Страница 5 из 64
…Секретаря комитета комсомола инженерно-строительного института Александра Грибанова заведующий отделом студенческой молодежи обкома ВЛКСМ Виктор Лагутин выделил сразу же. Энергичный, деятельный парень, в котором чувствовались ум, дисциплина и правильная идеологическая платформа. В полном соответствии с духом "перестройки и гласности". Именно на таких людей следовало опираться, именно на Грибанова и сделал ставку Лагутин, когда его вызвал первый секретарь обкома ВЛКСМ Николай Фомич Мишанин.
— Значит, так, Виктор. — Мишанин сделал серьезное лицо, однако присовокупил доверительную интонацию в голосе. — Есть мнение, — он поводил глазами по потолку, что для посвященных означало ссылку на обком КПСС и ЦК ВЛКСМ, — выдвинуть тебя на должность секретаря обкома комсомола по идеологии. Как ты на это смотришь?
— Ответственное дело, трудное… но почетное, — сдержанно и при этом с чувством глубокой осознанности произнес Лагутин. По правилам номенклатурного протокола именно так и следовало говорить: открыто показывать карьерные устремления ни в коем случае не полагалось. Кому надо, тот и так понимал. — Сделаю всё, чтобы оправдать доверие.
Эта фраза тоже была из разряда "протокольных", и Мишанин удовлетворенно кивнул: ритуал выполнен, теперь можно приступать к конкретным вопросам.
— До отчетно-выборной конференции два месяца, но уже в ближайшее время надо решить, кто заменит тебя на должности заведующего отделом. У тебя есть кандидатуры?
— Есть, — ответил Лагутин, почти не задумываясь, хотя на самом деле он это обдумал весьма основательно: о возможном служебном перемещении ему шепнули неделю назад, так что разговор с Николаем Фомичом не был особой неожиданностью. — Предлагаю кандидатуру Александра Грибанова, секретаря комитета комсомола инженерно-строительного института. Ему, правда, только двадцать четыре года, но я к нему не первый день приглядываюсь.
— Грибанов? — Мишанин благосклонно кивнул. — Слышал… Толковый парень… Хорошая организация… Несомненно, здесь большая заслуга секретаря… А то, что молодой, так сейчас времена другие. Тебе вот тоже двадцать шесть, а тебя на секретаря метим. Да и мне всего двадцать девять. В общем, готов поддержать. Составляй с ним беседу. Потом доложишь.
Виктор нисколько не сомневался, чем закончится беседа с Грибановым, однако её итог просто потряс.
— За предложение — спасибо. За высокое доверие — спасибо вдвойне, — начал Александр в полном соответствии с протоколом, и Лагутин удовлетворенно подумал, что будет у него человек, всецело обязанный ему, а это очень важно, когда имеешь в аппарате совершенно своего человека. — Но я вынужден отказаться.
— Что-о?! — не понял Виктор.
— Отказываюсь я.
— В каком смысле?
— В самом прямом.
— Если в прямом, — обозлился Лагутин, хотя внешне виду и не подал, — то вот так прямо и объясни: почему ты, комсомольский вожак, отказываешься взяться за более ответственный и сложный участок работы.
— Да я от более ответственного и сложного не отказываюсь, просто я другой участок работы хочу. Я решил на стройку уйти. Хочу профессию иметь. Чтобы крепко, со смыслом. И чтобы с перспективой.
— У тебя есть перспектива. Комсомольско-партийная работа, — каменным голосом проговорил Лагутин. — Ты, может, до секретаря ЦК партии дорастёшь.
— А я хочу дорасти до начальника стройки. Или нескольких строек. И чтобы все знали: я не просто на словах, я на практике своё дело знаю.
Лагутин тоже знал своё дело, а потому давил и напирал, но Грибанов не сгибался даже на градус и не сдвигался даже на сантиметр. В итоге разговор получился долгим, тяжелым и совершенно безнадежным.
Весьма скверно начался разговор и с первым секретарем.
— Значит, послал тебя к редьке с хреном? — с иезуитским участием осведомился Мишанин.
Лагутин заранее приготовил веские объяснения и даже начал их уверенно излагать, однако Мишанин оборвал:
— Брось мне тут речи толкать! Для высоких трибун прибереги. Ты этого парня тянул и ставку на него делал, а он тебя послал. Ты считаешь, что он дурак, а всё совершенно наоборот. В дураках оказался ты. Ты в нем ошибся, хотя в своих кадрах ошибаться права не имеешь. Ты промахнулся и мочканулся. И благодетелем он тебя считать не будет. Свалит на стройку и вычеркнет твою фамилию из своей телефонной книжки.
Виктор молчал, потому что говорить, в сущности, было не о чем. Не находились подходящие слова, кроме матерных, — только их и заслуживал Александр Грибанов, будь он неладен!
— Ладно, — сменил ехидство на деловитость Мишанин. — Мне тут параллельно еще одного человечка рекомендовали. Антона Ряшенцева из Железнодорожного райкома. Толковый, аккуратный, исполнительный… Этот на сторону коситься не станет. А ты учись в людях разбираться.
Через два месяца Лагутина избрали (точнее, неформально. назначили) секретарем обкома комсомола по идеологии. А еще через три месяца Мишанина забрали на повышение в Москву, в ЦК ВЛКСМ.
Перед отъездом Николай Фомич позвал к себе Лагутина.
— Ну вот что, Виктор, я малость осмотрюсь на новом месте, пооботрусь в коридорах и заберу тебя к себе. Обязательно заберу. Мне нужны свои люди. А ты — свой.
Он не спрашивал — он утверждал. И Виктор сделал умный ход: тоже посмотрел внимательно и сказал очень серьезно:
— Я всегда готов вам помочь чем смогу вне зависимости от нашей дальнейшей совместной работы.
В ЦК ВЛКСМ никакой совместной работы не получилось, хотя общение между бывшими коллегами сохранилось. Не успев толком осмотреться и обтереться в комсомольском ЦК, Мишанин через полгода вознесся ещё выше — в ЦК партийный, где снова стал осматриваться и обтираться, напоминая периодически Лагутину о своем намерении перетащить того в Москву.
Виктор всё это время тоже на месте не топтался. Проработав лишь год секретарем обкома комсомола, в начале 1991-го он перешёл на работу в горисполком, чётко сознавая: именно эта власть набирает большую силу. Тем паче что он стал заместителем председателя — непривычно молодым для старой номенклатуры, однако же наглядно демонстрирующим провозглашенный принцип "обновления и ускорения".
В Москву он отнюдь не рвался. Понимал: в этом огромном котле вполне может превратиться в крупинку, которую будет бросать в разные стороны бурлящая столичная жизнь и не ровен час выплеснет за стенки котла или придавит к самому дну. Нет, Лагутин крупинкой стать не хотел. Он предпочитал быть управляющим в княжеском поместье, нежели пажом при королевском дворе.
Как управляющему, ему было передано несколько структур, в том числе совсем новая — комитет по предпринимательству. Но именно из-за этого служебного "участка" у Виктора Эдуардовича впервые прихватило сердце — 19 августа 91-го года, когда произошел путч, призванный смести к чертовой матери всех этих предпринимателей, а заодно и тех, кто ими "рулил". О Мишанине он тогда, конечно, даже не вспомнил, однако же Николай Фомич напомнил о себе сам, позвонив на следующий день после провала путча.
Работник ЦК КПСС был в состоянии более чем удрученном. И Лагутин, работник горисполкома, сделал очередной умный ход:
— Николай Фомич! — Несмотря на малую разницу в возрасте, Лагутин по старой привычке называл Мишанина по имени-отчеству, хотя и перешёл на "ты". — Если что случится, возвращайся в Новосибирск. Здесь всё будет нормально. Здесь тебя помнят. Здесь тебя поддержат.
Обещания давал лично он, но ответственность как бы распределял на всех. Коллективная порука всегда была легче персональной. Мишанин, однако, этой тонкости не заметил. Глубоко вздохнул и произнес проникновенно:
— Спасибо, Виктор. Даст бог, не пропаду.
И действительно, не пропал. Затаился примерно на год, после чего вновь осмотрелся, пообтерся и вылез на белый свет. Старые связи не подвели и в новые времена, бывший партийный работник был пригрет в одном банке, подзаработал кой-какой капиталец, после чего благополучно перекочевал на "демократическую" госслужбу, где одинаково ценили прогрессивные лозунги и опытную номенклатуру.