Страница 7 из 54
— В шестнадцатой, — говорю я. — Вообще, конечно, приятно, когда женщина не ходит растрепанная (я смотрю на голову жены), ногти у нее в порядке (я перевожу взгляд на руки жены), пальтишко по моде…
— Да… — рассеянно говорит жена, вытирая руки об фартук. — Конечно, ты прав.
Ровно через неделю я, уходя на работу, встретил на лестнице благообразного старичка с чемоданом. От чемодана чем-то одуряюще пахло.
Собственно, какое мне дело до этого старикана? Но почему-то именно в этот день голову моей жены украсила премодная прическа «Аспазия».
БРАТ ЛЕПИЛКИН ОТВЕРЗАЕТ УСТА
К бригадиру отделочников Батыгину подошел дюжий мужчина в ржавого цвета пиджаке, с коричневыми щеками и стоящей торчком густой рыжеватой шевелюрой. В руках он держал пачку картонок, напоминающих игральные карты.
— Чего тебе? — осведомился бригадир. — Выкладывай.
Тот молча потасовал свои картонки, выбрал одну и сунул ее под нос бригадиру.
«Принимайте на работу?» — прочитал тот.
— Ты что, немой?
Рыжий дядя снова покопался в картонках и вытащил другую: «Нет. В своих пяти чувствах».
— А я не глухой. Можешь сказать без бумажек, голосом, как люди?
Третья карточка гласила: «Молчу по убеждению». Не успел Батыгин разинуть рот, как посетитель заторопился и вытащил четвертую карточку: «Никакой я не сектант, а член братства молчальников. Исповедуем истину: не сквернит в уста, а сквернит из уст. Считаем: все беды от разговору. Молчание — золото».
Батыгин задумался. Принесла нелегкая братца-молчальника! Брать? Не брать? Вроде бы и не ко двору бригаде сектант. А с другой стороны, кадров не хватает, и сроки подпирают. К празднику объект надо сдать — кровь из носу, сказал прораб.
— А что ты, член братства, умеешь работать?
«Малярить. Плитку класть. Обои. Паркет. Стеклить», — сообщила карточка, вытащенная из бокового кармана.
— Да ты на все руки мастер! — развеселился Батыгин. — Ну как тебя там? Давай анкетные данные.
«Тихон Игнатьич Лепилкин. 1926. Русский. Образование за 4 класса. Б/п. Детей нету. Не подвергался. Не был. Не имею». Батыгин захохотал:
— Чего не был и не имеешь?
«Научных тр. и изобр., — приписал Тихон на обороте карточки. — Не подверг. — известно, репрессиям. Не был — на территории, временно…»
— Понятно. А как ты в школе учился? Тоже по немому методу?
«Самоучка. Помогала сестра-молчальница с высш. образ».
Таким же манером Батыгин узнал, что Тихон работал на стройке в этом же городе и уволился, когда объект сдали в эксплуатацию. Характеристика была не плохая и не особенно хорошая. Так, средняя.
— Хватит. Поговорили по душам, — решился наконец бригадир. — Меня звать Тимофей Васильич. Ты, брат Тихон, учти, условия — как всем. Жилплощадь — в бараке.
Тихон согласно кивнул головой и сунул Батыгину паспорт.
— Только, вот как ты с ребятами будешь объясняться? — размышлял вслух Батыгин. Корявое лицо брата-молчальника расплылось в широкой улыбке. Он торжествующе похлопал себя по карманам. Бригадир не понял. Тогда Лепилкин вытащил из кармана пачку карточек. Показал верхнюю: «По работе». Другую пачку: «Для супруги».
— Ага! — восхитился бригадир. — У тебя напасено на все случаи жизни и для разных слоев общества?
Тихон утвердительно фыркнул носом.
Так член дурацкого, но все же существующего братства молчальников начал трудиться на строительстве комбината бытового обслуживания в небольшом старинном городке Векше. С супругой Марфой, тоже молчальницей, он поселился в барачной комнатке.
Прошло две недели. Бригадир присматривался к Тихону, но повода для придирок не было: работал молчун средне, вровень с другими. Иногда веселые отделочники хихикали над ним, вызывая на разговор, Тихон ухмылялся и совал им под нос свою любимую карточку: «Не сквернит в уста, а сквернит из уст. Все беды от разговору».
— Так уж и все! — недоверчиво говорил сантехник комсомолец Васька. — Можно и без разговоров такое натворить, что… пожар, например… А что это — не сквернит в уста? Непонятно.
— Вы его оставьте в покое. Вот сдадим объект, тогда будем перевоспитывать, — давал директиву бригадир. — Да и безобидный он, просто дурак. Пусть себе молчит. Еще даже лучше: не матюкается. Девчата-обойщицы вот как довольны!
Но однажды сантехник Васька, сосед Тихона по бараку, понял, наконец, что такое «не сквернит уста». Войдя в общую кухню, он увидел, как Тихон, подойдя к своей подруге жизни, колдовавшее у плиты, сунул ей под нос одну из своих карточек. Та поглядела и без околичностей показала ему кукиш. Тихон молча дал ей в ухо. Она безмолвно треснула его сковородником. Тихон схватил палку для помешивания белья. Тут Васька двинулся, было, на помощь даме. Но супруги Лепилкины, заметив, наконец, Ваську, дружно скрылись в своей комнатке и заперлись на ключ.
Об этом случае Васька поведал бригадиру и сказал в конце:
— Ох, дядя Тимофей, надо бы им заняться, не ожидая сдачи объекта! Не нравится мне его фасон.
На другой день Батыгин отозвал Тихона в сторону и сказал:
— Ты вот что. Чудишь — чуди, но драк у нас тут не разводи. Женщину, хотя бы и жену, бить не положено. А то живо подведем под уголовный кодекс. Вся твоя картотека не поможет.
Тихон заволновался, завертел головой и вытащил из жилетного кармана карточку: «Фигу тебе!»
— Что-о? — вскипел бригадир. — Это ты мне? Фигу? Да я тебя!.. — Тихон глянул на карточку, потряс в изумлении руками, и, схватив карандаш, нацарапал на обороте:
«Пардон! Перепутал карманы. Это из тех, котор. для супруги. Ее стоило проучить. Просил на пол-литра — не дает. Из моих же заработанных. Но больше не буду».
— Мужик он вроде сговорчивый, — сказал Тимофей Васильич членам бригады. — Вот сдадим объект и возьмем его в оборот. Беседы будем проводить. Только где бы это проинструктироваться? К атеистам толкнуться, что ли? С хулиганами управлялся, с тунеядцами, прогульщиками. А вот молчун в первый раз попадается. Говоришь ему, а он тебе карточку под нос. Прямо флирт цветов! Читал я, была у старорежимных барышень такая игра.
— Слушай, бригадир! — оживился Антон-циклевщик. — А если у него эти карточки свистнуть? А? Волей-неволей заговорит.
Но бригадир категорически отверг эту меру воспитания.
— Нельзя. Надо, чтобы он добровольно и без принуждения, так сказать, отверз уста.
Объект был накануне сдачи. В воздухе густо пахло премиальными. Бригадир уже гадал, кому что дадут.
— Вам, ребята, именные часы и грамоты, — пророчествовал он, — а Тихону денежную премию.
Лепилкин заволновался и написал:
«Почему это? Мне, как всем. Тже хчу чсы…»
— Мало ли что «хчу»! — стоял на своем Батыгин. — У нас порядок такой. Каждый будет получать ценный подарок из рук председателя горисполкома и толкать ответную речь с обязательствами. А ты что? Будешь свой пасьянс раскладывать и председателю в нос карточки тыкать? Нечего сказать, чудный натюрморт. Да нас всех там обсмеют… Ну давай, ребята, перерыв кончился.
Но накануне сдачи объекта произошел интересный случай.
Хватился вечером Васька-сантехник — сигарет нету. Забыл он их в пятом корпусе, где раковину привинчивал.
— Придется бежать туда, — сообразил Васька. — Больше нигде не достать. Ларек уже закрыт, а ребята все ушли в кино.
Когда он подходил к пятому корпусу, навстречу ему из парадного вышел Тихон Лепилкин. В руках у него была здоровенная клеенчатая сумка.
— Приветик, апостол! — крикнул Васька. — Что тащишь в клювике?
Тихон вздрогнул, но, узнав Ваську, осклабился и, вытащив из сумки одну карточку, показал ее Ваське.
— А, разговорники! Скоро ты их на тележке будешь возить, — хихикнул Васька и вошел в подъезд. Но, найдя сигареты на подоконнике, он вдруг задумался. Ему отчетливо вспомнилась фраза, написанная на лежавшей в сумке сверху карточке. Эта фраза теперь стояла у него перед глазами.
— Вот это да! — выдавил Васька. — Из какой же серии у него эта карточка была? Требуется дополнительная проверка.