Дневник из преисподней

В первые секунды сумрачный свет не позволил мне разглядеть лица владельца машины, но мои нейроны уже среагировали и донесли до мозга важную информацию раньше, чем милорд заговорил со мною. Внезапная усталость накатилась на меня вместе с его словами, и я откинулась назад на спинку сиденья, ощущая какое-то мрачное удовлетворение. Машина помчалась по безлюдной дороге, но я не почувствовала ее скорости. Руки милорда, защищенные перчатками, словно броней, практически не управляли ею. Казалось, машина, как живое существо, сама знала, куда и зачем мы направляемся.

Милорд не посмотрел в мою сторону, когда заговорил, и я вдруг поняла, что страх уже не разъедает моего сердца при звуках его голоса:

– Вы испугались моих спутников? Напрасно. Они вполне безобидны, если не пытаться остановить их.

В моей голове, щекоча язык, невольно завертелся встречный вопрос: "Тогда насколько опасны вы? И что произойдет, если я попытаюсь остановить вас?". Но я не сказала этого вслух. И милорд продолжал:

– Я хочу заключить с вами соглашение, выгодное для нас обоих, – произнес он мягким, почти задушевным голосом. – Я живу далеко отсюда, в огромном замке, расположенном на холме. Его стены оплетают лианы, чьи цветы горят, как огни светлячков в темные вечера. Земли, окружающие замок, принадлежат мне, как и люди и звери, живущие в моем мире. Вода в моих реках и озерах прозрачная, как стекло. Она, словно молодое вино, веселит и пьянит одновременно. Мой мир может стать вашим домом, Лиина, достаточно лишь пожелать…

Я смотрела на него, пока он говорил, и мое воображение убаюкивало мои страхи и сомнения. Милорд легко прочитал мои мысли. Я действительно хотела сбежать от собственной боли, но я должна была знать, чем придется заплатить за свое желание. Ничто в этом мире не достается нам просто так и я спросила его о цене:

– Что вы потребуете взамен?

Он очень долго молчал перед ответом, а я видела только белую полосу на асфальтовом шоссе, которую пожирали колеса машины. И ночь за окном наступала на яркий свет фар, пытясь погасить их.

– Мне нужны вы, Лиина, – вы и ваша душа. Я хочу видеть вас, ощущать рядом ваше присутствие, слышать ваш голос. Ваша преданность – цена нашего договора.

Тихие слова падали с его губ, как тяжелые камни, и эхо от их падения отдавалось в моих ушах вместе с биением сердца. А потом он изменил интонации, не дождавшись моего ответа.

– Я подарю вам мир и покой, Лиина. Целый мир за вашу дружбу. Или уничтожу все, что дорого вам сейчас, или станет близким и родным в будущем. Это причинит боль, Лиина, причинит ее наяву, а не во сне, и пути назад не сможет найти никто из нас! – Тон его был не просто угрожающим, он обещал мне боль и потому допустил ошибку.

Ему не следовало так говорить. Угрозы никогда не действовали на меня, напротив, они вызывали ярость, а после пережитой потери я потеряла всякий страх перед другими людьми.

– Никто не смеет указывать мне, как жить и кого считать своим другом! – Голос мой прервался от переполнявшего гнева. Я не просто разозлилась, я потеряла контроль, и мой инстинкт самосохранения на этот раз не сработал.

Рядом с родителями я всегда чувствовала себя защищенной, словно надежный тыл предоставлял мне исключительную возможность побеждать во всем. Когда кто-то имел глупость угрожать мне, пытаясь достичь собственных целей, меня не пугала перспектива прямого конфликта и даже драки. Меня можно было напугать, но запугать было нельзя, особенно с моим обостренным чувством справедливости, которому юный возраст лишь придавал ускорение. И даже после смерти своей мамы, я все еще ощущала то чувство безнаказанности маленького ребенка, которого защищают боги – его собственные мама и папа. Утрата одного из них не привела к страху за свою безопасность, напротив, смерть породила бесстрашие, уничтожив последние остатки моего благоразумия.

После моих слов наступила тишина. Сама атмосфера вокруг сгустилась и накалилась до предела. Руки милорда в черных перчатках сжали рули с такой силой, что кожа на швах затрещала, готовая вот-вот порваться. Мой гнев разозлил его, но, в отличие от меня, милорд не потерял контроля ни над собой, ни над ситуацией.

– Я не пытаюсь поймать вас, Лиина, и у меня нет намерения пленить вас или ограничить в свободе. Я нуждаюсь в друзьях, а врагов у меня достаточно и без вас. Ожидая преданности от своих друзей, я плачу им собственной верностью! – Его голос убеждал меня, скрывая за интонацией просьбы железную волю властелина целого мира.

Он мог раздавить меня, уничтожить в любой момент, и я понимала это слишком хорошо и отчетливо. Его слова не укладывались в рамки доступных мне знаний о нем самом. Мое недоумение вылилось в вопросе скрытого отчаяния:

– Зачем вам моя преданность?

Неожиданно милорд резко затормозил, а затем выпустил на свободу руль автомашины и с силой притянул меня к себе. Прикосновение его губ я никогда не назвала бы поцелуем своей мечты. Мне было больно и солоноватый привкус крови смешался во рту со вкусом его губ. Милорд не принес извинений, отпуская меня. Он вообще ничего не ответил. Снова заурчал мотор и наполнил машину жизнью, но она не тронулась с места.

– До того, как ощутить ваше присутствие, я не чувствовал ни боли, ни радости, Лиина. Только огромное желание власти и чувство удовлетворения от нее. Вы изменили существующее положение и стали необходимы для моих планов, стали их частью. Не зная того, вы делили со мною свою боль, а я хочу поделиться с вами своей жизнью и своим миром! – Голос был настойчивым, а фразы слишком общими, чтобы смысл его слов мог окончательно дойти до меня.

Одно было совершенно ясно – он покупал меня, и его предложение было той самой ценой, за которую он смог бы приобрести мою душу. Моя боль подсказала ему правильный путь, но я не могла ответить согласием, ибо та же самая боль притупила во мне все инстинкты, оставив лишь тень от них. К тому же я разозлилась, а гнев не способствовал объективности моих выводов.

Сейчас, спустя несколько лет, я пытаюсь понять, сознательно или в силу гнева я приняла решение, изменившее мою жизнь. Притягательность его слов и красота его мира не могли не смутить меня. Я в полной мере осознавала подоплеку его предложения и знала, какую сделку он предлагал моей душе. Но тогда его угрозы не были восприняты мною в той мере, в какой это было необходимо. И мучительный вопрос, заставляющий меня вести эти записи, не дает мне покоя ни на секунду. Если бы мне открылось будущее, какой выбор я бы предпочла? Пройти по пути, не породившем ничего, кроме смерти и страданий, или принять предложение милорда?

Возможно, я совершила огромную ошибку, не прислушавшись к угрозам милорда, но одно я знала очень хорошо – зло имеет слишком много лиц. Оно способно выдать себя за ангела, за ребенка с невинным лицом, за прекрасную женщину или красивого мужчину. О нем невозможно и нельзя судить по внешности – только по поступкам и искушению, перед которым трудно устоять. Зло проверяет нас, оценивает меру добра, благородства, справедливости и любви, заложенных в нас. Поддавшись искушению, мы впускаем его в наши души и в нашу жизнь, и я не могу поверить в то, что зло изначально живет в нашем сердце.

Не устояв перед искушением, – самым малым и самым ничтожным, мы открываем двери своей души еще большему злу. Оно овладевает нами, постепенно превращая наши тела в свое пристанище, и наступает день, когда человек не способен даже вспомнить, каким он когда-то был и был ли человеком вообще. Мы верим в ангелов, предостерегающих нас, значит, есть и демоны, искушающие нас.

Внешность милорда не могла обмануть меня, как гнев не мог окончательно затмить мой разум и способность мыслить. Милорд притягивал и одновременно отталкивал меня. Я никогда не встречала людей, подобных ему, но и желания прикоснуться к обжигающему пламени, скрытому в нем, я не испытывала. В конце концов, я не была мотыльком, летящим навстречу свету, несущему только смерть. И я сказала милорду, что не могу разделить с ним собственную жизнь, потому что ночь и день не способны делить между собой свою сущность, свой свет и свою темноту. И он ответил, что я не права, ибо нет во мне света, достаточного для того, чтобы противостоять тьме, затаившейся в моей душе.