Страница 22 из 138
— Так, — сказал маг и провел рукой по волосам, — раз предстоит что-то душераздирающее, давай пристроим медведя куда-нибудь, пока он не довел до инфаркта твою горничную. И напьемся под это дело. Есть чудное местечко в Рибенштадте…
Я переоделась, надела полумаску. За это время чудовищный медведь занял свое место в углу, рядом с будуаром, и в гостиной сразу стало просторнее. Бобби решил, что между игрушечных лап у него теперь новое спальное место, устроился там, покрутившись, и уснул, прижавшись к плюшевому животу.
— Наверное, он думает, что это его мама, — тихо сказал Мартин, погладил песика по лбу и улыбнулся печально. — Скучает, наверное. Совсем мелкий еще. Ну что, — он встал, — готова к излияниям, неверная?!
— Не готова, — буркнула я. Вот лучше бы он рассердился или обиделся. Тогда бы я не чувствовала себя настолько паршиво. Хотя… разве это про Марта?
— Ничего, — доверительно сообщил мне блакориец, открывая Зеркало, — после третьего бокала вина наступит и готовность. Пошли, девочка моя. И хватит хмуриться, тут пострадавшая сторона вообще-то я, а чувствую себя так, будто что-то натворил.
Ресторанчик напоминал пустое дерево, облепленное изнутри гнездами. И назывался соответствующе — «Воронье гнездо». Здание высотой в три-четыре этажа, толстые стены, выложенные разноцветным тусклым кирпичом, жестяная поблескивающая крыша с острым конусом, плавающие на разных уровнях светильники. Посередине — круглый холл, в котором то и дело открывались Зеркала: здесь, как сказал Март, было место, где маги предавались пьянству и чревоугодию. Внизу — никаких столиков, только кухня, удобства и гардероб. А наверху, по стенам — круглые балконы на разной высоте, к каждому из которых вел либо маленький лифт, если столик располагался высоко, либо узкая винтовая лестница, если низко. Были и огромные балконы для больших компаний, и маленькие со столиками на двоих, все огороженные черными тонкими перилами — чтобы, не дай боги, гость не пополнил собой ассортимент отбивных.
Наверху шумно гуляла какая-то компания, но в общем местечко было очень комфортным и необычным. И хорошим, свободным. Ненавязчиво и бодро играла народная музыка — скрипка, дудка, гитара, и светильники периодически пускались в пляс в ритме мелодии, буквально на несколько секунд, замирая после этого в новых конфигурациях.
— Эх, — произнес Март мечтательно, после того как галантно отодвинул для меня стул, — сколько раз мы здесь пили и безобразничали… И не перечесть.
— А сейчас почему нет? — полюбопытствовала я, ожидая, пока неожиданно благообразный официант раскатает передо мной свиток-меню.
— Да… Алекс ушел в ректоры, Макс — в лес, Вики в Эмираты уезжала, а Михей погиб… — Блакориец дернул плечами, и я не стала спрашивать, как это случилось. — Нет ничего постоянного в мире, Марина. Мы все еще самые близкие люди, но у каждого столько обязательств и дел, что встречаться получается очень редко. Это только в последние два месяца обстоятельства так складываются. Вроде и нужно всего лишь только открыть Зеркало, но то у тебя дела, то у Алекса, то у Макса… Этот вообще деревья знает лучше, чем людей.
— А Виктория? — спросила я.
— Она предпочитает встречаться, когда есть кто-то еще, — усмехнулся Мартин. — Я ее достал, увы. Но, — сказал он строго, — вообще у нас вечер твоих исповедей. Я внимательно вас слушаю, ваше высочество. Что случилось? Ты решила сбежать в Инляндию?
Как рассказать всё это человеку, которого страшно боишься потерять? Который для тебя стал ближе родных? Который думает, как ты, смеется над теми же вещами, что и ты, и вы с ним всегда на одной волне? Как близнецы или как сто лет знающие друг друга люди. Мне даже с Катькой никогда не было так хорошо, как с ним.
«Прямо, Марина. Ты же видишь и знаешь, что он воспримет это со своей вечной шутливостью. Будто ему никогда не бывает больно».
— После церемонии, — я вздохнула, решаясь, — он зашел ко мне извиниться. И мы… немного увлеклись.
Фон Съедентент посмотрел на меня с иронией. «Немного — мягко сказано», — скептически вторил взгляду мага внутренний голос. А я продолжала, и хорошо, что на мне была полумаска. Про то, как нас застала сестра. Про ее слова. Про дневной звонок и нахлынувшее снова опустошение.
— Вы готовы сделать заказ? — почтительно осведомился официант, разливая по бокалам красное вино и обеспечивая меня необходимой передышкой. Великие боги, кажется, самой себе вырезать аппендицит куда проще, чем сказать одному мужчине, что предпочла ему другого. Даже если с первым у вас любовь так и не случилась.
Официант ушел; я молчала, наблюдая за пляшущими светильниками. Пьяные маги наверху начали орать песни, а Мартин невозмутимо поднес к губам свой бокал, выпил, налил еще один.
— Прекрасный букет, — сказал он светским тоном. — Старина Вебер всегда держал отличный погреб.
— Мартин, — нервно процедила я, — я тебя сейчас ударю!
— Марина, — произнес он, посмеиваясь, и не было в этом ни показушности, ни игры, — ты так переживаешь, что я просто не могу не поддержать накала этой драмы.
— Я не хочу тебя терять, — призналась я грустно и попробовала-таки вино. Чудесное, с отчетливым яблочным запахом и чуть терпковатым вкусом, напоминающем о позднем лете, когда ветви яблонь покрыты крупными желтыми солнечными плодами и аромат в саду стоит такой теплый, сочный, что не можешь не улыбаться.
— От меня так просто не отделаться, — сообщил мне блакориец доверительно, — я — это навсегда, девочка моя. И это «навсегда», поверь мне, не зависит, проведем мы его в одной постели или нет.
Вино кружило голову, а напротив сидел самый чудесный мужчина на свете.
— Я могла бы тебя полюбить, — сказала я тяжело. — Я даже люблю тебя, Март… но не так, как надо.
— Я бы тоже мог, — пожал он плечами, — но реальность такова, что этого не случилось. Пока не случилось, — добавил он своим злодейским тоном и отсалютовал мне бокалом. И я улыбнулась — ему нельзя было не улыбнуться. — Я не оставляю надежду, что ты, изучив своего Кембритча вдоль и поперек, поймешь, что старый брошенный Мартин — именно то, что нужно твоему израненному сердечку.
— Я чудовище, да? — спросила я невесело. На сердце стало теплее и спокойнее.
— Нет, чудовище сидит у тебя в гостиной, — успокоил меня блакориец со смешком, — а ты просто маленькая влюбленная девочка. С мазохистским уклоном, но кто из нас этого избежал? Успокойся, душа моя, я, когда вас рядом на церемонии увидел, тут же понял, что мне ничего не светит. Я и раньше это знал, но тут… Вокруг вас даже воздух стал таким плотным, что его можно было резать и продавать в бутылочках, как афродизиак.