Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 184



Глава 2

Дома было тепло и уютно. В печи потрескивали дрова, посвистывал закипающий чайник, а мы сидели за столом, на котором лежала библия и серебряная шпилька.

— На клад это не тянет, но я на тот момент почувствовала себя героиней приключенческого романа, — Таня осторожно прикоснулась к украшению. — Интересно, кто носил ее?

— Да разве узнаешь теперь? — с каким-то внутренним трепетом я открыла библию. — Посмотри, книга видимо принадлежала хозяйке шпильки.

Между страницами лежали сухие букетики, наподобие тех васильков, которые рассыпались в пыль при моем прикосновении. Листы книги были пожелтевшими с коричневыми разводами по краям, а кое-где даже виднелась пушистая плесень. Но в таких условиях библия все равно сохранилась очень хорошо.

— Посмотри, что это? — Таня потянула на себя лист, отличавшийся от страниц книги. — Записка? Письмо?

Действительно, это был простой, некогда белый лист, по которому быстро бежали написанные выцветшими чернилами строки.

— Я сейчас твои очки принесу! — Татьяна вскочила со стула и бросилась в комнату, где лежали наши журналы с кроссвордами.

Я попыталась прочесть написанное, но строчки расплывались в один сероватый каракуль. У меня, конечно, зрение было намного лучше, чем у моей Танюшки, но очочки я нет-нет и надевала.

— Вот! — подруга сунула мне очки и подвинула стул поближе. — Ну, что там?

Нацепив «вторые глаза» на нос, я начала читать:

«Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Мы венчаемся с моим дорогим Сашенькой! Я пишу эти строки, а сердечко мое рвется из груди, бьется, словно испуганная пташка… Боже, прошу Тебя, помоги нам в нашем деле! Матерь Божья, поддержи, укрой своим пологом от чужих глаз… О мой Александр! Я думаю о тебе каждую минуту, да что там! Каждую секунду своего тоскливого существования! И с каждой такой мыслью все сильнее убеждаюсь, что оно, мое существование, не может быть раздельно от твоего. Только ожидание скорого венчания дает мне силы выдержать все эти разговоры, бесконечные чаи в столовой да скучные разговоры о погодах. Я пишу эти строки, чтобы потом, когда вернусь в родной дом, достать их и, читая, смеяться над страхами, которые терзают сейчас мою девичью душу. А теперь мне пора на прогулку, я ведь должна делать вид, что спокойна, и ничто не мучит меня. Ничто, кроме любви…»

— Ого… — Таня задумчиво подперла голову кулачком. — Так странно знать, что мы читаем мысли и чувства человека, который умер лет двести назад…

— Ты знаешь, сколько бы я ни пыталась вспомнить, кто жил в усадьбе «Черные воды», ничего не получается, — я задумчиво перевернула лист с посланием незнакомой барышни. — Здесь есть еще что-то.

— Что? — подруга снова придвинулась ко мне. — Действительно. Только почерк какой-то не такой, словно писали в спешке. Или испытывая сильные чувства.

Я не могла с ней не согласиться. Писала одна и та же девушка, это не вызывало сомнений, но почерк стал каким-то размашистым, буквы острыми, а хвостики будто стремились убежать с листа, превращаясь в черточки а потом и точки. Мне почему-то стало не по себе. Душу скрутило в тугой узел, стало тоскливо до одури…

«Я знаю, что мне уже никуда не деться. Для меня все закончено. А ведь еще утром я представляла, как буду идти к алтарю со своим Сашенькой. Может, кто-нибудь найдет это послание и поймет, что здесь произошло. Узнает правду. О Боже… я слышу его шаги! Будь ты проклят П… А… Нена… Ужа… Ма…»

Последние строки были размыты то ли слезами, то ли дождями, от которых вздулся паркет в усадьбе.



— Что это значит? — голос Татьяны прозвучал немного испуганно. — Мне кажется, она кого-то боялась. Кто-то преследовал бедняжку. Возможно, даже убил…

Глаза подруги в очках стали почти огромными.

— Не накручивай себя, — я положила это странное послание обратно в библию. — Если рассуждать логично, то по первой записке можно легко понять, что девушка собиралась сбежать с мужчиной и тайно обвенчаться. Так?

— Допустим, — Таня смотрела на меня так, словно я должна была сейчас выдать какую-то тайну.

— Ее секрет был раскрыт. Наша незнакомка поймана и заперта в своей комнате, куда направлялся для серьезного разговора, а может даже наказания, например, отец, — предположила я. — Вот и все. Выпорол бедняжку, да под замок. Обычная практика.

— Но она бы так и написала «отец», — засомневалась подруга. — А в письме две заглавные буквы, словно это начало чьей-то фамилии.

— Почему фамилии? Может это имя. Петр, Павел, Пантелеймон, Платон, — я замолчала, вспоминая мужские имена на эту букву. — Все, больше не знаю.

— Павлин, — Татьяна сняла очки и часто заморгала. — Латинское имя, означает «сын Павла».

— Что-то сомневаюсь, что за нашей барышней гнался Павлин, — я усмехнулась. — Скажешь тоже. Ладно, что об этом думать? Что было то прошло. Причем очень давно и нас не касается.

Если бы я знала, как ошибалась на тот момент…

К вечеру мы уже забыли о найденном «кладе», устроившись у телевизора. Шел наш любимый сериал. Экранные перипетии быстро вытеснили все мысли о хозяйке серебряной шпильки.

Непогода разыгралась не на шутку. Ветер бил в окна, швырял в них колючие капли дождя, завывал в печной трубе, отчего в топке басом гудело пламя.

— Может, блинов напечем? — Таня громко зевнула, кутаясь в теплый плед. — С клубничным вареньем? Красота!

— Давай, — у меня во рту даже появился привкус клубники. — Сейчас серия закончится, полезу в погреб.

…А в усадьбе «Черные воды» происходило нечто странное… Дыра, в которой лежали шпилька и библия, засветилась призрачным голубоватым светом. Из нее вылетела темная, полупрозрачная «лента», облетела все комнаты в усадьбе, а потом просочилась в окно. Она промчалась по лесу, извиваясь между деревьями, достигла поселка и замерла, раскачиваясь под дождем. Но это длилось всего лишь несколько секунд. «Лента» направилась к дому, из которого доносился аромат пекущихся блинов, пролезла в маленькую трещину в раме и притаилась в темном углу…

Я нажала на кнопку выключателя, но свет в погребе вспыхнул всего лишь на долю секунды, потом погас. Опять двадцать пять! Нужно срочно вызывать электрика, чтобы поменял проводку. Надоело спускаться по неудобной лестнице с фонариком в одной руке и с сумкой или ведром в другой.