Ты будешь мой

Зато женщина болтает вовсю. Она уверена, что мы едем на ярмарку по случаю какого-то праздника. Не то день середины лета, не то неделя чего-то ещё. Рассказывает про новинки ювелиров — в общем, беседа не сильно отличается от того, о чём обычно болтают мои одноклассницы.

Когда фэйри интересуется модой Прибрежья на драгоценности, я достаю из сумки у седла заботливо завёрнутые мной на последнем привале заколки. Не знаю, зачем брал их для меня Марк (может, чтобы красиво смотрелась, он же, вроде, жениться на мне хотел), а фэйрийскую красавицу они восхищает тонкостью работу и стилем ювелира. «Это из Никэла», — тычет она пальцем в гребень. — «Ну точно, посмотри, какие волны». Насколько я знаю, ювелирными украшениями Дугэл ни с кем не торгует — разве что с Инессой, да и то с некоторых пор. Но да, волны пусть будут никэльские.

Аккуратно уточняю, не хочет ли госпожа купить это «чудо». А то денег у меня не густо, а так хочется ткань на новый плащ. Такую, с серебряной вышивкой. «О, да, у мастеров Коий прекрасный орнамент», — восклицает фэйрийка и жадно глядит на мои заколки. Отдаю ей все, кроме янтарной и пары простеньких шпилек, удерживающих сейчас мою причёску. Взамен получаю звенящий мешочек серебра. Позволяю себе поторговаться — и в мешочек добавляется немного золота. Так мы и подъезжаем к деревне, довольные друг другом. Я получила деньги на лекарство Сильвену, фэйрийка — заветные заколки, причём явно дешевле, чем купила бы на рынке. Она ещё щебечет что-то восторженное, кажется, берётся отвести меня к лучшему ювелиру, приехавшему на ярмарку, но я не слушаю.

Деревня зелёных фэйри находится внутри холма. Полого, как я думаю сначала, а потом понимаю, что холм — просто иллюзия. Мы въезжаем в арку из склонённых друг к другу деревьев, и меня охватывает странное чувство, жемчужина на браслете нагревается, а запах древесины и птичий гомон буквально сводят с ума.

Повсюду деревья — тропинки и громадные стволы, теряющиеся в вышине кроны, в которые солнечный свет попадает, как в паутину. Деревья служат фэйри домом — я замечаю над нами настилы, соединённые дорожками — громадный деревянный лабиринт простирается насколько хватает глаз и теряется в зелёном сумраке.

Вокруг фэйри — десятки, может быть, сотни. Бегают дети, щебечут женщины, куда-то торопятся мужчины. Кто-то верхом, как мы, кто-то — пеший. Попадаются и люди — всплеск красок среди царящего везде зелёного.

У меня начинает кружиться голова, и я мысленно благодарю Сильвена, что заставил ехать верхом. Прощаюсь с попутчицей, она улыбается, даже зовёт в гости, но это явно не всерьёз — слышу по её тону. Вряд ли фэйри относятся к дому так же легко, как, например, к прикосновениям. Улыбчивая фэйри уезжает вместе с её хмурым спутником, за время нашей дороги не сказавшим ни слова.

А мы тут же сворачиваем на менее людную «улочку». Здесь темнее, и куда больше детей — они носятся под ногами, совершенно не пугаясь лошади. На девочках — венки из васильков и мака, мальчики размахивают деревянными ножичками, угрожая отрезать нашей кобылке хвост. Лошадь флегматично глядит на них и время от времени бьёт хвостом какого-нибудь озорника по мордашке — чистой, ещё без следа татуировок. Всё это сопровождается визгом и вечным птичьим гомоном.

Мы сворачиваем ещё в один «проулок», наконец, останавливаемся у винтовой лестницы, опоясывающей дерево. Почему здесь, я понятия не имею, а спросить Сильвена не получается — он спускает меня с седла и сразу отходит к лошади.

Вниз по лестнице сбегает парнишка-фэйри, держа в руке зелёный узелок чего-то позванивающего при каждом шаге. Когда я заступаю дорогу, фэйри удивлённо таращится и расплывается в знакомой улыбке.

— Прошу прощения, могу ли я найти тут лекаря? — уточняю я.

— Целителя? Конечно, — точно это само собой разумеющееся, отвечает парень и кивает на верх. — Тебя, может, проводить, красавица?

Угу. Донести. А то ноги болят. Очень.

Улыбаюсь.

— Благодарю, я сама.

Фэйри ещё долго смотрит мне вслед — знакомо-восхищённо. Я старательно не обращаю внимания — почти как Сильвен, замерший рядом с лошадью.

Внутри дерева темно и, кажется, пусто. Я пытаюсь привыкнуть к сумраку — удивительно, как фэйри, оказывается, его любят. Оглядываюсь, но всё равно голос слева заставляет вздрогнуть.

— Гляди-ка, Салли, какая птичка к нам залетела.

Пожилой фэйри у прилавка смотрит на меня янтарными глазищами из темноты и по-отечески улыбается. Рядом с ним клетка с радужной птицей — её перья отражают свет от небольшого круглого оконца, переливаются всеми оттенками синего и фиолетового.

— И вы всех птичек так ловите? — усмехаюсь я, глядя на фэйри в ответ.

Лекарь смеётся, татуировки на его щеках вздрагивают, как паутина на ветру.

— Если бы. Ты зачем ко мне, красавица?

— Э-э-э, — я сбивчиво пытаюсь объяснить про этот, как его — вейлский шип.

Фэйри понимает с полуслова. Поворачивается к полкам, чем-то звенит. Потом ставит передо мной маленький пузырёк серого стекла.

— Отдай своему сайе, госпожа, он знает, что делать.

— Кому? — удивляюсь я, разглядывая пузырёк. Внутри что-то вспыхивает красными искрами.

Фэйри смеётся.

— Издалека ты, птичка? Первый раз в Гленне?

Та-а-ак… Я улыбаюсь. Птица в клетке косит на меня чёрным блестящим глазом и выдаёт скрипучую трель на одной ноте.

— Да, первый. Здесь всё так… Извините, господин, я не успела разобраться с деньгами, а мой…э-э-э… друг почему-то не захотел подниматься… Вы мне поможете? Сколько я вам должна?

Фэйри смотрит на меня — не подозрительно, скорее, весело. И тоже с ноткой восхищения. Мы вместе разбираемся в серебрушках. Я смеюсь над своей неловкостью — чуть не рассыпала их на прилавок. И над глупостью — вот дурочка, никак в толк не возьму, что есть что.

В конце концов, фэйри тоже начинает улыбаться. Он сам провожает меня до двери, зовёт «птичкой», надеется, что «залечу» ещё, и что мы встретимся на ярмарочной площади во время танцев. Тогда он познакомит меня с сыном. Мы друг другу точно понравимся.

Сильвен молча забирает флакончик, быстро мажет руку и, не глядя на меня, подсаживает в седло.

— Сильвен, а кто такой «сайе»? — наклоняюсь я к нему.

Фэйри вздрагивает. И отвечает тихо:

— Пожалуйста, не называй меня так.

Уточнить не успеваю — тут же, словно по волшебству, из-за ближайшего дерева показывается недавний парнишка-фэйри. Звенящего узелка у него уже нет, зато есть венок, васильковый с маком. Этот венок фэйри и протягивает мне, а когда я наклоняюсь — кладёт на мою голову. Потом, с прежним восхищением зовёт погулять по ярмарочной площади. «Ведь госпожа у нас впервые».