Страница 3 из 99
Проходя мимо спальни Ивана, я замерла, когда по ту сторону послышался женский стон. Иван не был донжуаном, но и не целибатом. Иногда, когда папа отсутствовал, я спускалась к завтраку и находила на кухне полуголую девушку. Меня это никогда особо не беспокоило — моя детская влюбленность давным давно прошла — но теперь в моей груди вспыхнула отторжение.
Он даже не поцеловал меня ранее, потому что смерть стояла на кону, а теперь он говорил грязные Русские слова какой-то случайной девушке? Хотя, я нашла это более раздражающим, чем что-либо еще. Он был настолько убежден, что я тряпка, что даже не потрудился насторожиться после нашего разговора.
Мои нервы были на пределе, когда я отключила домашнюю сигнализацию, ожидая, что Боря услышит тихий сигнал и выйдет, вооруженный лопаточкой. Я с облегчением вздохнула, когда никто не появился, но это был только первый шаг к тому, чтобы выбраться отсюда.
Тихо закрыв входную дверь, я прижалась к ней спиной и уставилась на датчик движения на потолке крыльца. Если его активировать, то вспыхнет ослепительный свет, как хор ангелов, и прозвучит пронзительный сигнал тревоги. Мужчины ненавидели это.
Задержав дыхание и прижав сумку к груди, я шагнула прямо под датчик, надеясь оказаться в его слепой зоне. Меня прошиб холодный пот, когда во дворе стало темно и тихо.
Опустившись на живот, я неуклюже поползла к кустам с сумкой, вспоминая тропинку, по которой меня учили ходить, когда я была непослушным ребенком и играла в Джеймса Бонда. Хотя в те времена датчик был лазером, который, если его активировать, срезал бы мне руку. Теперь же это было неодобрением моего папы, уставившегося на дыру в моей спине, что казалось еще хуже.
Выползая из-за кустов, я встала, отряхнула брюки и побежала вниз по извилистой улице. Я сомневалась, что мои женские уловки помогут мне пройти через ворота нашего частного квартала без Карла, неряшливого охранника в пятницу ночью, предупреждающего моего отца или Ивана, поэтому я свернула через задний двор, бросила сумку через железный забор и перелезла через него.
Вытащив телефон из сумки, я вызвала такси. Это было самое долгое трехминутное ожидание в моей жизни. Сердцебиение сталкивалось друг с другом в ожидании Ивана, бегущего за мной с расстегнутыми брюками или очень неодобрительного телефонного звонка от папы. Но ничего не произошло. Ни до того, как меня забрала машина, ни после того, как он высадил меня у аэропорта.
Неуверенность скрутила мои нервы в узлы, когда я увидела суету людей и оживление в воздухе. Все, казалось, знали, куда идут, глаза блестели от мечты об отпуске и независимости. Я находилась не в своей тарелке. Мне никогда раньше не приходилось нести сумку, не говоря уже о путешествии в одиночку, но решимость подтолкнула меня к кассе.
К счастью, из-за отмены рейса в последнюю минуту и моего пополненного банковского счета — на который ежемесячно выплачивалось изрядное пособие, потому что папа мне доверял — я купила билет на последнее место в самолете, зажатая между двумя парнями, бросавшими друг в друга Русские оскорбления и арахис. Я не знала, где их мать, но было такое чувство, что она была женщиной через проход, притворяющейся, что их не существует.
Ночные огни Майами исчезли из виду, оранжевое сияние растворилось в темной и бурлящей воде. Я бездумно посмотрела пару фильмов, учитывая мою аудиторию, хотя все взорвалось, как взрывчатка, вышедшая из моды на их экранах.
Через двенадцать часов мы приземлились в Москве.
Выйдя из самолета на холодный реактивный мостик, я вздрогнула. Вдыхая. Выдыхая. Я увидела свое дыхание. Я никогда в жизни не испытывала такого холода. Он схватил мои легкие, крадя тепло из тела ледяными пальцами. Мне очень хотелось побывать на родине, но надо было просто залезть в морозилку.
Когда я остановилась, чтобы надеть пальто, кто-то врезался мне в спину. Я повернулась с извинениями на языке, но маленькая старушка, держащая чихуахуа в сетчатой сумке, опередила меня.
— Извини, дорогая, — сказала она с британским акцентом. — Я не увидела тебя.
— Нет, вы меня простите. Это моя вина.
Она застегнула свою шубу из соболя и склонила голову набок.
— Ты выглядишь очень знакомо. Мы не встречались раньше?
— Эм, не думаю.
— Нет… я уверена, что видела тебя раньше.
Она задумчиво коснулась своего яркого золотого ожерелья. Потом что-то осенило ее. Что-то, что заставило ее положить руку на грудь и оглядеть меня с ног до головы, будто я была проституткой.
Это становилось все более странным с каждой секундой, но прежде чем я успела что-то сказать, кто-то проехал мимо в инвалидном кресле, и крошечная собачка в ее сумке начала лаять. Пока она пыталась успокоить маленького Руперта, я принесла еще одно неловкое извинение и быстро вышла.
На обочине аэропорта я развернула листок из блокнота, который нашла в одном из ящиков папиного стола. Чувствуя себя Нэнси Дрю, с помощью Гугл переводчика я узнала, что Русские каракули это адрес дома, в комплекте с записью счетов, которые он оплачивал в течение многих лет. Я надеялась, что это не тупик, потому что мне некуда было идти, и я не была готова ползти назад к Ивану так скоро.
Я протянула таксисту листок, не имея ни малейшего представления о том, как читать иностранный алфавит. Темный взгляд таксиста встретился с моим в зеркале заднего вида, удерживая зрительный контакт достаточно долго, чтобы послать шепот беспокойства вниз по спине.
Он провез меня мимо оживленной промышленной зоны в более спокойный район с мощеными улочками и старыми, уникальными домами, где припарковался у обочины перед зеленым домом с белыми ставнями.
— Pyat’sot rubley.[6]
Я расплатилась с ним деньгами, которые обменяла в аэропорту.
Выйдя из машины, я схватила свою спортивную сумку и затянула пояс пальто. Оно идеально подходило для прощальной поездки чирлидерш в Аспен в прошлом году, но не настолько хорош, чтобы блокировать горький Русский воздух от моей кожи.
Замерзшие железные ворота скрипнули, когда я открыла их. Я прошла по потрескавшемуся тротуару, уворачиваясь от снега и льда, и постучала в дверь.
Мгновение спустя дверь открыла пожилая женщина с седеющими светлыми волосами, собранными в пучок. Она вытирала руки о фартук, когда ее глаза встретились с моими, и пока она смотрела на меня, румянец сошел с ее розовых щек. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела произнести ни слова, как она захлопнула дверь у меня перед носом.
Закрыв рот я почувствовала, что она стоит по другую сторону двери, прижавшись ухом к дереву, и ждет, когда я уйду.
Когда я постучала снова, раздался глухой удар, а затем ее визг по-Русски, слова были слишком приглушенными, чтобы я могла разобрать их.
Дверь снова отворилась, и на этот раз появился худощавый господин в черном фраке. Он покачал головой и что-то бормотал жене, явно полагая, что она окончательно сошла с ума. Она спряталась за его спиной, сжимая в руках фартук.
Когда его взгляд нашел меня, он замер, будто только что увидел привидение.
Я выдавила из себя улыбку.
— Zdravstvuyte…[7]
Женщина убежала прочь.
— Я дочь Алексея Михайлова… Мила, — сказала я нерешительно, надеясь, что он немного говорит по Английски, потому что я была большой неудачницей в своем наследии.
Я давно отказалась от желания изучать русский язык, потому что папа всегда говорил, что это пустая трата времени, поэтому я знала только то, что слышала от Ивана и Бори. Это включало в себя голые основы, овощи и ругательства.
На лице старика промелькнуло облегчение, а затем он неловко усмехнулся.
— Конечно, конечно. Ты нас здорово напугала. — он отступил назад и жестом пригласил меня войти. — Входи.
Засунув замерзшие руки в карманы, я вошла в дом и повернулась осматривая прихожую. Замерла, увидев, что он высунул голову из входной двери и посмотрел в обе стороны, прежде чем закрыть ее. Я стану следующей звездой в Российской версии судебно-медицинской экспертизы?
6
Пятьсот рублей.
7
Здравствуйте.