Страница 84 из 91
На татуированном лице женщины написано истинное блаженство. Кибернетизированный субъект, опустив дополнительные руки, водит вокруг сытым взглядом. Похожий на вервольфа лохматый тип размазывает кровь по лицу. Они смотрят так, будто видят друг друга впервые.
***
Он мёртв. Николас Дэй мёртв. Я подношу руки к глазам – они в его крови. Невероятное наслаждение. Чистый экстаз. Наверное, так чувствуют себя праведники, прикоснувшиеся к божественному.
Всё пошло слегка не по плану – Дэй-старший должен был умереть последним, но он бросился в драку с голыми руками и сам нас спровоцировал. Но всё равно это прекрасно. Никогда в жизни мне не было так легко.
– Теперь сына, – пьяным голосом произносит кто-то. Я поднимаю взгляд.
Они все разные. Залившая их кровь, множество свежих ран роднят их, но даже так они не похожи друг на друга. Только револьверы в их руках абсолютно одинаковые – сейчас все они направлены на щуплого паренька. Его лицо ничего не выражает.
Что-то настолько же глубинное, как и первобытные инстинкты, велит мне прицелиться ему в голову. Я подчиняюсь. Моя рука идеально вписывается в полукруг вооружённых рук.
Револьверы такие одинаковые.
– Как вас зовут? – спрашиваю я, оглядывая разномастную стаю. Внутри пульсирует болезненное любопытство.
– Макс Шмерц, – говорит звероподобный субъект, заросший чёрным волосом.
Все разом поворачиваются к нему.
– Макс Шмерц – это я, – с подозрением тянет перекачанный кусок мышц, упакованный в броню.
– Макс Шмерц – это моё имя, – бритый наголо тип качает головой, сверкнув оголившейся металлической пластиной в черепе.
– Это моё имя, – одновременно с ним говорит татуированная женщина. – Максин Коллинз Шмерц.
– Я Макс Шмерц, – раздаётся из динамика, заменяющего кибернетизированному существу рот. Дополнительные руки у него на боках недовольно подёргиваются.
– Настоящий Макс – я, – неубедительно произношу я.
На краткий миг мне их жаль – ведь они же подделки. А потом становится страшно.
Кто даст гарантию, что настоящий Макс – это правда я?
– Это я настоящий, – произносит бритый. – Я полицейский под прикрытием.
– Я внедрился в банду, чтобы добраться до Дэев, – волосатый недобро глядит из-под густых бровей. – Никто не знает, что я на самом деле коп.
– Мой связной предал меня, – бросает накачанный. – Мне пришлось его убить.
– Я пришла отомстить, – говорит женщина. – За мою жену и за мою дочь. Дэй приказал их казнить.
Я молчу. Начни я рассказывать свою историю, она совпала бы с историей каждого из них вплоть до деталей.
Мы смотрим друг на друга. Мы все изранены. Звероподобный стоит на правой ноге, подогнув левую под странным углом. Торс киборга искорёжен и сочится кровью пополам с чем-то янтарным. Правая рука женщины измочалена так, будто попала в работающий станок, с пальцев падают крупные бурые капли. Лысый весь изрешечен – под лохмотьями видно, что с него сорвало целые куски плоти, в его ранах проглядывает металл. Я получил две пули в грудь и одну в плечо, и на ногах меня держат только вливаемые автодоком стимуляторы.
У каждого из нас револьвер наготове. В юношу уже никто не целится. Мы следим друг за другом.
– Вы все ошибаетесь, – говорит лысый. – Я настоящий Макс Шмерц. А вам промыли мозги, заставили думать, будто вы – это я.
– Это тебе промыли мозги! – скрежещет динамик киборга. – Тебе и вам всем. Настоящий – я! А вы копии.
– Что за бред! – кричит женщина. – Я настоящая! Я знала, что меня скопировали, я догадалась ещё давно! Очнитесь, идиоты!
Они все говорят правду. Они в это верят. Верят так же сильно, как я верю в то, что я – оригинал. Пол шатается под ногами.
Так откуда мне знать, что настоящий – это я?
Они все правы. Они все ошибаются.
– Вы все мои копии! – кричит гора мышц. – Я Макс Шмерц!
– Нет, я! – ревёт многорукое чудовище.
– Макс Шмерц – это я! – орёт звероподобное существо.
– Макса Шмерца не существует, – говорю я. – Его никогда не было.
Макс Шмерц – выдуманный персонаж, искусственная личность. Он – типичный герой боевиков, вставший на тропу мести, идущий по трупам. Он примитивен, банален, и в его характере нет ничего, кроме желания мстить. Кто-то наспех написал Макса Шмерца, наштамповал армию мстителей и натравил их на «Тригон глобал».
Наверно, я понял это давно, только отказывался признать. Теперь отрицать бессмысленно – пять живых доказательств тычут мне в лицо револьверами. И я ничем от них не отличаюсь.
Меня не слышат. И не хотят слышать. Прицелы гуляют по лицам. Рты орут.
– Ты меня скопировал!
– Нет, ты меня! Ты моя копия!
– Я настоящий!
– Нет, я!
Не ясно, кто стреляет первым, да и не важно – наработанные рефлексы делают всех одинаково скорыми на руку. В попытке отстоять собственную уникальность мы расстреливаем друг друга в упор.
Бой за оригинальность. Кто бы мог подумать, что этим кончится.
Громила в броне кулаком пробивает звероподобного мужика насквозь – и тут же получает от татуированной женщины выстрел в затылок. Через полсекунды её убивает пуля киборга. Я стреляю в глаз лысому и едва не падаю от встречной пули; устояв на ногах, вижу, как зверь падает на киборга, телом принимает тучу его пуль и очередью сносит ему голову. Я стреляю в зверя, хоть в этом уже нет необходимости.
Они все мертвы. Последний выстрел поставил жирную точку… что за идиотская мысль.
Сейчас самое время сказать, что на самом деле думаю, а не то, что кто-то там для меня написал.
***
– Я герой, – произносит единственный оставшийся на ногах.
Убийца оглядывает тела на полу. Я наблюдаю за ним.
Он тяжело дышит. Его короткий плащ прострелен в нескольких местах, убийца истекает кровью. Он страшен и одновременно жалок, как глубоко разочарованный человек. Покачивая револьвером в руке, он медлит. Глядя на меня, он о чём-то думает.
***
Что чувствует человек, осознав себя фальшивкой? Теперь я это знаю.
Полицейский. Мститель. Борец за правое дело. Герой. Выдуманный герой гораздо лучше настоящего негодяя.
Я ведь догадывался, кто я на самом деле. Подавленный Крокодил рвался наружу, но я списывал его проявления на усталость, истощение, последствия ранений – на что угодно, лишь бы не признавать правду.
Я чувствую, что должен убить Эгора Дэя. На молодого человека передо мной будто направлен проектор, и поверх его лица пробегают картинки: жена в крови, мёртвая дочка – всё яркое, настоящее. Картинки требуют поднять руку и выстрелить ему между глаз.
Те, кто вписал мне в голову Макса Шмерца, оставили в моих мозгах рыболовный крючок, который в нужный момент заставит убить, убить, убить. И у остальных «Максов» было так же. Лица фальшивых мстителей сливаются в безумную карусель.
Моя память – ложь. Всё, что мной движет – обман. Я запрограммирован, меня ведёт программа. Её надо убрать, вытравить из мозгов…
…А если убрать фальшивую память – что от меня останется? И какой он – этот настоящий я? Он хороший парень?
Вряд ли. Хорошего парня никогда не было. Был бандит по кличке Крокодил. Наверно, не случайно Крокодила пытается угробить каждый встречный. Всё хорошее, что он сделал, уместилось в последние дни, когда он считал себя Максом Шмерцем.
Какая забавная дилемма: есть Макс – герой, полицейский, борец за справедливость, и Крокодил – мразь, бандит, убийца. Герой Макс, продолжая свою роль, должен убить юношу, который ничего плохого не сделал. Негодяй Крокодил не хочет его убивать. Застрелю парня – стану героем, убившим невиновного. Пощажу – стану негодяем, проявившим милосердие. Хороший парень – плохой поступок. Плохой парень – хороший поступок.