Страница 26 из 64
Ровно две минуты Алексей потратил на справку о моем здоровье и успехах. Я же, чтобы не спросить его, счастлив ли он, просто так, здорово живешь, осведомился, продолжает ли он играть в футбол.
— В футбол?! — забегал по комнате Боровков. — Да ты же ничего не знаешь, ты же не женат! А я женился два года назад. Первый год моя Людочка еще разрешала мне играть. Вернее, не Людочка, а ее родная тетка, двоюродный дядя, троюродная бабушка, черт, дьявол, хромой бес. А в прошлом году вся эта директивная родня дала указание: поскольку я назначен заместителем начальника цеха, то мне уже не подобает, как они говорят, гонять мячики. В крайнем случае мне разрешалось быть судьей. Это все-таки солидней.
— И ты подчинился? — осторожно спросил я.
— Ах, ты же не женат! — ехидно усмехнулся Боровков. — Тебе хорошо рассуждать. А ты попробуй веселиться, когда твоя жена по целым неделям не обращает на тебя никакого внимания, когда каждый вечер твоя супруга уходит к этой проклятой тетке. Нет, подобной тетки нет во всем подлунном мире! Представь себе: ханжа со щучьим лицом и к тому же ведущая церковная активистка. В этом году меня назначили заместителем главного механика. Хорошо? Прекрасно? Но моя Людочка, вернее — ее родня, уже не дозволяет мне показываться на стадионе даже в качестве судьи.
«И ты подчинился?» — хотел было я спросить, но, вспомнив, что я еще не женат, промолчал.
— Вот сегодня, например, я обязан судить календарный матч нашей зоны, а мне приказано собираться в гости к тетке. Сегодня какой-то церковный праздник — и ты изволь сидеть в кругу разных святош и слушать, допустим, как один комсомолец перед смертью просветлел и якобы завещал похоронить себя «по-божьему» и одна женщина лично видела, как его комсомольский билет тут же превратился в пепел. Понял, какая химия?
И вообще я перестал читать, заниматься спортом и начал толстеть, то есть черт знает что… Я скоро начну носить вязаные жилеты и ходить с палочкой. Я и Людочка тем занимаемся, что ходим в гости либо сами принимаем гостей.
«Странно, — хотел было сказать я, — тем более, что ты, Алексей, всегда был таким стройным, ловким, сильным и притом волевым, напористым, непоколебимым». Но… промолчал, поскольку у меня еще нет своей Людочки и такой массовой родни.
— Но сегодня я в гости не пойду, — стал заклинать Алексей. — Я еще утром подержал термометр над зажженной спичкой и показал Людочке, что у меня 38 и одна десятая. Сегодня я не пойду… Не-е-е-е-т. Пойду на бой, на разрыв, но к тетке — ни за что! — как лев, рычал мой старый боевой друг. — Вот увидишь! — грозился он.
— Куда ты, Алешенька, не пойдешь? — вдруг из соседней комнаты послышался чистый ангельский голосок. И в дверях появилась Людочка, молоденькая, милая, с чудесными голубыми глазами.
Рык мгновенно прекратился, и грозный лев превратился в жалкого пискливого котенка.
— Я… я… кисанька, не могу пойти, — залепетал бывший волевой, бывший непоколебимый Боровков. — Вот врач, — указал на меня перетрусивший котенок. — Доктор приказал мне быть дома и полоскать горло, потому что у меня 38 и одна десятая.
Утверждаю, что в эту минуту не у Алексея, а у меня поднялась температура до 38 и одной десятой.
В эту тягостную минуту я как-то невольно обратил внимание на носик Людочки. И я все понял. Это был чуть укороченный, чуть вздернутый, глупый, самоуверенный и весьма властный носик. Я понял, что справиться с таким носиком очень трудно, даже невозможно. Его ничем не переубедишь.
— Доктор, что у него? — прищурив небесные глазки, недоверчиво спросила Людочка.
Я стал форменным образом мычать. Но недолго. Медлить нельзя было, и я сообщил носику:
— Явление временное… Но интеллектуальное, индивидуальное, спазматическое, миокардическое.
— Вот видите, а он судит футбольные матчи и бегает по полю со свистком, как ненормальный. Конечно, никаких футболов. Доктор, напишите, пожалуйста, рецепт.
Людочка подошла к письменному столу и решительно придвинула ко мне большой блокнот. Делать было нечего, Я написал:
серной кислоты — 100,0
соляной кислоты — 100,0
зеленого мыла — 200,0
березового дегтя — 200,0
по полстакана 3 раза в день до еды.
Все это я, как химик, изложил по-латыни и подписался: д-р Фрейеров.
Носик взял листик и исчез.
— Мне пора! — твердо заявил я. — Я должен исчезнуть, пока мой «рецепт» не вернется из аптеки. Если за мной не придет милиция — это будет чудо.
— Надо было написать нормальный рецепт, ты же химик, — сказал Алексей.
— Не имею права, я не врач. Алеша, звони, заходи, я живу в гостинице. Желаю успеха. До свидания, — сказал я.
Но было поздно. Вбежала Людочка и сообщила:
— Пришел еще один доктор. Это даже лучше.
— Где у вас можно помыть руки? — спросил настоящий врач из соседней комнаты.
Людочка поспешила к доктору. Я машинально поставил ногу на подоконник.
— С ума сошел! — зашикал Боровков. — Пятый этаж — верная смерть или досрочный инвалид.
Вошел врач. Пожилой человек в чесучовом кителе и золотых очках.
— Здравствуйте, коллега, — обратился доктор ко мне. — Что с больным? — спросил он меня, к счастью, довольно тихо.
Я снова стал мычать… Но меня прервал мальчик, вернувшийся из аптеки с моим «рецептом».
— В аптеке сказали, что этот рецепт, наверное, писал пьяный или ненормальный жулик.
Врач взял у мальчика мой «рецепт».
Мне хотелось кричать: «Караул, убивают!» Носик уничтожающе оглядел меня и бесцеремонно убрал со стола мужские часы… Затем она положила руку на трубку телефона, и на ее языке, я догадывался, уже лежало приготовленное слово «Милиция».
Врач же внимательно читал рецепт. Меня трясло, как будто меня вытащили из проруби.
— Ничего особенного, — сказал доктор. — Вполне приемлемый рецепт. В аптеке просто не поняли его.
Доктор оказался умницей, сердечным и чутким человеком.
Носик снял руку с телефона. Я отвел доктора к окну для «консилиума».
— Я вам все расскажу на улице, — шептал я. — Уложите его в постель, прошу вас.
Но бдительный носик «учуял» заговор и опередил события. Людочка взяла руку мужа, послушала пульс и объявила: «Никакой температуры нет. А сердце у моего мужа вполне… Позавчера судил матч. Вставай, Алексей, поедем, нечего фантазию разводить. Сама знаю, как пульс слушают, сама я в лагере была старшей пионервожатой».
«Бедные дети», — подумал я.
Не унимаясь, решительный носик снял трубку телефона, набрал номер и спросил:
— Поликлиника? У вас есть такой доктор Фраеров? Нету? Я так и знала.
Последующие ее слова я уже услышал на лестнице.
— Шпана, жулик! — неслось мне вслед. — Держите его!
Усиливая бег, я пересек улицу, ворвался в ближайший сквер и помчался по аллее.
— Тренируется, — сказали мальчишки, игравшие в волейбол.
Недавно я получил письмо от Боровкова: «На днях, — писал он, — я, мы с Людочкой едем в Кисловодск: нам обоим обязательно надо похудеть». А я… я еще не женился. И каждый раз, когда я уже решаюсь сказать «Будьте моей женой», я смотрю на ее носик, и мне кажется, что это носик Людочки, и умолкаю, ибо боюсь, что мне придется оставить хоккей, и парусный спорт, и ежегодно ездить в Кисловодск, чтобы обязательно похудеть.
Елена Цугулиева
КРОВНАЯ МЕСТЬ
Не ищите на карте Северной Осетии селения Дзанат: не найдете. Я сама придумала это название, чтобы не обидеть дедушку Хадзбатыра; хотя он и вздорный старик, но и к нему нужно относиться вежливо. Селение Дзанат существует, но оно носит другое название. Хотя это к делу не относится.
Так вот, когда настало время расстаться с некоторыми старыми адатами, жители селения Дзанат не особенно ломали над этим голову: одни обычаи решили оставить, другие беспощадно забраковали. Эту операцию можно сформулировать словами знатного овцевода Дабе:
— Если родители, вечная им память, оставили мне хороший дом, в котором я могу укрыться от непогоды, — буду жить в нем. А если от них останется дрянной, негодный хлев, который от ветра шатается, — сам его развалю, чтобы зря места не занимал.