Страница 2 из 15
Взявшись за новое дело он поначалу с головой погружался в процесс, почти не спал и не ел, а отвлекался только за тем, чтобы заглянуть в учебник или спросить совета у старшего. Однако проходил год, может быть, два, и прогресс, который в начале шёл семимильными шагами, закономерно замедлялся.
И если обычному эльфу ничего не стоило продолжать выжимать из любимого дела всё до единой крохи, чтобы в итоге стать по-настоящему лучшим, Авок был лишён этого присущего подавляющему большинству долгожителей дара. Чувствуя, что дальше перед ним встаёт стена, он начинал разочаровываться, потом злиться на себя и на дело, которое выбрал, а вскоре и вовсе бросал.
А потому, будучи и воином, и музыкантом, и садоводом, и поваром, и плотником, он по сути своей никому не был нужен. Ведь сражался он куда хуже тех эльфов, что посвятили этому всю жизнь, то же было и с музыкой, готовкой, кузнечеством…
Только крайняя сплочённость лесного народа, а также то, что последние десятилетия были сравнительно мирными, а потому жизнь баловала эльфов достатком и покоем, позволяло Авоку продолжать свои метания и не быть изгнанным из поселения за бесполезность.
Он даже нашёл себе девушку, которой почему-то приглянулась его напористость. Правда, она тоже наскучила Авоку, начались ссоры, одна масштабнее другой, и через несколько лет пара распалась.
Последним, что выбрал для себя странный эльф, была охота. Дело ответственное и сложное, и старейшины поселения в который уже раз понадеялись на то, что юнец, наконец, остепенится, возьмётся за ум и перестанет доставлять проблемы.
Ну, в каком-то смысле они оказались правы. Однажды, после семи часов сидения в засаде, в неудобной позе и с затёкшей спиной, Авок, спустивший тетиву лука, промазал мимо выслеживаемого всё это время оленя.
Почувствовавшее опасность животное встрепенулось и унеслось в чащу, обратив весь многочасовой труд в пшик. Любой другой эльф на его месте просто пожал бы плечами и либо начал бы искать новую цель, либо вернулся в поселение, чтобы ещё потренироваться в стрельбе.
Однако Авока произошедшее просто взбесило, следствием чему стал душераздирающий вопль гнева, поднявший с окрестных деревьев всех птиц… а ещё разбудивший спящего в пещере неподалёку саблезуба. Против пятиметровой твари с клыками-мечами и когтями-кинжалами у эльфа не было и шанса. Так Авок умер, и это было последним, что он помнил перед тем, как очнуться у меня в черепушке.
Надо сказать, кадр мне попался неплохой. Если Жюстина в бытовом плане была полным профаном, за неё всё делали слуги и служанки всех цветов и мастей, то этот эльф, наоборот, был минимум любителем почти во всём. Что бы я ни назвал: от готовки до портняжного дела и от стрельбы из лука до скотоводства — он в этом понимал, причём довольно неплохо.
Конечно, до отличного уровня Авоку было далеко. Даже в той же стрельбе, где эльфы считались непревзойдёнными умельцами, мой собственный навык был повыше, хотя стрелковое оружие было нелюбимо моим телом и мышечной памятью больше всего.
Однако в походе, а путешествие по полигону можно было с лёгкостью назвать именно так, такой разносторонний умелец был как нельзя кстати. Потому как даже если сражался я на уровне лучших мастеров этого мира, перед необходимостью развести костёр из подручных средств или заштопать дыру в палатке моя волшебная память стабильно стушёвывалась.
Ну что же, умертвие в услужение я не получил, но это вопрос времени, раз Веск уже договорился с Сорой. А вот новый квартирант — приобретение куда более важное и ценное.
Да, он оказался хамом, но при этом очень полезным хамом, а это стоило многих неудобств. Нужно было выудить из него побольше знаний, потому что что-то мне подсказывало, что однажды он также замолкнет, как замолчала Жюстина.
Развернувшись, я побрёл обратно в лагерь. Рассказ Авока и так занял слишком много времени. Ко мне, впрочем, претензий не было и быть не могло, уничтоженное умертвие сполна покрывало необходимый вклад.
Зайдя по пути к Соре и добравшись до нашей, пока ещё старой «мужской» палатки, я обнаружил там и Веска, и кареглазую, на этот раз, несмотря на довольно опасную волну, нисколько не пострадавшую. Об охотнике можно было даже не начинать переживать, как я давно понял.
Убедившись, что все важные дела решены и к нам не заявятся без приглашения Сора или Кьют, я затащил их в палатку и вкратце объяснил произошедшее.
Девчонка, знакомая с Жюстиной, в произошедшее поверила без особого труда, а вот Веску пришлось ещё какое-то время доказывать, что я не спятил. Но, в конце концов, послушав рассказы Авока, охотник всё-таки убедился, что я и эльф — две разных личности и связаны друг с другом исключительно стечением обстоятельств.
А ещё оказалось, что это мне так «повезло» с тем умертвием, в котором, как я понимаю, сидела душа Авока. Нормальная нежить куда слабее и точно куда тупее, так что больше настолько захватывающего боя мне провести на этом этаже не удастся. Вряд ли подобные уникумы встречаются на каждом шагу. Очень жаль.
Источником данной информации, как и всегда, был Веск. Он же объяснил, как душа эльфа могла оказаться в умертвии Подземелья Некроманта. После того, как Авок умер, судя по всему, произошло то, что маги-теоретики назвали бы скрещиванием тонких путей мира, а сам охотник охарактеризовал как «сбой системы полигонов».
Такое иногда происходило, Веск слышал о подобном и однажды даже разговаривал с магом, что в составе крупного отряда сражался с подобным сбоем. Душа погибшего, обычно просто растворявшаяся в мире или, как считали некоторые, отправлявшаяся на перерождение, попала в раскинувшееся под родным лесом Авока Подземелье Некроманта. Система полигона, грубо говоря, затянула душу остроухого в саму себя и включила в цикл возрождения и уничтожения нежити.
В каждом мертвеце Подземелья Некроманта находилась «искусственная душа». Сложнейший энергетический конструкт, который создавался самой системой полигонов, чтобы управлять бесконечными ордами мертвецов, призванных без устали сражаться против приключенцев.
И душа Авока, так получилось, заняла место одного из таких конструктов. Кстати, изначально Веск думал, что и я сам — такая вот пойманная в ловушку живая душа. Но мои странные способности, выходящие за рамки обычной нежити, а также отсутствие воспоминаний о жизни вне полигонов его в этом разубедили.
Живая душа, попав в систему полигонов, либо полностью осознавала себя и своё прошлое, либо наоборот, теряла какую-либо идентичность и становилась мало отличима от искусственной. С эльфом произошло именно это.