Страница 90 из 94
Вспыхивающие мягким светом струи огибали большие валуны, которые выступали из воды то тут, то там, а по полосам мха и обнажившимся песчаным берегам видно было, что ранее вода была метра на полтора-два выше.
Сейчас она текла вспять. Слева, за отдаленной золотистой границей, продолжал шуметь гигантский водопад — то воды все еще извергались в котлован, образовавшийся после удара копья бога-Омира. Но здесь, под защитой старого оружия, было покойно, и течение почти не ощущалось — оно пускалось вскачь за границей.
Пришлось, прихватив с берега песка для помывки, пройти между валунов шагов двадцать, прежде чем воды оказалось хотя бы по пояс.
Он натирался песком и смотрел на другой берег, туда, где в тридцати-сорока метрах от реки заканчивался осколок. Там, за следом от копья Омира, которой образовало ров, заполненный водой, и редкими деревьями в свете лун виднелся лагерь наемников. А меньше чем в полукилометре — большой сияющий портал, к которому им предстоит пробиваться. Макс видел патрули, которые не видели его, видел сотни спящих стрекоз, шатры и тха-охонгов, слышал отдаленное, словно сильно приглушенное границей, верещание и понимал, что каждый шаг после того, как они выйдут за безопасную зону, может стоить им жизни.
Он выдохнул, расслабляя тело и изгоняя страх, жалея, что не может сейчас сразиться с Четом — бешеная нагрузка и клинки Мастера быстро выбили бы из него ненужные эмоции. Окунулся с головой, вынырнул, отфыркиваясь, и вновь начал отмываться.
Все-таки полноценный сон и чистота — одни из самых изысканных удовольствий во всей Вселенной. Они проигрывают только азарту решения сложнейшей задачи. Открытиям. Изучению границ своего дара. Преодолению себя.
И все это — ничто по сравнению с ощущением пальцев Алины Рудлог в его руке.
Он закрыл глаза и нырнул снова.
Один день остался. И она будет жить.
Непростые сны снились в эту ночь пятой принцессе дома Рудлог. Тяжелые. Странные.
… То бесконечно шла она по хлюпающей грязи, раздвигая речную траву, то картинка менялась — и опускалось сверху гигантское копье бога-Омира…
… Следом отчего-то она оказывалась на Туре и видела, как колдует рядом Димка Поляна, наблюдала свои руки — огромные, с широкими ладонями, — с которых срывается ввысь поток стихии и над головой образуется большая туча, видела страшных невидши и тха-охонгов… Стрелковского с оружием, кровь и грязь, снова Димку — раненого, окровавленного у туши инсектоида, снова свои руки в крови друга…
…То слышала свой голос: «Матвей, мы дошли, дошли», — а руки снова становились тонкими, девичьими — вот только держали они нож, и снова и снова убивала она во сне человека, чувствуя, как кровь его липнет к ее коже…
…Но когда сердце начинало выпрыгивать из груди и ей хотелось кричать, сон вдруг окутывало золотистое сияние, и тогда они хохотали с Полей, бегая по яблоневому саду, или сидели за столом с сестрами, или держала она за руку лорда Тротта, и он смотрел на нее нечитаемым внимательным взглядом…
…И на сердце становилось тепло и легко, и прочь отступали страх и боль. Отступали терзающие душу образы, и сон становился целительным и сладким…
…Пока не накрывало ее ощущение невыносимого одиночества, непоправимого, страшного — и не рыдала она на больничной койке, глядя на недвижимое тело рядом…
…И снова словно кто-то мягким теплом накрывал ее сердце, заставляя кошмар подергиваться дымкой, верить, что этого не будет, не случится, что не может случиться!..
Кто знает, отчего она проснулась? Был это птичий крик или легкий звук шагов, или ощущение чьего-то взгляда, который мягко выдернул ее из сна, заставил глубоко вдохнуть свежий, пахнущий сочной древесиной и травой воздух?
Так ей было хорошо и спокойно, что Алина повернулась набок, накрывшись горячим крылом, и продолжила нежиться и потягиваться на твердой лавке, не открывая глаз и слушая, что происходит вокруг. Только ресницы отчего-то были мокрыми, да на краю памяти таял исчезающий страх.
Она втянула носом воздух. К запаху травы и дерева отчетливо присоединился дымок. К шелесту травы и пению птиц — ровное дыхание кого-то спящего неподалеку.
Она снова глубоко вдохнула — и ощутила сладковато-кисленький ягодный аромат. Приоткрыла один глаз, прижавшись щекой к ложу, — и увидела на полу у своей лавки флягу и деревянную плошку, на которой лежал скрученный плотный папоротниковый лист, заполненный оранжевыми ягодами.
Алина улыбнулась и часто заморгала, садясь на лавке.
За окном было темно, напротив спал Четери, лицом вверх, вольготно развалившись на лавке и раскинув руки, свисающие до пола. Значит, Тротт готовил снаружи.
Моргнула еще раз, чувствуя, как мотает ее от счастья к осознанию, сделала несколько глотков из фляги, а затем подхватила зеленый кулек и, откинувшись на стенку, положила первую ягоду в рот.
Она была теплой и изумительно вкусной. И Алина, чувствуя, как ягода за ягодой растекается во рту сладость и терпкость, закрыв глаза, вспоминала все с самого начала. Как она, голая, испуганная, пряталась в лесу и ела такие вот желтенькие незрелые ягоды — тут они были оранжевые, заметно крупнее и слаще. Как пришел за ней Тротт, надел на нее рубаху и провел ее долгим путем, — который изменил и ее, и его, и сделал их невозможно близкими.
Что бы ни было дальше, этого уже не изменить.
Кулек опустел — но она еще долго сидела, закрыв глаза, вспоминая их путь, наслаждаясь ощущением, что никуда не нужно бежать, что здесь — безопасно, несмотря на лагерь иномирян и близкий портал, который она ночью, бегая за водой, видела на противоположном берегу.
Стоило вспомнить о портале, и принцесса осознала, что к аромату ночного леса и готовящейся еды примешивается едва заметный запах засохшей крови. Чужой крови.
Алина посмотрела на свои руки — но они, слава Богам, были чистыми — отмыла вчера, когда наполняла фляги в реке. Зато и рукав, и подол рубахи были в крови.
И нож остался в теле того, кого она убила.
Все же из автомата — это проще. Когда не видишь лиц, не запоминаешь их.
Она на секунду прижала руки к лицу, с силой вжимая ладони в глаза, останавливая выступившие слезы. Тело заныло, кожа вдруг показалась очень чувствительной, зазудела, требуя смыть кровь. Ужас. Грязь. Страх.
Отчаяние, потому что он сегодня перестанет быть.