Страница 9 из 46
— Да.
— Оу, — говорю я. — И все же спасибо, что ты не законченный социопат.
— Не за что. Но мы не можем спасти всех, ясно?
— Ясно.
Честно говоря, я немного ошеломлена. Он сделал что-то вроде милого поступка. Использовал свои силы во благо, а не во зло. Может быть, он не так уж далек от того в основном доброго и этически нравственного человека, каким я его считала. Только есть еще вся эта ложь и плохой секс, которые нужно учитывать. А также его готовность потратить мою жизнь на фальшивые отношения, чтобы сохранить свое прикрытие нетронутым. Так что да, не очень глубоко внутри, я все еще ненавижу его и хочу застрелить.
— Как я уже говорил, я вырос в приемной семье, — говорит он, бросая в рот мармеладку и жуя. — Большую часть времени я проводил в бегах, попадая в неприятности и выпутываясь из них. В конце концов они уставали от меня и передавали в следующий приемный дом. Никому не было дела до того, чем я занимаюсь.
Я всегда полагала, что этот аспект его происхождения объяснял его некоторую эмоциональную отсталость. Детство без любви обязательно оставит свой след. И мне ненавистно, что он был один. У моей семьи есть свои слабости, но в ней также есть привязанность. Мы заботимся друг о друге. Я попыталась передать это Тому, но он оказался удивительно устойчивым к любому обмену чувствами. По крайней мере, теперь я знаю почему. Его детство было не только отстойным, но и, вероятно, приученным обходиться без всего этого. Могу только представить, что создание связей, наличие реальных чувств к людям затрудняет исчезновение, когда работа сделана. Убивать было бы сложнее.
— Завербовавшись в армию при первой же возможности, оказалось, что я все-таки кое в чем хорош. Я держался подальше от неприятностей и много работал, — продолжает он. — Дослужился до Рейнджера, пока меня не забрали сюда. Думал, что пробуюсь в Дельту, но это было не так.
— Ты больше не служишь в армии?
— Нет. Это ближе к тому, что ты называла бы работой в частном секторе. Никакого государственного надзора. Частное финансирование.
— Что они с тобой сделали?
— Протащили меня через чертову мясорубку. Обучение, которое я проходил до этого момента, показалось мне шуткой.
Я киваю, переваривая всю информацию в голове.
— Но вы же хорошие ребята, верно? Ты пытаешься все исправить?
— Да, Бетти. Пытаюсь.
— Какими способами?
— Всевозможными способами. Останавливаю террористов, разбираюсь с заложниками, пытаюсь предотвратить геноциды, отслеживаю ядерное оружие, препятствую торговле оружием.
Похоже, он ведет хорошую борьбу. Но мне все еще жаль, что я не могу его читать. Раньше думала, что могу, но теперь я знаю, что не имею ни малейшего понятия о нем. В нынешней ситуации у него есть вся власть. А я, по сути, участвую в аттракционе, который может меня убить, и из которого у меня нет никакой возможности выбраться. Быть настолько зависимой от кого-то — отстой.
— И это правда…что ты мне только что сказал?
— Да, это правда. Мы не всегда добиваемся успеха, но стараемся.
Единственное, что я могу сейчас сделать — это ждать и наблюдать.
— Ладно.
Глава 3
— Значит, тебя обучали шпионским штучкам?
— Дай определение «шпионским штучкам», — говорит он.
— Очевидно, у тебя есть значок бойскаута за ложь и манипуляции.
— Очевидно, — соглашается он. — Хотя мы склонны называть это созданием и поддержанием прикрытия. Наблюдение. Так звучит приятнее. Повежливее.
— Хм. В чем еще ты заработал значки? — спрашиваю я, снова поворачиваясь на сиденье, чтобы лучше видеть его. Почему-то сейчас он кажется мне более живым. Просто в целом. Может быть, я наконец-то имею дело с настоящим Томом, а не со слабым его подобием.
— Ах, проникновение, кража личных данных…Все обычные виды обмана и уловок. Набор навыков обычно обозначается как боевые и контрразведывательные навыки.
— А у тебя есть гаджеты? Ты носишь с собой что-то вроде тревожного чемоданчика?
Он искоса смотрит на меня.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Том. Тот, что есть у нормальных людей в случае зомби-апокалипсиса? Или, в твоем случае, если тебя поймают за шпионской деятельностью.
— Неужели нормальные люди действительно готовятся к зомби-апокалипсису? Вот в чем вопрос…
— Реалити-шоу говорит «да».
Он издает низкий жужжащий звук.
— Отвечая на твой вопрос, у меня есть оперативная сумка. Но есть несколько вещей, которые я всегда ношу с собой на всякий случай.
— Например?
На его лице появляется страдальческое выражение. Информация — ценный товар в его мире, и вот я заставляю его отдать ее без всякой оплаты. Мне почти жаль этого парня.
— Лезвие бритвы, ключ от наручников, заколка для волос…Все это я всегда ношу с собой.
— Почему заколка? Аварийная ситуация с волосами?
— Конечно, ее можно использовать для этого. Хотя я склонен применять ее больше для того, чтобы избавиться от стяжек.
— Хм. Знаю, что ты любишь свою мужскую сумку, но я никогда не видела тебя ни с одной из этих вещей.
— Это потому, что они спрятаны в моей одежде, в подоле футболке или брюк, в язычке ботинка, в ремне и так далее. Не зря наши операции называют тайными.
Я качаю головой.
— Ух ты. Твой мир странный.
— Понимаю, как тебе это может показаться. Но это почти все, что я когда-либо знал.
Интересно.
— Думаю, что можно акклиматизироваться ко всему, если у тебя будет достаточно времени.
— Полагаю, что так.
Ранее мы остановились и поменяли наши номерные знаки на другие, хранившиеся на заднем сиденье внедорожника, что немного затрудняло любому, кто слышал о сцене на заправке, выследить нас. Моя задница болит от долгого сидения в машине. Но, по крайней мере, я все еще цела и невредима.
Где-то в глуши мы свернули с шоссе. Теперь мы направлялись в холмы и дикую местность, и я не знаю, куда именно.
— Ты собираешься убить меня и бросить мое тело здесь, среди всего этого природного великолепия?
— Не планировал этого.
— О, хорошо. Погоди, у тебя есть еще какие-нибудь невесты или семьи, о которых мне следует знать? — Я хмурюсь. Не очень приятная мысль. Все и так достаточно запутанно. — Есть?
— Конечно, нет.
Я прищуриваюсь, глядя на него.
— Я говорю правду, — говорит он, слегка обиженный тем, что его допрашивают. Думаю, он не привык к этому от меня. Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. — Во всяком случае, я даже не смог удержать тебя надолго. Как, черт возьми, мне удалось бы встречаться и с другими? Отношения, настоящие или нет, очевидно, не являются моей сильной стороной.
— Но у тебя ведь были подружки до меня, верно?
На этот раз он смотрит на меня долгим взглядом. Достаточно долгим, чтобы заставить меня беспокоиться о том, что мы съедем с дороги и врежемся в дерево. Но мы этого не делаем. Несмотря на всю свою бесполезность в качестве бойфренда, он феноменально управляет автомобилем.
— Нет, — наконец отвечает он. — Не было.
— Бойфренды?
— Их тоже не было.
Мои брови поднимаются. Я чувствую, как они медленно приближаются к линии роста волос, готовые исчезнуть в любой момент.
— Как правило, я делал все возможное, чтобы меня не застрелили, не зарезали и не взорвали дома и за границей. Мои приоритеты были в другом, — говорит он. — В старших классах у меня не было подходящего пространства в голове, и у меня не было времени на отношения, как только я поступил на службу, работа заставляла меня быть занятым и в движении.
— Но ты устал от того, что тебе не к кому возвращаться домой.
Он кивает.
— Именно об этом я и говорил.
— Думаю, это у нас общее. Удивительно, не правда ли? У нас есть этот современный мир, где мы все так связаны, и все же мы все еще так одиноки. — Социальные сети счастья не приносят. Это я уже знаю. — Но разве тебе не хотелось с кем-нибудь по-настоящему поговорить? Вместо того, чтобы просто двигаться на автопилоте?