Страница 89 из 94
Часть 1 Глава 15
Над погруженным в землю осколком того, что когда-то было грозным оружием богини огня и вулканов, неслась по небу луна. И посеченный, покореженный серп, ее старое оружие, светил ей почти забытой надеждой.
Под его защитой спали трое, совершившие почти невозможное, несущие благословение матери-Хиды. Там спали те, кто способен вернуть миру мир. Спал человек, по сути своей схожий с ее братом Ветой-Океаном, сумевший взять его фису и несущий на себе благословения доброй половины народа тимавеш.
В старых богах Лортаха почти не осталось силы — но надежда всегда придает сил.
Ока-Жар всегда одной рукой карала, а другой награждала, третьей отбирала, а четвертой дарила. Она была богиней пожаров и богиней домашних очагов, раздора и мира. На теплых ее землях росли целительные плоды и рождались здоровые люди.
Те, кто ел плоды, напитанные жаром Оки, становились точнее, быстрее и сильнее.
Что она, слабая, поверженная, могла дать тем, кто мог вернуть ее миру мир?
Только покоя и сил. Точности в руках. И скорейшего исцеления.
Макс открыл глаза — и в первые мгновения поразился мягкой, умиротворяющей тишине, царившей вокруг. Он лежал на боку на широкой лавке — а принцесса спала напротив, подложив ладонь под щеку, подтянув к животу колени и накрывшись крылом. Лицо ее в золотистом свете было чумазым и спокойным, спокойным было и дыхание, а губы — расслабленно приоткрытыми.
Он некоторое время смотрел на эти губы — просто смотрел, приходя в себя после сна, отстраненно удивляясь, насколько отдохнувшим себя ощущает. Перевел взгляд на причудливое, образованное расщелиной в коре окно — сквозь едва заметное сияние было понятно, что снаружи — глубокая ночь.
Нежно и тоскливо пела какая-то пташка. Покрикивали ночные ящеры, ветерок шуршал большими листьями старых папоротников, шелестела трава. Сонно и расслабленно было Максу, и он снова посмотрел на Алину. На одежде ее, на рукавах виднелись бурые пятна. Кровь. То ли ее, которую она отдала ему. То ли того человека, которого убила.
Он не хотел для нее такого опыта. Но хорошо, что научил. Что у нее не дрогнула рука.
Она зашевелилась, губы чуть дрогнули — и Макс прикрыл глаза. Сон слетел окончательно, и реальность ударила по жилам адреналином, застарелым страхом и глухой решимостью.
Последний день. Последний рывок. Скоро она будет в безопасности. А на Туре за ней есть кому присмотреть. Четери присмотрит.
Он мотнул головой, с некоторой виной понимая, что только сейчас вспомнил про дракона, неслышно встал и направился к нему.
Мастер спал на животе, подложив руку под голову, и сердце билось ровно и хорошо, и дыхание было дыханием здорового человека. Оно чуть изменилось — Четери за какое-то мгновение почувствовал, что кто-то подошел, вынырнул из сна, осознал, что это Тротт, и снова уснул.
Макс провел руками над его телом — и вновь пришла пора удивляться, потому что не было никакого остаточного воспаления, постшокового состояния. Если бы Тротт своими руками не сращивал вчера подранную на лоскуты спину, он бы сказал, что Чет сейчас практически восстановился — нужно еще немного времени, и о ранах не будет ничего напоминать.
Макс мягко ступил назад — восстановился или нет, а хороший долгий сон дракону, который спал последние дни часа по два, точно не повредит.
Тишина и мерное дыхание спящих звало снова лечь, закрыть глаза, немного отодвинуть реальность, но разум говорил, что ему слишком мало осталось времени, чтобы тратить его на сон, а тело напоминало, что у него есть свои надобности. Что он грязен до невозможности. Что хочет пить.
И жить.
Он посмотрел на принцессу и тронул языком пересохшие губы. Зашарил по поясу в поисках фляги.
Сколько же силы таится в красной крови, если даже здесь, в чужом мире, разбавленная пополам кровью другой стихии, она настолько усилила и его щит, и его способности? Или дело в том, что они женаты? Как было бы интересно изучить этот феномен, понять, как бы сработала она на Туре!
От этой мысли он дернулся, ощущая холодок в сердце. С силой потер глаза пальцами. Понял, что фляга осталась снаружи — там, где они латали Четери.
Сегодня последний день. О чем ты думаешь?
Под глазами принцессы залегли тени, и скулы были так резко очерчены, — как бывает у постоянно недоедающих людей.
Думай о другом. О другом. О насущном.
Нужно разжечь костер и добыть птицу на бульон. И порыться в припасах тимавеш.
Об этом думай.
Думай о том, как довести ее в целости. О том, сколько же в ней упорства, потому что как она держится — непонятно.
Да, поставить котелок — и к реке. Не тратить время на сожаления и страх.
Нужно встретить смерть хотя бы не грязным как свинья.
Он повернулся к двери. Птицы снаружи пели мелодично и нежно — не утренняя пробуждающая песня то была, а тихая колыбельная. Принцесса снова зашевелилась, перевернулась на живот. Крыло соскользнуло на пол, и она едва слышно застонала от боли.
Тротт так же мягко, аккуратно ступая, подошел к ней, присел рядом и повел руками над крылом, убирая остаточное воспаление после ранения, укрепляя потянутые связки и залечивая микронадрывы в мышцах.
Ей бы покоя… да. Один день остался. Один день.
Он потянулся, чтобы погладить черные перья, и едва успел остановить себя. Еще не хватало разбудить.
Пусть спит.
Один день остался.
Если он все сделает правильно, завтра она уже проснется в безопасности.
Около папоротника росли кусты оситши, и Тротт наклонился, сорвал одну оранжевую ягоду, другую. Улыбнулся сладко-кислому вкусу. И пошел в соседний дом искать припасы. А затем, когда над костром уже побулькивал хитиновый котелок со свежеощипанной птицей, направился к реке — родник, из которого Макс набирал воду, оказался совсем крошечным: не вымоешься, хватит только напиться.
По пути он зашел в один из домов-папоротников, порылся в сундуках, добыв чистую одежду и цветастое полотно под полотенце. И, дойдя до опушки леса, на мгновение притормозил.
Между лесом и рекой лежал луг — в шелковистой траве под фиолетовым небом пробегали золотистые отблески, ночные маленькие цветы сияли туманными пятнышками. Осколок серпа Оки-Жар был шириной метров пятьдесят, не больше, — но там, где он пересекал реку, вода тоже едва заметно светилась золотом.
Тротт бросил одежду и полотно в траву, разделся, вошел в воду. Теплая, как парное молоко, чистая.
Блаженство.