Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 90

Глава 37. Не на дне

30 октября

Горыныч сидел на разобранной постели и дергал нитки из дырочки на застиранном пододеяльнике. Эту ночь он почти не спал, и голова адски трещала, но боль была спасительной — заглушала жуткие воспоминания. Кольке хотелось вытащить мозг из черепной коробки, прополоскать в проточной воде и все забыть.

В руках он вертел телефон отца. Нужно было позвонить, но в горле пересохло. Колька бросил взгляд на чайник, стоящий в кухонном углу их комнаты. Сначала дело, а потом он выпьет большую кружку сладкого чая. Если повезет, то даже без ворчания отца.

Горыныч набрал номер по памяти, но никто не отвечал. Гудки дребезжали мучительно долго, и, казалось, даже зубы от них заныли, но Колька не сдавался, набирая раз за разом, пока в трубке не раздалось напряженное:

— Да?

— Ты мой телефон куда дел?

— Телефон?

— Ты вырвал его у меня из рук! — раздраженно напомнил Горыныч. — Я с батькиного звоню.

Ночка долго молча дышал в трубку, а потом спросил:

— Ты помнишь, там, на втором этаже…

Горыныч дернул из пододеяльника еще одну нитку.

— Думаешь, это все наливка?

— Чтобы с наливки одинаковые глюки?.. А вдруг кому-то еще нужна была помощь, — тихо проговорил Ночка.

— И кошка, — выдавил из себя Горыныч. — Мы забыли там кошку Дня.

Ночка издал какой-то звук, то ли кашель, то ли смешок. А Горыныча обдало волной стыда. Вчера он, вооружившись палкой, полез за кошкой на второй этаж — то ли прогнать ее, то ли от нее защищаться. Но это было до того, как он толкнул Демьяна. Не нарочно, но толкнул. Дурака этого пьяного! И зачем только он поднялся к ним, когда о его кошке уже все забыли?

И все же надо ему эту кошку вернуть. Горыныч думал об этом всю ночь между короткими периодами дремоты. Мысль прямо-таки сверлила его и без того больную голову. В Дружине шутили, что в одной из кошек родительницы Ильи прячется Кощеева смерть, а теперь Кольке казалось, что в этой конкретной кошке прячется Демьянова жизнь…

Ночка выдохнул в трубку так шумно, что Колька отвел телефон от уха.

— Я не хочу туда возвращаться, — наконец проговорил Ром. — Там дурное место. А телефон… Твой телефон я, похоже, потерял. Не парься, я тебе свой отдам. Он почти новый.

— А кошка? А тот… на втором этаже?

— Я туда не вернусь, — твердо повторил Ночка.

Горыныч нажал на отбой.

Ночка всегда его раньше поддерживал. И сейчас Кольке как никогда нужна была его помощь. А он отказал.

В комнату заглянул отец.

— Иди есть, — скорее прорычал, чем позвал он, все еще сердитый на сына за вчерашнюю гулянку, украденную наливку и потерянный телефон.

Будь Колька на пару лет младше, отец отвесил бы ему затрещину, но сейчас сын был уже ростом с него самого, а может, и чуть-чуть повыше. Взрослые уменьшаются, когда вырастают их дети.

— Пап, — тихо попросил Колька, — отвези меня в одно место. За телефоном.

Но дети продолжают искать в них опоры.





Отец молча вышел из комнаты, но Колька знал: он отвезет.

Горыныч не помнил, где именно находится та заброшка. Это Феникс привез их туда, потом укатил с девчонками и Кощеем, а как только «избушка» вернулась, парни, погрузив Демьяна, помчались в больницу.

Пришлось писать Фениксу, он как раз был онлайн, но первым делом Горыныч спросил:

«Как там День?»

«У меня нет новостей, — ответил тот. — Еще рано».

«Я телефон там оставил, — написал Горыныч. — И заодно кошку Дня поищу. Ее же никто не забирал?»

«Нет, — подтвердил Феникс. — Но она же уличная, то уходит, то приходит. Помнишь, как в тот раз

«Ага, жаль, что телефон сам прийти не может».

Как-то неловко было настаивать на поисках кошки. Колька и себе-то не признавался до конца, что собирается обратно именно из-за нее. И отчасти он был даже рад потере телефона — нашелся удобный предлог. А еще ему хотелось понять, что за существо скрывалось там под одеялом. При дневном свете весь вчерашний страх выцвел. Серый выходной и чувства делал серыми.

Феникс написал, куда ехать, но подвезти или составить компанию не предложил. Горыныч на это и не рассчитывал.

Всю дорогу они с отцом молчали.

Наконец показалось здание. Днем оно выглядело каким-то беззащитным и даже голым — с кирпичными неоштукатуренными стенами, с пустыми проемами окон и загнутым внутрь железным листом вместо двери.

— Фел на своем УАЗе прямо туда подъезжал, но ты тут останови, — сказал Колька. — Я так дойду.

Но отец молча свернул на еле видные колеи, и машина запрыгала по замерзшей грязи к заброшке.

Внутрь здания они зашли вместе. И Горыныч мысленно поблагодарил отца. А тот закурил и хмуро оглядел место их вчерашней гулянки. Рядом с костром валялась бутылка с недопитой наливкой. Но отец ничего не сказал. За это Колька тоже был ему благодарен.

— На втором этаже гляну, — тихо произнес Горыныч и стал подниматься, вытягивая шею, чтобы увидеть то странное нечто, которое прошлым вечером напугало их с Ночкой.

В заброшке было светло благодаря широким окнам и недостроенной крыше. Уже со второго лестничного пролета Горыныч увидел наверху одеяло — лоскутное, из разноцветных квадратов.

Но под ним никого не было.

Может, тут ночевал какой-нибудь бродяга, а темнота, игра теней и наливка добавили ему жути? Исказили черты так, что они перестали напоминать человеческие. Да, скорее всего, так и было. Просто заброшенный дом оказался занят, они не проверили его сразу, а хозяин, видимо, решил переждать нашествие неожиданных гостей.

Прямо посреди пола, словно большой черный жук, валялся телефон. Бомж не забрал его. Вот чудной бродяга!.. Не хотел проблем? Но они же его почти и не разглядели под одеялом. Спутанные замусоренные волосы, смуглая шершавая кожа, худощавое тело…

Горыныч с силой зажмурился, будто выдавливая из головы ненужные мысли, и резко распахнул глаза. Потом подобрал телефон, спустился и пошел к выходу, перешагивая через маленькие карандашики Дружины. Он задержал взгляд на зеленом и пнул его. Тот попал прямо в пластмассовый стаканчик.

С алкоголем пора завязывать. Как минимум навсегда.

Кошка нашлась тут же, в кустах у входа в здание. Она сама вышла на «кис-кис», обыкновенная полосатая дворовая кошка. Колька присел на корточки, и она доверчиво потерлась о его колени. Он прикоснулся к ее мягкой шерстке.

— Мяу! — пискнула кошка.

— Ну что? — окликнул отец, докуривая вторую сигарету.

— Иду!