Страница 74 из 78
— Можно войти?
— Входи, — отвечаю автоматически и вдруг столбенею.
Потому что голос взрослого мужчины принадлежит не моему отцу.
В комнате появляется отец Марселя. Я медленно опускаюсь на кресло.
— Вениамин?
— Я могу присесть?
— Можете. Если найдете, куда. У меня здесь бардак! — заявляю я, вскочив и начав складывать вещи и опускать их в сумку одну за другой, без разбора.
Сложила, и ладно. Сортировать не буду! Дома разберусь, что к чему.
— Пожалуй, сюда присяду.
Я стараюсь не подавать вида, будто удивлена приходом отца Марселя. Но на самом деле я видела его достаточно давно. Еще тогда он выглядел сильно уставшим, сейчас на вид он постарел лет на двадцать и смотрится совсем стариком.
Это не мое дело, думаю я. Не мое!
Не хочу иметь с этим гадом ничего общего. Он вообще палки в колеса совал постоянно. Если бы не он, кто знает, как сложились бы отношения с Марселем! И вообще, что он здесь делает?!
— Что отец, что сын, одного поля ягода, — бурчу себе под нос.
— Я кое-что услышал.
— И что же это? — фыркаю.
— Не хотел подслушивать, но услышал, как ты отказала Марселю. Он сделал тебе предложение руки и сердца? — уточняет Кречетов-старший.
— А не пошли бы, Вениамин, говорить со своим сыном на эту тему? Или разговоры, касающиеся чувств, не ваша сильная сторона?
— Я бы поговорил с сыном. Если бы он захотел со мной разговаривать на личные темы. Он меня игнорирует. Общается только на темы, касающиеся бизнеса.
— Какая неожиданность, правда? Когда играешь судьбами людей, потом оказывается, что они не хотят тебя даже видеть! — сердито бросаю в сумку платье, в котором ходила к Марселю в больницу.
Пальцы скользят по передней части, украшенный красивыми, небольшими пуговицами.
Ох, эти пуговички…
Марсель просил меня их расстегнуть, целовал, доводил до экстаза жадно-жадно.
Внутри все сладко сжимается, трепещет, заводится так, что дышать трудно не только от пробудившихся чувственных воспоминаний, но и от обиды: как можно было взять и все испортить за один день?!
Уму непостижимо…
Неужели я позволю этому волшебству пропасть вот так просто?
Откажусь от любимого и буду одинока до конца дней? Теперь наверняка.
Попробовав, как сладко быть с тем, кого любишь всем сердцем, уже не сумеешь променять это на дешевый суррогат…
— Я знаю, что виноват. Марсель тебе говорил, наверное?
— О нет, Марсель со мной тоже не разговаривает открыто. Очевидно, я нахожусь вне круга его доверия.
Кречетов-старший сосредоточил на мне взгляд. Несмотря на изможденный вид, его взгляд все еще был сильным, полным эмоций.
— Он отталкивает тебя? — уточнил.
— И, что, если да? Порадуетесь. что сработали ваши коварные планы, как нас разлучить!
— Все не так! — замахал руками.
— Охотно верю.
— Хорошо, изначально у меня были очень большие вопросы к тебе. Да, я не верил в твое бескорыстие. Учитывая замужество, интрижку с наследником богатого состояния… Я почти сразу же узнал, что ты работаешь в агентстве. Разумеется, у меня были вопросы. Очень большие вопросы и сомнения. Я озвучил их Марселю. Он в ответ изъявил желание выцарапать тебя из лап предприимчивой сутенерши, назовем вещи своими именами. Да, я сомневался, поэтому выставил условие…
— И проверяли, следует ли Марсель данному слову. Так вот, чтобы со мной расстаться, он меня с грязью смешал. Так что можете быть рады. Данному обещанию Марсель следовал безукоризненно. Потом, казалось, все наладилось. Но вот снова… — усмехаюсь. — Ваших рук дело? Или Марсель сам решил, что нам с Есей не место рядом с ним?!
— Еся? — переспрашивает Кречетов-старший, ерзая на кресле.
— Еся! Есения! А что?! — всплескиваю руками.
— Так звали мою первую жену, мать Марселя, — медленно говорит Кречетов-старший. — Есть еще кое-что… Неприглядное из нашей истории отношений.
Кречетов-старший замирает, будто раздумывая, стоит мне говорить или нет. Я смотрю на его лицо, полное задумчивости, вспоминаю, как передернуло Марселя при упоминании имени “Есения”, а потом он сразу переключился на тему отца, и догадываюсь, наконец, в чем может быть причина!
— Вы как-то отбили девушку у своего сына и развлекались с ней. На глазах у сына.
— Отбил, сильно сказано, — отмахивается. — Та лохудра сама ноги раздвинула и слюнями на меня капала.
— Какой вы невыносимый! — восклицаю в сердцах. — И до чего же упрямый. До сих пор на своем стоите и не признаете собственной вины! Значит, ту девушку тоже звали Есения?!
— Нет, у нее была фамилия… То ли Еськина, то ли Еськова. Но Марсель ласково называл ее Есей.
— Теперь понятно, почему он не хочет, чтобы я назвала так свою девочку. Самое дорогое и самое омерзительное для Марселя переплелось в этом имени… — выдыхаю я. — И зачем вы мне это рассказали?!
— Марсель запретил мне с тобой видеться.
— Вижу-вижу, запрет работает! — фыркаю. — Послушайте, я покажу себя сейчас с жутко невоспитанной стороны, но, пожалуйста, прошу… Оставьте меня в покое. Просто уйдите.
— И что дальше? Ты уедешь?
— Не ваше дело.
— Может быть, как раз именно сейчас — мое? — возражает отец Марселя. — Я знаю, что наломал немало дров. Действовал исключительно в благих целях. Но не осознавал, что мои благие цели и интересы сына могут не совпадать. Я считал себя самым умным, дальновидным и все так далее, по списку, но не учел, что могу ошибиться так же, как все остальные родители. Я считал, что знаю, как и что лучше для моего сына. На моей стороне богатый опыт, и я поставил его во главе. Увы, это привело к отдалению. Сейчас мы совсем отдалились друг от друга, и если я уже свыкся с мыслью, что заслужил подобное отношение, то не могу смириться с тем, что мои поступки влияют на Марселя до сих пор и портят самое дорогое, что у него когда-то было — это отношения с тобой.
Слова Кречетова звучат очень неожиданно для меня. Я опускаю руки с очередным платьем, которое просто выскальзывает из моих пальцев.
Сердце грохочет на разрыв, по телу бегут острые, жалящие мурашки. Невозможно оставаться равнодушной. Никогда не могла быть равнодушной в том, что касается отношений с Марселем. Это словно мое личное проклятие и зависимость…
— Не уезжай. Ты делаешь ему больно.
Я набираю полные легкие воздуха, чтобы ответить, но звуки не вырываются изо рта. Ни звука! Я просто ничего сказать не могу, только вытираю слезы, заструившиеся по щекам, и отворачиваюсь, чтобы отец Марселя не видел, как я реву. Но этот внимательный и въедливый старик все заметил и молчать, разумеется, не стал.
— Я кое-что услышал, и думаю, обидно не только Марселю, но и тебе — тоже. Скорее всего, ты полна любви и заботы, а он держится особняком и не позволяет за собой поухаживать даже немного?
— Откуда вы все это знаете?
Кречетов старший пожимает плечами.
— Может быть, оттуда, что я его таким воспитывал, вбивал в голову, что быть зависимым — это слабость? Марселю хотелось бы выглядеть для тебя этаким героем-молодцом, а не мужчиной в инвалидной коляске.
— Боже, но это временно! Временный этап! У него сложный перелом, но это не паралич, как вы не понимаете! Зачем давите на травмы?
— Я не давлю. Это Марсель так думает и беспокоится по поводу меня! — трет подбородок. — Переживает, как бы я не всунул палки ему в колеса. Ты должна поехать к нему. Прямо сейчас… Иначе он наломает дров. После того, как ты сказала, что отказала бы ему, точно наломает. Поверь, я знаю сына.
— Вот и не знаете! — вспыхиваю. — Ничему вы не учитесь. Снова заявляете, будто вы — всех умнее и всегда правы, но это не так.
— Подловила. Пожалуйста, поезжай к нему. Исполни последнюю просьбу умирающего. Сделай моего сына счастливым, не дай ему закопать себя в одиночестве и фальшивых ценностях, купленных отношениях так, как это сделал я после смерти любимой. Пойми, все можно изменить, пока мы живы. Есть только одно необратимое событие — это смерть, пока она не наступила, нужно бороться за своих любимых.