Страница 75 из 78
— Умирающего?
— Да, — кивает отец Марселя. — Слухи не соврали. Я действительно серьезно болен. Когда Марсель узнал, я сделал вид, будто это не так. Не хотел, чтобы он был со мной из жалости.
— Вот теперь все ясно, в кого Марсель такой. В вас самих!
Слышится стук в дверь.
— Лена, это мама. Ты как, ехать собираешься?
Она заглядывает в комнату и ахает:
— Так, кажется, ты даже сумку не собрала? Передумала? Вот и славно! Нечего тебе в деревне делать. За магазином приглядывают, а ты здесь нужнее, отцу своего ребенка. Ему тоже полезно будет видеть, как протекает твоя беременность, чтобы не думал, будто это так же легко, как стрясти с дерева спелые яблоки. Вот только ты, кажется, уже договорилась квартиру сдать? Позвони, отмени все…
Мама протараторила целую речь, не дала мне и слова вставить.
— Ма…
— Все будет хорошо, милая!
Она подошла ко мне, обняла крепко, поцеловала со словами:
— Мирись со своим красавцем, больше ничего говорить не буду и лезть с советами, как это сделать, тоже. Могу сказать только одно — такой счастливой я тебя еще не видела. Повздорили? Что ж, с кем не бывает! В отношениях нужно учиться идти на компромисс, и иногда выключать гордость, включая смирение. Любовь — это не соревнование, кто кого покусает первым и как можно больнее, милая.
— Спасибо, ма.
— Я знаю, ты все сделаешь правильно. Надеюсь на это!
— А я надеюсь, что простым примирением дело не обойдется, и мне хватит сил сосватать Елену за Марселя, — добавляет Кречетов-старший.
Я с неким подозрением смотрю на маму, папу, застывшего в дверях и крайне спокойного Кречетова-старшего. Странно, что мама больше не просит нас познакомить, ведь просили же мои родители.
— Кажется, вы пообщались без меня и Марселя? — уточняю, чтобы знать наверняка.
Родители едва заметно кивают.
— Ладно, едем к Марселю, — машу рукой.
Теперь он от меня точно не отвертится! А что касается имени, так есть у меня идея, как это исправить…
Глава 41
Глава 41
Лена
По пути в больницу, Кречетов-старший вздыхает:
— У твоих родителей есть замечательная черта, которой я, к своему большому сожалению, так и не обзавелся. Они участвуют в жизни детей, но не контролируют каждый их шаг, позволяют совершать свои ошибки, но не тыкают в них носом, и всегда готовы помочь, выслушать… Хотел бы я обрести эту мудрость чуть раньше. Забудь, что говорят о житейской мудрости седин. С возрастом набиваются только шишки опыта, и это дает иллюзию о возможном праве лезть всюду со своими советами непрошенными. Иногда эти советы действенными оказываются. Но не стоит забывать, что это лишь — чужой опыт, и он не всегда применим и к тебе, и к новым реалиям…
Здесь есть над чем подумать. Я даю себе обещание, что обязательно подумаю об этом позднее. Сейчас же не могу не думать о Марселе, о нас, о нашей дочери. Все так закрутилось, завертелось. И кто же знал, что основными препятствиями на пути к счастью станут не сторонние препятствия и происки злопыхателей, а мы сами?!
Дорога до клиники пролетает словно за одно несчастное мгновение. Я опомниться не успеваю, как лифт поднимает нас на нужный этаж. Едва покинув кабинку лифта, я слышу голоса и понимаю, что обстановка накалилась.
Спорят двое друзей Марселя: Никита и Андрей.
Мужчины спорят до хрипоты. Судя по раскрасневшимся лицам и напряженным позам, они вот-вот могут сцепиться в драке.
— Позволь ему самому решать! — настаивает Никита.
— Пока он под моей ответственностью находится, только я могу решать, когда ему можно, а когда нельзя. И я, с полной ответственностью и знанием своего дела, с опытом, насчитывающим тысячи излеченных мною людей, заявляю: позволить ему сейчас куда-то сорваться — это безумие, значит, перечеркнуть весь прогресс, которого мы добились. Хочешь, чтобы он хромоногим на всю жизнь остался? Легкое прихрамывание — это ерунда, мой дорогой друг, по сравнению с тем, что может ему грозить. Но да, откуда тебе это знать?! Ты же у нас крыса конторская… — добавляет Андрей, явно переходя границы.
— Пусть так, но я готов на подвиги ради своей любимой, а ты? — фыркает Никита. — Трепло, трусло! Забыл, как на моем диване валялся и жаловался на судьбу?!
— Посмотрите-ка на героя, приз “Самый кретинский подвиг” за бросок под колеса машины во имя любви достается тебе! Нет, кажется, плохо я тебя все-таки полечил. Боюсь, вавка у тебя в голове осталась. Вот такая! — взмахивает руками Андрей, нечаянно попав по носу Никите.
Тот посчитал, что это сигнал в драке и взмахнул кулаком в ответ.
— Что здесь происходит?! — повысила я голос, когда мужчины уже схватили друг друга за грудки и начали трясти на радость всем собравшимся вокруг них зевакам.
— То и происходит, Шатохина! Тебя бы я тоже к Марселю не пускал! Все. Никого не пущу. И Марселя из отделения не выпущу, пока на ноги не встанет. Я так сказал! — заявил он, оттолкнув Никиту. — А понадобится, еще и охрану выставлю.
Сказав это, Андрей Платонов сердито ушел, запахнув на груди медицинский халат, оставшийся без двух или трех пуговиц после небольшой потасовки. Я поспешила за ним.
— Андрей, постой! Андрей, не заставляй беременную девушку бегать! — позвала я запыхавшимся голосом.
— Что?! — притормозил муж подруги.
— Что придумал Марсель?
— Понятия не имею, что вы друг другу наговорили, но он словно с цепи сорвался, рвет и мечет, выписываться надумал.
— КАК?!
— Вот так! — Андрей поднял руки и опустил их. — Вот так, как будто речь идет о пустяках, а не о его здоровье и возможности полноценно двигаться в дальнейшем.
— Можно я с ним поговорю?
— Еще чегоооо!
— И его отец.
— ВДВОЙНЕ ОТКАЗЫВАЮ! — упрямо заявил Андрей. — Кого ты слушаешь, милая? Никиту? Горе-героя! Он с Марселем не так близок, как я, а я…
— Никого я не слушаю! — возмутилась я. — Кроме своего сердца. Ну, дай к нему зайти! Я вспылила, потому что он… Он — Марсель, и этим все сказано! Его упрямство непробиваемо-непрошибаемое. Но я упрямее!
— Оно и заметно!
— Андрей. Так надо! Ты не имеешь права мне в этом отказывать. Поверь, я с ним поговорю, и все наладится. Надеюсь…
— А если нет.
— Значит, я попытаюсь достучаться до этого упрямца снова! — заявила я. — Тем более, насколько я поняла, он уже хочет броситься вдогонку за мной, наплевав на угрозу здоровью и потенциальный вред.
— Так и есть, — кивает Андрей.
Он призадумался, потом кивнул.
— Ладно. Попробуй… Но только без его отца. Поверь, ни к чему посторонние уши, да и вообще Марс на отца зол до сих пор. Его присутствие никому не поможет! Только навредит.
Даже не дойдя до палаты Марселя, я уже слышала из коридора, как он с кем-то договаривался о собственной транспортировке… Вот упрямец!
Я вошла и плотно закрыла за собой дверь.
— Далеко ехать собрался? Меня с собой возьмешь?
Марсель вздрогнул.
— Я перезвоню, — пообещал в телефон кому-то.
Он смотрел, как я шла к нему и читала в его глазах, что Марселя сдерживала только травма, иначе бы он сам ко мне подбежал, схватил и обнял. Я подошла и села на кровать, обняла его.
— Я знаю, — сказала тихо.
— Что ты знаешь?
— Что тебе невыносимо быть временно ограниченным, принимать уход, заботу и ухаживания, как за больным. В то время как ты чувствуешь себя полным сил и досадуешь на неприятность. Ты многое хотел бы сделать сам и, возможно, даже считаешь, что это положение временно ущемляет твою мужественность и подрывает авторитет.
— Так и есть, — заявил он, чуть покраснев. — Не могу любимую трахнуть хорошенько!
Он грубовато все свел к сексу, но я понимала, что он специально так говорит.
— Может быть, хватит нам воевать друг против друга? Давай воевать за наше счастье. Общее, одно для двоих, даже для троих, подумай только! — произнесла я со слезами на глазах.