Страница 90 из 99
Персонал был сам по себе, а учащиеся сами по себе. Учителя не справлялись с программой обучения. Все время проводились собрания, на которых пытались составлять списки на исключение. Исключенных принимали вновь. Началась такая неразбериха, что просто в голове не умещается.
Яцек вспоминает: "Мы не могли повлиять на решения персонала, и поэтому мне пришла в голову мысль создать в школе самоуправление. Вместе с несколькими воспитанниками мы разработали устав и провели выборы. Я стал председателем и получил право участвовать в заседаниях педагогического совета, присутствовать при разрешении спорных вопросов между учащимися и персоналом, участвовать в принятии решений об исключении из школы и о распределении подарков и получаемой материальной помощи. Один из членов самоуправления сам сел на иглу, и его исключили. Но неприятное ощущение осталось. Вдруг выяснилось, что с органами самоуправления никто не считается, и на общем собрании SOS мы решили распустить его. Это произошло после чрезвычайного в нашем центре конфликта, который можно рассматривать как бунт или забастовку. Поскольку педагоги требовали посещения занятий, а сами опаздывали или вовсе не приходили, мы в связи с этим решили заявить протест. Мы закрыли входную дверь и никого не впускали. После этого бунта состоялось собрание по вопросу об исключении из центра, на которое не пригласили никого из учащихся. Это переполнило чашу терпения. Через несколько месяцев была возобновлена попытка реанимации самоуправления, но из этого ничего не вышло. К власти пришли твердолобые".
— Как фракция твердолобых, — рассказывает Витольд Дзенчоловский, учитель истории и обществоведения, — мы начали острую дискуссию с фракцией всеобъемлющей любви и тотальной доброты, которая твердила, что дети такие, как они есть, иногда плохие, агрессивные и неисполнительные, но с этим надо смириться. Такую концепцию работы мы признали ошибочной из-за результатов, которые она может принести: тотальная неразбериха и неподчинение правилам. Мы требовали того, чтобы отчитывались за работу, а не только за идеи. Идей же о том, как это все должно функционировать, было много. В большинстве своем они были нереальными, фантастическими, неосуществимыми по причине скромных финансовых условий и плохого помещения. Яцек был очень увлечен работой центра, у него была своя "идея фикс", он был способен вселить веру, но как руководитель учреждения просто потерялся во всей это неразберихе.
Какой же на самом деле была обстановка в SOS?
Главная причина — незначительный процент учащихся, заканчивающих школу, и очень большой отсев. В 1983/84 учебном году из 95 человек ушли 35 и только 6 человек сдали экзамены на аттестат зрелости. Похвалиться было нечем. Особенно учителя пребывали в подавленном настроении. Уверенности в себе не теряли только воспитатели, которые упорно твердили, что ученики у них замечательные, способные, впечатлительные и нестандартные. Но это все же было полуправдой, так как в SOS принимали, в частности, и тех, кто не хотел отбывать воинскую повинность и прикидывался придурком; отношение к школе было у них, мягко говоря, потребительски-паразитическое. Не чужды им были ложь и притворство. Случались среди них и наркоманы, при этом самые закоренелые, некоторые весьма агрессивные и задиристые. На уроки они являлись, как правило, неподготовленными, а занятиям уделяли слишком мало внимания. Им все еще казалось, что персонал по первому зову выполнит любое их требование. Даже в частных квартирах, днем и ночью. Но они жестоко просчитались, когда их исключили из центра, чтобы никому не повадно было лгать и притворяться.
Учителя же потребовали от Яцека основательного пересмотра концепции центра. Чтобы с молодежью не только нянчиться, но и предъявлять к ней требования.
1984 год в этом смысле оказался для центра переломным. Ибо весь персонал решил тщательно проанализировать существующую до сих пор обстановку, и прежде всего присмотреться к стилю работы, докопаться до причин низкой ее эффективности. Проводя анализ, не шли ни на какие компромиссы. Кроме того, чтобы исключить субъективность оценок, привлекли к работе специалистов со стороны: несколько близких по духу работников и терапевтов. Им поручили тщательно проанализировать обстановку в SOS и предложить ввести необходимые изменения.
— Это был самый лучший выход из положения, — вспоминает Яцек. — Ведь не могли же мы из-за культа дисциплины и порядка выставить на улицу половину или больше учащихся. Это привело бы к закрытию центра. А этого не хотел никто. Поэтому нужно было менять методику.
Община или учреждение?
С тех пор как SOS стал учреждением, перестали говорить о центре "общинными" категориями: "остров", "частное дело группки энтузиастов" или же "маленькая общественная утопия". Все встало на свои места, персонал постепенно пришел к выводу о том, что центр должен функционировать в определенных организационных рамках. Одним словом, пора кончать с хаосом и импровизацией, что было допустимо в ходе эксперимента, а после его окончания перестало иметь смысл. Стало очевидным, что SOS уже потерял признак движения, опирающегося исключительно на энтузиазм и самопожертвование группки единомышленников. На работу в центр пришли профессионалы: прежде всего учителя с многолетним стажем, которые решительно потребовали создания соответствующих условий для работы. Для этого необходимо было ввести более суровую дисциплину в школе, осуществить задачи, необходимые для ведения процесса образования, более тесно сотрудничать с родителями учащихся, а также с вышестоящими органами. Достижение поставленных целей требовало от учащихся прежде всего присутствия на занятиях, а это с самого начала существования центра было серьезной проблемой.
Яцек оказался под давлением не только "фракции твердолобых", но и роно. Вмешательство роно в этой ситуации было обоснованным, но, как считает Яцек, оно носило слишком тотальный характер. Как он мог в такой ситуации сохранить хотя бы видимость единства коллектива центра? Как защитить существовавшее до сих пор чувство раскованности и свободы? Только ли в обход существующих правил? Яцек имел право принимать на работу только людей с дипломом об окончании вуза, а ведь бывают прекрасные специалисты без диплома. Как поступить в такой ситуации? Он хотел брать на работу учителей с испытательным сроком, но это было невозможно по существующим правилам, это не предусматривалось хартией учителя и т. д. Надо было еще выполнять учебную программу, которую не так-то просто приспособить к школе такого рода. И наконец, возникла дилемма: как будут складываться взаимоотношения между SOS и роно, имеет ли он право вмешиваться, контролировать, требовать, чтобы центр действовал так, а не иначе?
Яцек пришел к выводу, что, по существу, он не этого хотел. Он не так представлял себе на практике работу SOS. Прежде всего рто должно быть учреждение, в котором молодежь находилась бы под опекой, получила бы шанс найти внутреннее равновесие, установить прерванный контакт с действительностью, вернуть доверие к позитивным ценностям, к добру и человечности. И наконец, включиться в нормальную общественную жизнь. Нужно ли загубить эту цель во имя концепций, выдвигающих на первое место школу, учебу и дисциплину? Разве идея воспитательного процесса, опирающегося на партнерство, непосредственный контакт с другим человеком, — это только утопия? А идея создания острова, на котором самыми главными были бы дружба, культ искусства и природы, — только мечта?
Яцек решил уйти из SOS. Ему не удалось претворить в жизнь свою мечту, за что боролся столько лет. Он не видел для себя места в околоцентрической модели центра, превращенной в разросшееся учреждение системы просвещения.
В 1984 году начался период интенсивной работы над другой концепцией SOS, отличающейся от его. На место лидера в это время претендовал один из воспитателей, Михаил Ольшаньский. Именно ему Яцек предложил взять на себя функции директора центра.