Немного безумия

Садист сжал мой нож, напитанный кровью его товарища, а затем начал примеряться к низу живота Маппи. Девушка тихо рыдала, пытяась сдвинуть с тела грязный сапог, придавивший её, как гвоздь крылья птицы.

— Такой твари не положено иметь детей...

Я врезал Чарли по пальцам ноги и он наконец отпустил моё лицо. Начав прыгать на одной ноге, он поскользнулся и упал затылком об землю.

Еле встав, я поднял руки в подобие стойки. Качка, почти такая же, как в шторм, могла свалить меня самостоятельно, но я каким-то чудом ещё держался.

— Живучая ты скотина. — Прут улыбнулся и направил нож на меня. Сейчас у него были все шансы отделать своего врага по полной. Я приготовился к длительным порезам и неприятной смерти...

Взрыв.

Настолько громкий, что я на несколько секунд оглох, как и мои палачи. У некоторых домов посыпалась черепица. Почти в ту же секунду окрестная стража поднялась на ноги. Алебарды лезли в руки, страх за должность брал верх над ленью. Латные сапоги забили по мостовой, всевозможные часовые устремились к дыму где-то внутри города. Кто-то начал кричать «пожар», по улицам пошли детские крики.

— Брось, Прут, бежим! — слышал я сквозь звон в ушах. Дейв подхватил Чарли и, напрягаясь до основания, побрёл прочь.

Пнув меня последний раз, чтобы я свалился на лёд, нацисты убежали. Прежде чем отключится, я запомнил одну вещь — Прут знает о Дженни Крамер... и я достану его из-под земли.

Глава 8

Синие, фиолетовые, пурпурные и голубые краски размазываются по картине. Совершенно непонятно, где я нахожусь и как оказался здесь. Больно...

Больно описывать, больно смотреть, больно всматриваться в скользкие силуэты и мутные тени. Физическая нестерпимая ломка, вспышки света, которые режут глаза. Они вытекают, как желток в хорошей яичнице, эти глазные яблоки...

Город. Я помню его таким. Он будет таким всегда. Вечная сырость, бархат снега, а потом весенние почки деревьев и ручейки по каменной мостовой. Город не меняется... Поэтому я очень удивился, когда увидел огромное незнакомое здание посреди улиц. Белое, высокое, из него выходили радостные семьи и слышались резвые детские крики. Я не помнил этого сооружения, его попросту никогда не было, по крайней мере, мне так казалось.

— Какая рыжая! — женщина засмеялась, держа маленького ребёнка на руках. Рыжий цвет... он проследует меня, как троеточия.

Рядом с молодой матерью стоял мужчина болезненного вида. Он необыкновенно радовался плотно закутанной в пелёнку девочке и ярко улыбался ей, сверкая чистыми зубами богатого человека. Мне кажется, мало кто мог радоваться своим детям так, как он в ту секунду. Мужчина успел увидеть чудо до своей смерти, поэтому в его глазах стояли слёзы. Да, именно стояли, и никак иначе.

— Она прекрасна, Лили. Ты посмотри на её веснушки! — отец с нежностью ухватил кулёк с грудным ребёнком. В этот миг я завидовал ему большего всего на свете. Я тоже мечтал о детях, маленьком шалуне с каким-нибудь весёлым именем, например, Гаспар, и дочке, которая непременно была бы такой же красивой, как Аннабель.

— Не бойся, держи крепче! — женщина весело засмеялась.

Вдруг её лицо оплыло.

Время остановилось, пыль перестала расти, дорогая карета в паре шагов от меня намертво застряла промеж неизвестной улицы, не успев доехать до молодой пары. Больной мужчина, с трудом державший младенца, исхудал до костей и пугал своим ужасным видом мумии. Повеяло дурманящим запахом старого кладбища и глубокого склепа: влажная земля, мягкие черви, вросшая гнилая трава. Помимо этих зверских ароматов, мой нос ощущал запах химических веществ из множества тесных пробирок и колб: пена, кислота, едкие растения, пар из реторт.

Я подошёл к мужчине и его самому ценному сокровищу, боясь неизвестно чего и кого. Взглянуть за шёлковую пелёнку... холод. Мурашки пробежали по телу, лицо застыло, зубы стали отбивать барабанную дробь. Малышка оказалась чудовищной тварью, её острые клыки размером с мой палец могли прокусить пласт стали или рвать трупное мясо. Страшная, жуткая пасть, и глаза, налитые алой кровью. Ребёнок демонов мирно спал, ожидая пробуждения и конца света.

— Ч-что это значит. — промямлил я и в тревоге оглянулся.

Вокруг плодилась и множилась абсолютная пустота, слишком тёмная, пронизывающая все потаённые уголки. Лишь высокое здание, белое и большое, являлось источником света. Оно было похоже на огромную лампу посреди ещё более колоссального сумрака, пожирающего всё живое.

— Я ничего не понимаю!- яростная грубая злость, первобытная, заставляющая есть сырые куски и точить камни, росла во мне, медленно, но неотвратимо заполняла меня, как пустую амфору из-под вина, одолевала мой усталый разум. — Я не понимаю...

На пороге строения появилась женщина, одетая в свободные, необлегающие ткани.

— Эй! — женщина не развернулась. — Стой! — она побежала. Я рванул за ней.

Ветер звенел в ушах, ступеньки мощного здания постоянно росли и росли, поэтому я не мог добраться до входа и до самой беглянки, и это меня безумно раздражало. На скорости я преодолевал больше пяти ступеней за раз, не заботясь о безопасности ног, но всё равно отставал...

После дикого подъёма, у края лестницы, восходящей к самим небесам, я сумел догнать женщину и даже протянуть руку, чтобы коснуться её плеча. Безумно близкое, хрупкое, с родинкой ближе к спине, оно манило меня, как самый сильный наркотик. Я хотел упиться ей, обнять до визга, рассказать все мои истории, которых уже и не перечесть... но женщина была нематериальна, возможно, она даже и не существовала. Бессмысленно касаться плеча того, кто этого никогда не почувствует. Рука прошла сквозь неё, как сквозь туман. Легкий, почти прозрачный.

— Аннабель!.. — она даже не пыталась расслышать, и смотрела лишь вперёд, на широкое крыльцо.

— Аннабель! — моя мечта, моя цель, моё счастье... безвозвратно утеряно, утекло сквозь пальцы, беззастенчиво и цинично сбежало.

— Аннабель! — я рвал горло, кричал и кричал прямо над её уязвимым ухом, но она, словно став глухой и слепой, была совершенно равнодушна к моим страданиям. Женщина апатично стояла напротив крыльца... напротив первого роддома Ан-Рока, сгоревшего более десяти лет назад. Я помню точную цифру, потому как любил тогда читать газеты — семнадцать лет, как его не стало. Одна из самых тяжёлых трагедий города.

— Аннабель!!! — из её слепых глазниц потекли слёзы.

Я упал к её ногам и зарыдал. Чувство беспомощности проткнуло меня, как сотни пехотных копий, тысячи степных стрел с крюком, напоминающим клюв коршуна. Я чувствовал горькую слабость в самых потаённых уголках моей грешной маленькой души, которая никогда не попадёт в рай и не услышит сладкозвучных серебряных молитв. Жалкий и слабый, опухший от слёз и несчастный от собственных решений, я даже забыл нежное, милое и прекрасное лицо, поэтому оно было размыто. Я помнил лишь предсмертные судороги в больнице и взгляд... куда делись её идеальные глаза и длинные чёрные ресницы?

— Аннабель... Аннабель... — всё вокруг исчезло. Мир потух, как дешёвая лампочка.

Больше не было роддома, была лишь пустота...

Часть 2

— Мистер Браун, вы меня слышите? — ослепительно яркое сияние. Интересно, неужто все проходят через него? Почему ангелам обязательно надо украсть у человека то единственное, что с ним осталось — зрение. Это как отбирать у нищего картёжника колоду. — Мистер Браун? — ко мне резко вернулась память и похмелье. И боль, куда же без неё.

— Стойте, вам нельзя так резко вставать! — знакомый доктор попытался усадить меня на место, но сил его хватало лишь на скромное противодействие, неприятно задерживающее меня. — Вы в больнице, не надо никуда бежать!

— Где Маппи? — ответа не последовало. — Девушка, мне нужна девушка! — я ухватил доктора за грудки и притянул к своей разбитой роже. — Где Маппи?

— Вы про ту милую блондиночку?