Штамповка 2067

– Макс Шмерц, – она кивает мне. – Я ждала, что ты придёшь.

Она говорит так, будто мы уже встречались, но рассматривает меня внимательно, словно видит в первый раз. Стараясь выбросить из головы странности и прочую чушь, я изучаю её.

Волосы цвета воронёной стали брошены на плечо. Обнажённые руки изящные, но сильные даже на вид. Алое платье облегает точёную фигуру, но не стесняет её движений – стиль на стыке откровенности и притягательности, и при этом никакой вульгарности, в отличие от нарядов двух других девушек. Золото браслетов и цепочек оттеняет матовую кожу. Черты лица властны и полны достоинства. Непроницаемо тёмные глаза гипнотизируют.

Глядя на неё, хочется вспомнить все стихи, которые читал, самые лучшие песни, которые слышал. При этом сосредоточиться на чём-то трудно. Кажется, будто я попал на приём к царице.

– Магдалена, – встаю, пытаясь сообразить, как себя вести. – Госпожа…

– Не напрягайся, – она проходит к мини-бару, выбирает из ряда поблёскивающих бутылок и оборачивается ко мне. – Странно принимать у себя Макса Шмерца… снова. Хоть мне и пора уже привыкнуть.

– Мы знакомы? – спрашиваю я.

– Я вижу тебя впервые, – она взглядом указывает девушке на мини-бар, и та спешит к бокалам и бутылкам. – Я знаю тебя только по имени.

Я откашливаюсь и начинаю:

– Мне нужно кое-что узнать…

Она жестом останавливает меня. Девушка открывает бутылку, а Магдалена задумчиво водит пальцем по краю бокала, глядя на меня будто на паззл, в который попали лишние детали.

– Зачем ты пришёл… Макс?

– Я хочу узнать, где найти Николаса Дэя.

Она качает головой.

– Ты здесь не за этим. Подумай как следует. Что тобой движет? Или даже… кто?

– Мне нужен Дэй.

– Ты так уверен, – она усмехается, берёт два наполненных вином бокала, подходит и протягивает один мне. – Знак гостеприимства. Выпьем в честь нашего очередного знакомства.

Я покачиваю бокал в руке. Красное и густое вино ходит волнами. Она улавливает мою подозрительность, приподнимает бровь и делает глоток из своего бокала. Я тоже пью – отказаться кажется невообразимо бестактным. Вино, неожиданно крепкое, обжигает мне горло. Магдалена удовлетворённо улыбается.

Она смотрит на меня очень внимательно – так глядишь на человека, пытаясь вспомнить, где его раньше видел.

– Как ты относишься к крокодилам? – спрашивает она ни с того ни с сего.

– К крокодилам? – я пожимаю плечами. – Я к ним равнодушен.

– Жаль. Крокодил и ты – у вас много общего.

Сделав глоток, она ставит бокал на столик и проходится по комнате. Я отпиваю ещё.

– Не хочу показаться грубым, но мне правда нужно…

– Не спеши. Сперва поговорим – сначала разговор, прелюдия, а потом уже всё остальное. Ты мне интересен.

Магдалена одаривает меня долгим взглядом. Будто танцуя, она перетекает через всю комнату, к висящей на стене катане. Я мысленно ругаю себя – мне следовало заметить оружие сразу же.

– Важен не только результат, но и процесс, – Магдалена поглаживает рукоятку меча, проводит пальцами по украшенным цветами ножнам и оборачивается ко мне. – Ты слышал о японских обрядах самоубийства?

Картинка передо мной на секунду плывёт – будто засбоил имплант. Видимо, Кейн всё же повредил мне глаз.

– Они понимали эстетику насилия, – продолжает она. – Умереть можно и быстро. Грубо, неряшливо. Но эти люди всё превращали в искусство – даже смерть. Они видели суть вещей, они знали – чтобы что-то понять, нужно это прочувствовать.

Я не понимаю, к чему она ведёт. При этом мне не хочется её прерывать. Я делаю ещё глоток вина.

– Как ты считаешь, Макс, мы способны сами делать выбор? Принимать решения? Прямо сейчас ты можешь уйти. И жить. Жить своей жизнью.

– Если я уйду, после того как ты попросила – разве это можно будет считать моим решением?

– Справедливо. Значит, остаёшься?

– Уйти и всё бросить – это не про меня. Такой уж я есть.

Она улыбается и кивает, будто только что пришла к некоему окончательному решению. Поглядев на мой бокал, она садится напротив меня.

– Значит, ты пришёл, чтобы найти самого Дэя. Личные счёты, верно?

Магдалена указывает глазами на револьвер у меня под курткой.

– Я должен ему кое-что доставить, – говорю я. – Передать лично.

«Пулю с его именем». Я едва не произношу это вслух – этот разговор заметно ослабляет мою бдительность.

– Хорошо. Я расскажу тебе всё, что ты хочешь. Иначе ты наверняка устроишь здесь стрельбу, разнесёшь всё…

– А что я должен буду дать взамен?

– Ничего. Просто не хочу неприятностей. Это ваши, мужские дела – куда мне в них встревать… Через несколько минут ты будешь знать всё.

Встречавшая меня девушка выходит, повинуясь короткому взгляду. Хозяйка откидывается на диване, не сводя с меня глаз.

– Пока мы ждём, я расскажу тебе о Дэе. Ты знаешь, что лет двадцать назад у него умерла жена?

Я пожимаю плечами.

– Разве это имеет значение?

– Кто знает. Я рассказываю, чтобы скоротать время, ты ведь не против? Так вот, их сын прямо с рождения остался без матери. Отец, Дэй-старший, дорожил им как ничем другим, но ему всегда приходилось много работать…

– Строил свою гнилую империю.

Слова слетают у меня с языка, но Магдалена не обращает внимания на мою несдержанность.

– Со временем его мальчик отбился от рук. Наркотики, клубы, девочки… Он был нашим завсегдатаем, ты знал?

– Он здесь? Сейчас? – я порываюсь вскочить, но она меня останавливает.

– Его здесь нет. Он погиб. Умер от передозировки героином. Его нет.

– Он жив, – я стискиваю кулаки. – Эгор Дэй жив. Я знаю.

– Действительно, – её почему-то качает у меня перед глазами. – Некоторое время считалось, что он умер. А потом выяснилось, что это ошибка. Он жив, он приходит в себя, восстанавливается. Его отец делает всё, чтобы Эгор снова вернулся в свет.

Девушка, что привела меня сюда, обнимает меня сзади – я не заметил, как она там оказалась.

– На что бы ты пошёл, если бы потерял близкого человека? – Магдалена внимательно смотрит на меня. – Сына? Дочь? Жену? Их обеих?

Я вздрагиваю, и девушка гладит меня по плечам, по рукам, по шее. Её прикосновения расслабляют и убаюкивают.

– Рациональное и иррациональное, – слова Магдалены вливаются мне в уши. – Сознание и подсознание. Ангел на одном плече, чёрт на другом, бог и дьявол, нашёптывающие каждый в своё ухо – можно называть как угодно, придумывать любые сравнения. Мне нравится метафора взрослого и ребёнка в машине: взрослый за рулём, ребёнок на соседнем сиденье. Ребёнок крутит воображаемый руль, изображает гудение двигателя, и в какой-то момент вправду начинает считать, что это он управляет машиной. Взрослый молчит – ребёнок всё равно слишком мал, чтобы понять, куда они едут и зачем; но именно взрослый решает, куда они свернут на следующем повороте. Когда машина повернёт, ребёнок моментально убедит себя, что это он решил, куда ехать, и крутанёт воображаемый руль в соответствующую сторону.

– И что? – спрашиваю я, принимая правила этой странной беседы. – Кто в этой твоей метафоре взрослый, а кто ребёнок?

– Взрослый – бессознательное, та часть человеческого ума, которая принимает решения. А ребёнок – сознание, объясняющее себе и другим решения бессознательного. Сначала возникает решение, где-то в глубине, которую не можем осознать – оттуда приходят приказы, которые тело выполняет беспрекословно. А потом сознание делает вид, что это оно приняло решение.

Кажется, будто я лежу спиной на водяном матрасе, и река мягко покачивает меня. Тело лёгкое и свободное, как в детстве…