиму за ее холод, мороз, враждебность, равнодушие и безразличие ко всему живущему на земле. Но почему-то только зимой я могла говорить с той, кто ушел навсегда, и чувствовать рядом ее присутствие. Зимой я говорила с мамой и снег, падая на меня, словно соединял тело и душу с небесами. Слишком тихо он падал и слишком часто я боролась с желанием лечь на белый и мягкий снег, покрывающий могилу, и никогда больше не просыпаться.

И когда мои слова, моя боль, мой крик, вырвавшийся из самых потаенных глубин моего сердца, достиг неба, милорд пришел за мной. Ночь сменилась днем, звезды пролились на землю ярким дождем, боль скрутила мое тело и я упала на колени, не в силах даже застонать. Голова закружилась, в глазах потемнело и мне показалось, что я падаю в обморок. Это продолжалось какое-то мгновение – столь краткое, что я не успела даже вскрикнуть, а потом на меня обрушился яркий свет, от которого заслезились глаза.

Зима ушла и мой мир исчез, словно его и не было. Огромное шафрановое солнце светило в голубом небе, и его лучи обжигали мои ледяные щеки. Я зажмурила глаза, а когда открыла их, не смогла удержаться от восторженного вскрика.

Буйство красок окружающего мира поразило меня. Зеленые, розовые, красные, синие и бордовые тона смешивались с белыми, желтыми и фиолетовыми оттенками. Повсюду росли цветы – маленькие и большие, они покрывали всю землю и стремились к небесам. Они были на деревьях и вокруг них, они наполняли воздух таким тонким и едва уловимым ароматом, что мне стало не по себе от одной только мысли, что я умерла и нахожусь в раю. Это был не мой мир, а мир милорда – настолько не похожий на него самого, что я снова подумала, а не снится ли мне все это? И прежде, чем я ущипнула себя за руку, я почувствовала присутствие милорда у себя за спиной. Едва уловимая связь, странным образом овладевшая нами во сне, внезапно дала о себе знать. Не оборачиваясь, я словно увидела движение его тела и поняла, какие слова он произнесет. И я уверена в том, что он также почувствовал мое знание.

Легко и даже небрежно он принял мою одежду, бросив ее на траву, почти не касаясь моих рук и плеч. Произнес слова приветствия таким тоном, будто мы расстались только вчера. И его приглашение воспользоваться гостеприимством его дома, было легким и небрежным, не обязывающим меня ни к чему. Однако я чувствовала, насколько глубок его интерес на самом деле. Он показал мне свой мир в смутной надежде, что его красота заставит передумать меня. Тот покой, который я искала, нахлынул на меня в эти мгновения и я почти сдалась. Мир милорда был слишком красив, и моя душа пожелала покоя так сильно, что готова была закрыть глаза на все сомнения, владевшие мною.