Штамповка 2067

– Что это значит? – я пытаюсь сфокусировать взгляд на лице хозяйки. – Зачем ты всё это мне говоришь?

– Не забивай голову. В твоей голове и так слишком тесно. Всё, о чём я говорила, относится к большинству людей, обычных, нормальных. У тебя всё иначе. У тебя взрослых двое.

– Что?

– Ничего. Расслабься. Отдохни… Макс.

Я плыву в ласковых руках. Девушка опускает меня головой на подлокотник. Искусственное дерево упирается мне в шею. Мягкие ладони гладят мне лоб, и я закрываю уставшие глаза.

В темноте возникает лицо жены – оно почему-то плоское, будто старое бумажное фото. Оно растворяется, тает в густой тёмной воде, обжигающей на вкус, и я стараюсь его удержать. Образ жены важен, он делает меня мной. Жена и дочь – единственное, за что следует держаться, единственное, что меня оправдывает, что делает меня хорошим человеком, каким я хочу быть, лучшим человеком. Человеком – а не крокодилом...

…Звериное чутьё заставляет меня открыть глаза. Магдалена стоит надо мной. Меч в её руках занесён для удара.

Я вскакиваю, и клинок с гулом врубается в подлокотник там, где только что была моя шея. Переваливаюсь через диван, избегая убийственных взмахов, и непослушными руками вытягиваю из кобуры револьвер. Когда я готов выстрелить, Магдалены в комнате уже нет – вместо неё лишь колышущиеся занавески.

Я недолго остаюсь в одиночестве. Ко мне врываются четверо в одинаковых футболках, в одинаковых брюках, одинаково накачанных. Я не успеваю заметить, есть ли у них оружие – револьвер в моих руках действует едва ли не сам, снося их выстрелами раньше, чем я успеваю подумать. Тело ватное, но импланты в черепе действуют, несмотря на моё состояние.

Собравшись перезарядить револьвер, я обнаруживаю, что в карманах пусто: девушка забрала все патроны, но, видно, не решилась украсть и револьвер. У меня теперь всего два патрона, оставшиеся в барабане. Пошатываясь и путаясь в проклятых полотнах, я выбегаю в коридор.

Навстречу мне выскакивают полуодетые растрёпанные мужчины и женщины – клиенты и работницы, клиентки и работники, клиенты, клиентки, работницы и работники во всех возможных сочетаниях. Увидев меня, они разбегаются кто куда, стремясь скрыться с моих глаз. Они даже полезны – там, откуда они выбегают, наверняка просто уединённые комнатки, и вряд ли Магдалена ушла туда. Пройдя чуть дальше, обнаруживаю вход в ещё один коридор.

Там никого, вездесущие шторы неподвижны. Я иду туда.

Здесь намного тише. Суета доносится оттуда, где я только что был – а может, это шумит у меня в голове. Я уже не могу довериться ни ушам, ни глазам. Боковым зрением всё время замечаю какое-то движение, но, повернувшись, вижу только своё отражение в зеркалах – они огромные, от пола до потолка, ими уставлен весь зал. Постоянно оглядываясь, я осторожно иду среди зеркал и обманчиво волнующихся покровов.

Что-то происходит со мной. В чёртовых зеркалах я вижу то, чего не может быть: каких-то людей, умоляющих о пощаде, злобно оскалившихся типов в полицейской форме. Занавески вспыхивают от красно-синих маячков невидимых машин. Запястья зудят от несуществующих наручников. Покрытый мягким ковром пол усыпан то белым порошком, то ворохами грязных купюр.

Часть меня осознаёт, что всё это нереально, что это галлюцинации. Одна половина сознания не понимает, откуда берутся эти бредовые видения – а другая знает точно, но не может ничего сказать. Дрянь, которую я выпил вместе с вином, высвободила что-то подавленное, загнанное в тёмный подвал. Водя стволом вокруг, я шатаюсь среди отражений и призраков.

Лёгкие быстрые шаги – они реальны или нет? Я едва успеваю отскочить, и быстрое лезвие оставляет на шторе разрез. Я стреляю наугад и сразу понимаю, что промахнулся – воздушная волна вихрем закручивает лёгкие пологи. Едва различимый силуэт быстро исчезает в колеблющемся море ткани. Тихий смех теряется в отзвуках выстрела.

Она здесь. Очертания её тела проступают сквозь ткань то тут, то там. Она повсюду. Она теряется среди больных призраков, пока я пытаюсь отличить реальность от вымысла.

Движение в зеркале быстрое как молния – завесы позади меня лишь на мгновение вспорхнули, когда меч вонзился мне в спину. Долгую секунду я гляжу на окровавленный клинок, торчащий у меня из живота, будто наблюдаю фильм, снятый «от первого лица».

Катана. Что за бред? Хотя в револьвере в две тысячи шестьдесят седьмом году не больше смысла.

Лезвие рывком втягивается обратно. Боль приходит только теперь. Задыхаясь, я падаю на пол.

Жена появляется из ниоткуда и становится рядом со мной на колени. Я знаю, что она скажет. Я видел такие сцены в сотне фильмов.

– Пожалуйста, не умирай, – начинает она. – Не умирай, Макс.

– Да я и не собирался.

Кряхтя и отплёвываясь, поднимаюсь на ноги. Живот в крови, рука, которой я ощупал спину, тоже красная и влажная.

– Тварь, – говорю я. – Новая же куртка…

Сколько времени дадут мне импланты, модули, резервуары с медикаментами и прочее, чем я напичкан? Надеюсь, достаточно, чтобы взять Магдалену за горло и выдавить из неё всё, что она знает.

Я выпрямляюсь и едва не падаю – приходится схватиться за раму зеркала, чтобы устоять на ногах. Из глубины стекла на меня глядит Алекс.

– Кем ты меня считаешь, дебил? – спрашивает он. – Думаешь, я полицейский под прикрытием? И ты тоже? Вот ты идиот.

В зеркалах проступают лица Дэя и его сына. Ненавистные рожи издевательски хохочут и глумятся надо мной.

Изображение в зеркале идёт рябью будто вода под ветром. Оно дрожит, меняется. Вместо Алекса в зеркале уже я – нет, это мой злой двойник, известный на улицах под кличкой Крокодил.

Кровь колотит мне в уши – будто кто-то стучит изнутри черепа, требуя выпустить. Приближающиеся шаги тают в этом шуме. Отступив на шаг, я стреляю в лицо своему отражению.

Зеркало разлетается брызгами стекла. Что-то падает на пол. Поморгав, я вижу в пустой раме среди осколков тело. Кровь из развороченной груди почти не заметна на алом платье.

Я только что оборвал ещё одну ниточку, ведущую к Дэю.

Ноги подкашиваются, и я падаю на колени. Глаза заполняет мрак, чёрный как волосы Магдалены.

Когда прихожу в себя, то первое, что вижу – это острый осколок зеркала, направленный мне в глаз. Мне требуется целое мгновение, чтобы понять, что осколок стискивает моя же левая рука. Я хочу его бросить, но рука несколько секунд мне не повинуется, будто принадлежит кому-то другому. Кому-то, кто желает мне навредить.

Кое-как разжав пальцы, заставляю себя идти к выходу. Обернувшись, вижу среди призрачных занавесов тело в алом платье. Весь мой путь отмечен красным – кровавые мазки на белой ткани.

Идти тяжелее с каждым шагом. В коридоре, ведущем наружу, всё ещё снуют наспех одетые субъекты, и теперь они мешают, наталкиваются на меня и в ужасе отскакивают. Очередного суетящегося я хватаю за голое плечо и обнаруживаю, что это та самая девушка, что встретила меня на входе.

– Пожалуйста, не надо! – она пытается освободиться, уставившись на меня огромными глазами.

– Я полицейский, – наверное, я говорю это, чтобы её успокоить. – Мне надо знать… Я должен узнать…

– Я всё расскажу.

Она помогает мне сесть у стены.

– Это облава, да?! – судя по голосу, ей очень страшно. – Да, да, я всё понимаю, я знаю ваши правила! Я согласна, я буду сотрудничать! Я всё расскажу!

Я пытаюсь спросить про Дэя, попросить её проводить меня в кабинет Магдалены. Я не в состоянии ничего ей приказать. Дьявол, да я даже остановить её не могу – от нервов она всё болтает и болтает, рассказывая то, что меня не очень интересует.