Страница 54 из 115
Очевидно, некая часть моих мыслей, отразилась на лице, ибо Хазин произнес:
— Только, пожалуйста, не пытайся меня разжалобить. Ты намеревался украсть мой товар и подставить под клинки разбойников. Кроме того, я совершенно равнодушен к трагедиям.
Мои уста тронула вялая улыбка:
— Я и не собирался.
— Тогда повторяю свой вопрос — кто ты на самом деле?
Не переставая иронично улыбаться, я посмотрел куда-то сквозь него, а затем, словно через сонную пелену, услышал собственный тихий голос:
— Я и сам хотел бы это узнать.
Еще будучи совсем молодым ремесленником, я периодически слышал от некоторых старцев, что вся жизнь может вмиг пролететь перед глазами. Я никогда не придавал значения этим словам, считая их просто старческим безумным словоблудием. Но сейчас, сидя за столом в шатре Хазина, я на собственной шкуре испытал нечто подобное.
Одно мгновение — я в поле вместе с отцом пугаю гиену, а вот уже играю подаренной им деревянной игрушкой коня в полном одиночестве.
Второе мгновение — я строю хижины на заказ различным беднякам, таким же, как и я, провожу время в грязных трактирах со своим другом Сему, иногда выбираюсь в город, чтобы помочь какому-нибудь знатному мужу за чуть большую плату, нежели обычно.
Третье мгновение — ... Третье мгновение. Лучше его вычеркнуть. Уничтожить. Выжечь каленой бронзой из моей памяти, словно никогда этого не было. Не было ложного обвинения в убийстве корзинщика. Не было пыток, издевательств и унижений. Не было бегства. Всего этого и последующего. Ничего не было. Но нет, к сожалению, так не получится. Я там, где сейчас есть — посреди шатра жирного караванщика. Вновь испытываю судьбу на своей шее.
«И как только она у меня еще не сломалась?»
— Мне позвать стражу, дабы она привела тебя в чувства? — донесся до меня, словно издалека, голос Хазина.
— Не стоит, — ответил я, едва заметно тряхнув головой.
— Тогда, может, ты соизволишь, наконец, ответить на вопрос?
Я налил себе полный кубок вина и осушил его несколькими крупными глотками. Слабость с примесью тошноты, готовая накрыть меня с головой, временно отступила.
— Ремесленник я.
— Что?
— Точнее, бывший ремесленник, — сделав это важное уточнение, я вновь наполнил кубок.
— Ты совсем заврался, — по голосу стало ясно, что Хазин начал закипать, как вода в котле, — с какой стати Азамату связываться с ремесленником?
— Ему нужен человек, который смог бы сыграть роль торговца. Похоже, лучшего варианта на тот момент у него не нашлось, — я в очередной раз осушил кубок. — Его люди имеют слишком... разбойничью внешность.
— Хм, — караванщик потеребил пальцами двойной подбородок, — а вот это уже походит на правду.
— Как видишь, он просчитался. Не такой уж и хороший получился из меня работорговец.
— Да не совсем, — ответил Хазин, кряхтя и вставая с ложа, — обладай ты хоть чуть большими знаниями в рыночном деле, вывести тебя на чистую воду оказалось бы не так просто.
— Спасибо хоть на этом, — угрюмо ответил я, вновь потянувшись к кувшину. Желание напиться росло с каждой секундой.
Хазин оставил мою реплику без внимания. Заложив руки за спину, он начал выхаживать по шатру с задумчивым видом. Я же полностью сосредоточился на вине.
Когда еще два кубка подряд были уничтожены, Хазин спросил:
— А где находится его лагерь?
Я махнул рукой себе за спину:
— Где-то там, на юге. Точного места не знаю. Я плохо ориентируюсь в пустыне.
— Значит, у твоей красивой рабыни спросим.
— Если она вам скажет, конечно, — пьяно хмыкнул я.
— На этот счет можешь не беспокоиться. У нас есть способы развязывать людям языки.
«Жирная мразь. Придушить бы тебя, да, боюсь, сил не хватит».
— Откуда ты знаешь Азамата? — спросил я, чувствуя, что выпил достаточно для того, чтобы осмелеть, но еще не достаточно для того, чтобы перестать соображать и рухнуть под стол.
— В Петре. Несколько лет назад. Тогда он увел мой первый крупный караван, который я отправил вместе с двоюродным братом из Хаттусы, — голос Хазина стал приглушенным и мрачным. — В тот день я потерял не только товар, но и родственника. А жизнь родного человека для меня дороже золота. Да, я не могу сказать, что питал наисветлейшие чувства к брату, но семейные проблемы есть у всех, и они не повод прощать убийство родной крови. Особенно ради наживы.
Я промолчал, ибо сказать здесь было нечего.
— А год назад он ограбил второй, который вел один из моих писцов. Сам я руководил другим караваном, направлявшимся из Хаттусы в Урарту, а помощнику поручил маршрут из Мегиддо в Сузы. Этот караван был полностью разграблен, — Хазин повернулся ко мне лицом, — на этом самом месте. Вот тогда я и решил, что с меня хватит. Надежды на войска местных царьков и мелких князей нет никаких. Никто не поведет армию в пустыню в погоню за разбойниками, знающими тут каждый бархан. Каждую песчинку. Да и будем честны — сил здешним властителям, — произнося слово «властитель» Хазин презрительно сморщил нос, — едва ли хватит для защиты собственных рубежей. Что уж там говорить о попытках поймать неуловимых головорезов. Поэтому мой план был прост до безумия — возглавить крупный караван, предварительно сообщив о своем передвижении всем, кому только можно, дабы сведения о нас уж точно дошли до ушей Азамата. Дождаться его нападения и разделаться с ним — раз и навсегда. Уверен, местные царьки мне даже спасибо скажут. Причем не только словами. Хотя золота мне не надо. Итак хватает.
— А если он победит?
Хазин улыбнулся:
— Очень сомневаюсь. Он ведь не догадывается, что мы его ждем.
С видом мудреца разглядывая свое отражение в блестящем кубке, я медленно проговорил:
— Ты уверен, что сил наемников хватит, чтобы разбить крупную шайку матерых разбойников? Азамат не сомневается в том, что перебьет стражу каравана, — тут мой взор скользнул внутрь кубка. К сожалению, он оказался пуст. — Кто же окажется прав?
— Скоро увидим. Я готов пойти на риск. Особенно, когда он минимален. Жизнь торговцев постоянно состоит из него.
— А что будет со мной? — спросил я, заглядывая в кувшин и с удовлетворением отмечая, что еще на один неполный кубок здесь хватит.
— Решу после того, как разберусь с Азаматом. Сейчас нет ни желания, ни смысла думать о будущем такого жалкого человечка.
Я хмыкнул и снова выпил:
— Полагаю, рассчитывать на то, что ты меня отпустишь, не приходится?
— Ты правильно все понял, — Хазин грузно опустился на противоположное ложе и принялся медленно жевать сухие фрукты, — лучшее, что я для тебя сделаю, это просто сохраню жизнь, хотя не уверен, что ты ее достоин.
— Это почему же?
— Ты был ремесленником, по твоим же словам. Затем стал разбойником, согласившись на предложение Азамата. Таким образом, ты предал дело своей жизни, причем не во имя благой цели, а ради наживы.
— У меня не было особого выбора, — заплетающимся языком проговорил я.
— Выбор есть всегда, Саргон. Смерть — это тоже выбор, но для людей достойных. Ты же явно к ним не относишься.
Я чувствовал, как гнев, подогретый хмельным напитком, готов полностью охватить разум, спалив его до основания. С невероятным трудом мне удавалось сдерживать порыв, дабы не наброситься на караванщика, ибо тогда это означало неминуемую смерть. При этом я бы вряд ли смог нанести ему хоть какой-то ущерб.
— И, наконец, — продолжал тем временем Хазин, — ты совершил еще одно предательство — рассказал мне о планах Азамата по отношению к моему каравану, — торговец склонился над столом, вперившись взглядом мне в лицо, — в тебе нет никаких добродетелей, Саргон. Ты не достоин носить имя, которым нарекли тебя при рождении. Так, что сможешь принять за великое счастье, если я посчитаю нужным сохранить тебе жизнь.
— Так в чем же дело? Убей меня прямо сейчас, — процедил я сквозь сжатые зубы.
Хазин откинулся на ложе и расплылся в улыбке: