Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 50



Райнер выдохнул с изумлением и облегчением. Они не умрут! Это казалось бредом, но крысы в них нуждались.

— Лорд Теклис. — Шотт выглядел потрясенным. — Вы не можете этого сделать. Империя не имеет дела с силами зла! Мы должны биться с ними! Граф Манфред, разве император пожелал бы чего-то другого?

— Гм... — протянул Манфред. Ему явно хотелось дать Шотту по физиономии.

— К счастью, — сказал Теклис, — ваш император не имеет власти надо мной.

Он кивнул крысомагу:

— Я сделаю это.

— Милорд! — в ужасе вскричал Шотт.

— Тише. Шотт! — прошипел Манфред. — Вы что, ради чести отдадите и камень, и Талабхейм?

Крысы-рабы положили камень и попятились. Крысомаг указал на Теклиса:

— Ловчишь — умрешь! Мы идем! Убивай всех! Хиссит сказать так!

— Он угрожает нам, господин граф! — Глаза Шотта горели.

— Пусть. — Манфред с улыбкой поклонился.

Крысомаг вернулся к своему воинству.

Без единого слова звериная орда снова отступила в тоннели, будто коричневый отлив. Люди оглядывались друг на друга, отказываясь верить, что все еще живы.

— Не стойте там! — прикрикнул Манфред на Райнера. — Заберите его и идем, пока снова не потеряли!

Черные сердца подняли отводящий камень и в окружении жалких остатков воинства устало поволокли обратно на поверхность.

Четыре дня спустя глубоко под Талабхеймом Теклис привел в действие отводящий камень, связав его сильными заклятиями, потом похоронил крипту под тысячами тонн горной породы. Затем надо всеми рабочими, строившими крипту, он произнес заклинание забвения, чтобы те никому не рассказали, где она находится, и похожим заклятием запечатал само подземелье, чтобы оно заставляло любого разыскивающего его забывать, зачем он, собственно, пришел.

Сразу же после установки камня безумные растения Таллоу начали вянуть, облака и странное зарево над городом рассеялись, и безумие, захлестнувшее Талабхейм, отступило. Еще многое предстояло привести в порядок — отстроить предместья, отловить мутантов, повесить фанатиков, — но о новых случаях мутаций не сообщали, и Таалгад открыли для торговых судов.

Чтобы отпраздновать это, графиня устроила пышный бал, куда пригласили Манфреда и все посольство из Рейкланда. Райнер не ожидал, что его тоже позовут. Он решил, что теперь Манфред задвинет его в тень и присвоит все почести, но, на удивление, граф приказал ему явиться, а лорда Шотта поутру послали в Альтдорф сообщить императору об успехе.

— Проклятый упрямец не желает «играть в игры», — сказал Манфред, когда они ехали в усадьбу. — Чтобы не смущать графиню и не портить отношения с Талабхеймом, придется представить все так, будто Шарнхольт и Данцигер героически погибли, сражаясь с мутантами. Нельзя, чтобы узнали, что при дворе было полно фанатиков. Шотт отказался во всем этом участвовать, и я отправил его домой. — Манфред пригвоздил Райнера взглядом. — Значит, героем дня станешь ты — благородный секретарь, что привел Данцигера, Шарнхольта и фон Пфальцена в логово злого эльфа. И если ты не будешь делать, как я сказал, и превозносить Шарнхольта и Данцигера до небес, лишишься головы, понял?

— Ваша милость всегда изъясняется в высшей степени понятно, — поклонился Райнер.

Рассказывая свою историю (точнее, историю Манфреда) уже, наверное, в десятый раз, Гетцау заметил в другом конце большого бального зала лорда Родика и леди Магду; они, смеясь, болтали с самой графиней. Райнер оборвал занятную байку на полуслове. Проклятая женщина приземлилась на ноги, будто кошка. Как, интересно, предатели снова завоевали расположение графини? Ей не хватило доказательств? Или она не желала, чтобы родню обвинили в измене?

Райнер таких колебаний не испытывал. Он извинился перед слушателями и направился к Манфреду — тот как раз беседовал с талабхеймским верховным жрецом Таала.

— Милорд, — зашептал он ему на ухо, — могу я с вами поговорить?

Манфред завершил диалог и повернулся к нему.

— Ну? Почему ты не рассказываешь свою историю?

— Милорд, если вам все еще хочется рассчитаться с совратительницей вашего брата, полагаю, способ есть. Просто пригласите меня рассказать про наши приключения в присутствии Магды, Родика и графини.



Манфред кивнул.

— Идем.

Магда и Родик попытались ускользнуть под благовидным предлогом, когда Вальденхейм подошел к графине, но он умолял их остаться и послушать историю его спасения и возвращения камня.

— Райнер раскрыл заговор, и как рассказчик он куда лучше меня.

И они слушали, с некоторым беспокойством, пока Райнер рассказывал, как он видел мутантов, переодетых жрецами Морра, что крались прочь от особняка, и предупредил Данцигера, Шарнхольта и фон Пфальцена о совершающейся краже, а потом привел их в логово темного эльфа. Когда он заговорил о ворах в капюшонах, которые пытались утащить камень прямо с поля брани, у Магды на верхней губе выступили капельки пота.

— Мой боец Франц — отличный стрелок, и, когда Шарнхольт закричал, что воры забирают камень. Франц выпустил в них стрелу. К несчастью, расстояние было слишком велико, и выстрел попал лишь в одного из предводителей, низенького такого, и ранил его в руку. Тот вместе с другим успел бежать, прежде чем эльф поджег остальных и сбросил их с моста. — Райнер разочарованно нахмурился. — Мне страшно жаль, что эти люди ускользнули. Было бы отлично, если бы в Талабхейме узнали, что за предатели имели виды на камень и что они замышляли. Но, увы, практически невозможно опросить каждого человека в Талабхейме, не ранен ли он в руку, именно... вот сюда.

Сказав «сюда», он крепко стиснул предплечье Магды чуть выше локтя. Она вскрикнула, ноги ее подкосились.

Райнер выдохнул, словно от потрясения.

— Леди, прошу извинения! Вы ранены? Какое досадное совпадение!

— Убери от нее лапы, мужик! — гневно закричал Родик. — Ты сломал ей руку!

— Милорд, клянусь, я лишь коснулся ее! Я не хотел сделать ничего плохого.

— Да уж, совпадение неудачное. — Графиня смерила Магду взглядом. — Идемте со мной, леди. Вас осмотрит придворный врач.

— Нет необходимости. — Магда улыбалась, но была бледна как полотно. — Просто он меня... удивил. Я вполне здорова.

— Я настаиваю. — В голосе графини слышалась явная угроза. Она обернулась и дала знак страже, стоящей неподалеку. — Сюда. Кузен Родик, не присоединитесь к нам?

Магда бросила на Райнера взгляд, полный яда, когда ее уводили.

Райнер низко поклонился.

— Прощайте, леди. Мое почтение.

Итак, утром того дня, когда посольство из Рейкланда отбывало в Альтдорф, Райнер и его товарищи с удовлетворением наблюдали, как леди Магду Бандауэр вешают перед Большой палатой эдиктов. Лорд Родик как кузен графини получил дозволение выпить яд, после чего Магду обвинили в его убийстве, так что все было шито-крыто и никто не задавал вопросов про какие-то камни и статуи Шалльи.

Магда держалась на эшафоте с огромным самообладанием и могла бы отойти в мир иной безо всякого ущерба для своего самолюбия, если бы, когда палач предоставил ей последнее слово, не начала обвинять графиню (и парламент Талабхейма в полном составе) в потворстве интригам Шарнхольта и Данцигера и утверждать, что городу угрожают живущие под ним крысолюды.

Райнер усмехнулся, когда ей заткнули рот кляпом и набросили на голову мешок, а на шею — петлю. Злоречива до конца, такая сучка. Разумеется, он бы поступил так же.

— А это — за капитана Вирга, — сказал Павел, когда Магда задергалась на веревке.

— И за бедного Оскара, — добавила Франка.

— И за Ульфа, — согласился Райнер.

— Плохо, что на ней мешок, — заметил Халс. — Хотел бы я посмотреть на ее лицо теперь, когда она сама хлебнула смерти.

— Однако же, — ответил Райнер, — мы все должны быть благодарны ей за то, что живы. Без ее интриг нас бы уже давно вздернули в гарнизоне Смалхофа.

— Это — жизнь? — спросил Павел.