Гомицидомания

Я расплакался вместе с дождем.

— Билли-убилли, — шепнул мне ехидно Барри. — Он визжал, как свинья. Ты трус, бросил дружка… Какая жалость.

Я лишь молча ушел.

***

Не хочу пересказывать план мести.

Я повторил «Колумбайн».

Билли бы оценил. Я делал это и ради него.

Сначала я прострелил колени Салли, чтобы она не бежала от меня. Разбил ее лицо прикладом винтовки и заколол штыком, пробив паркет. Ее вопли были заслужены. Мне жаль ее.

Шутка.

После я нашел и Барри. Его дружки, что удивительно, обрели мозги и попытались сбежать. Забегая вперед, должен сказать, что их туши подорвались на бомбе с дюжиной других уродов общества. Я лишь помогал Земле очищаться от червей и мух.

Барри и сам наделал в штаны, когда я прострелил его мальчишеские яйца и мелкий член. Ублюдок, он страдал долго. С дырами в легком и животе.

Все эти мерзкие создания бросались прочь от меня, как от огня. А я шел твердой поступью, с ровной спиной и спокойным лицом. Шел размеренно, зная, что никому из них не выжить. Моя боль отразится на каждом. Это кара за безразличие. Бога нет, есть я.

И я устроил армагеддон.

***

—..он злится? — донесся голос Офелии позади.

— Нет, когда Стрелок злится, то бьет по морде..

Нет, я видел в ее мертвых глазах себя.

Свои глаза.

И почему-то увидел глаза тех, кого потерял.

Глава 18. Найти его

Дамьян, это ты? Я не помню, как выглядит твоё лицо.

— РАДМИЛА—

СЕЙЧАС

— «Антихристы»? — нахмурилась я. — Банда чертей, я поняла. И в чем ваша цель?

— Ну, мы типа убийцы и маньяки. За зелень любого достанем, — с неясной мне гордостью улыбался Цефей. — И, — он нагнулся к моему уху, — по секрету, ты теперь одна из нас.

— Я не давала согласия.

— О, это неважно. Айзек ведь твой мужик? Любовь-морковь, вся херня. Тебе будет выгодно с нами. — Он хлопнул по моему бедру. Кольнуло под гипсом на голени.

— Э… — я смутилась. — Мы просто друзья, и я его давно не видела, и вообще я не желаю его..

— И люблю всем сердцем, да, да.

Цефей был прав. Наверное. Я давно не видела Яна, уже начала забывать, как выглядит его лицо. Как лучезарна в темноте его улыбка. Мне стало паршиво, так, что я вновь почувствовала давление под языком — знамение скорых слез. И вновь жгучее желание воткнуть в горло нож, чтобы развеять тот слезливый ком.

Неделя в бреду, но я видела Яна рядом. Он будто и не уходил. Ежесекундно в моих мыслях и почти наяву.

Я только тогда осознала, что его нет рядом. И стало горько. Горько, как было ему, когда я наговорила ему столь болезненные слова. Я поздно опомнилась и заметила свои ошибки.

— Эй, эй, малыш, — Цефей неловко сел на колени перед моим лицом. — Ты чего?

— Леви, я-я должна найти Дамьяна. Я оставила его одного! Я не имела права делать это!

— Что случилось?

— Я обидела его, прогнала, накричала, унизила! Не знаю, я просто… хотела внимания тем вечером, а они с отцом забыли про меня и… и на утро я выгнала его. Хотела, наверное, чтобы он меня обнял, заставил молчать, а он ушел. Я целый день пролежала в постели, думала, что похмелье, ждала его, а потом вовсе потерялась. Была в бреду, не знаю… И только сейчас я поняла, что происходит! Леви, мне нужно к Яну! Айзеку! К нему, слышишь?

— Ох, — покачал он головой, — все вы девушки такие… девушки. — Леви обнял меня. — Мы вернем его. Верь мне.

— Есть какое-то «но»? Я права?

— Да, он попал в плохую компанию. Ковчеговцы ребята очень… скрытные и строгие до правил. Агент поит их какой-то дрянью, отчего они как белены объедаются. Дикие, злые, жестокие. Он также типа держит их в узде этим препаратом. Набедокурил, растрепал, предал — и укол чего-то второго, что в купе с другим смешивается в жуткий яд. И страшная смерть. Занавес.

— Нет, — я машинально дернулась, чтобы встать, но по ногам словно ударили молотом. — Черт!

— Ну-ну, Офелия, ты ногу сломала после полета из окна. Что случилось, кстати? Я лично привез тебя сюда. Уж позволь узнать.

— Эх, — вздохнула я, — это отец. Он наконец решил убить меня. Главную ошибку в его жизни. Раковую опухоль, мозоль, прыщ.

— Повезло, что я был на слежке. Мне было велено следить за твоим домом. Целую неделю я провел под окном. Скука смертная. И тут — бам! — ты вылетаешь со второго этажа.

— Я поначалу смирилась, что он убьет меня. Я всегда знала, что он когда-нибудь это сделает. А потом решила, что пусть идет..

— Нахуй! Правильно, малыш, — он лукаво потрепал меня по волосам. — Голодная?

— Жутко. И адски хочу пить.

— О'кей, щас будет. — Леви подмигнул мне и скрылся за дверью, скрытой во тьме.

Не успела я выдохнуть, как ко мне скромно присеменила девушка с блондинистым высоким хвостом. Она протянула мне сверток с чем-то теплым и зажато села напротив.

— Я Морган. Я слышала, что ты голодная. Там круассан с ветчиной, поешь. Цефея лучше не жди, он принесет тебе дохлого голубя и скажет, что это свежая куропатка. — Она чуть улыбнулась. — Офелия, я очень рада с тобой познакомиться.

— Мне так… неудобно, что ли… — зарделась я. — Вы ко мне так тепло отнеслись. За какие заслуги?

— Не нужны заслуги, чтобы заботиться о ближнем. Тем более, что ты наша семья. Скоро станешь.

— Морган, я не… подхожу в вашу банду.

— Чертей? — чуть рассмеялась она. — Да, я понимаю. Я тоже поначалу наотрез отказывалась принимать себя как убийцу. Тоже внутри боролись мораль и человечность, но… — Она с печалью покачала головой, устремив взгляд в пол. — Сейчас я ворую у людей органы и убиваю для лучшей жизни.

— Но ради чего?

— Ради себя. Нет смысла быть хорошим для тех, кому это безразлично. Не к чему ограничивать себя, чтобы умереть хорошим. Жизнь-то одна. И теряться в самокопаниях о правильности поступков нет смысла. В масштабе все неважно. Неужели тебе есть дело до мнений общества? Кто подумает, что ты монстр, а кто боготворит. Зачем жить по их шаблону, по их правилам, по их вкусам? К чему соответствовать их идеалу добродетели. Мы в мире животных. Убивать нормально.

Я замешкалась. Не знала, чем возразить.

— Здравствуй, Радмила, — сдержанно кивнула высокая женщина на каблуках. Судя по ее стати, она занимала роль лидера. Мудрая и спокойная. Ей внешне было около тридцати. — Меня зовут Эсфирь Кифа, я глава «Антихристов». — Она заправила черные волосы под каре за уши и пожала мне руку. — Добро пожаловать.

— Так, давайте с самого начала, — попросила я, открывая сверток с круассаном. — Кто вы, что хотите от меня, зачем вам Дамьян.

— Грубо говоря, мы террористы и предатели страны. У нас есть агент, которая высылает нам задания и процент от суммы, что ей приходит за работу. Из нас всех ее видела только я, поскольку стою в иерархии сразу после. Для большего понимания нашей работы: последним заданием было убийство министра и зачистка некоторых данных, чтобы возбудить смуту в народе. Наша миссия — творить зло. Но часто зло во спасение. Я недавно это поняла. Трой, — она улыбнулась мне за спину, — присаживайся. Цефей, ты тоже. Я знаю, что ты снова хочешь сбежать от собрания.

— Бля-я, — провыл он из темноты. — Меня Кэсс ждет!

Эсфирь повела бровью. Он сел.

— Это все замечательно, но! Причем тут я и Дамьян? — несдержанно спросила я. От обращенных на меня холодных глаз я утеряла былой пыл. И поразилась, как обычны эти лица. Как невероятно было бы разглядеть в них убийц.

Но их глаза.

Я читала достаточно, чтобы донельзя наглотаться теми едкими клишированными описаниями глаз: их черноты, как бездонных омутов, их — златых и серебряных, — таких везде особенных и красноречивых.

Но тогда я воочию увидела самый живой пример из всех «неживых». И уразумела тех презабавных слов в глупых любовных романах. Их взгляды не блестели и не мигали, словно на зависшей пленке.

Мутные.

Наверное, я испугалась.

— Глупый вопрос, Офелия, — ответила Эсфирь, будто разочарованный наставник при неудаче ученика. Я почувствовала себя ребенком. — Дамьян серийный убийца, причем очень хороший в своей работе. Нам нужен такой человек в группе. А ты его напарница, логично, что мы хотим и тебя завербовать.