Четыреста килознаков

— Умный, — я пожала плечами. — Но поставил не на ту лошадь.

— Да нет, — возразил Ник. — Наверняка понимал, что лошадь не вывезет, но совесть не позволила поставить на фаворита.

— Убиться веником, — хмыкнула я. И пояснила в ответ на вопросительный взгляд: — Мой дед. Генерал-лейтенент артиллерии. В девяносто первом был замначальника Михайловской академии. Поддержал ГКЧП — ну и… сам понимаешь. Хорошо хоть тихо на пенсию убрали. Я потом его спросила: ты же понимал, что это безнадега? Да, ответил, еще как понимал, но иначе не мог. Так вот про шаблоны. Мой отец тоже сломал. Закончил суворовское, а поступил в Горный институт. На этом династии офицеров Лимановых пришел конец.

Потихоньку, шаг за шагом, мы дошли до Банковского мостика.

— Ну что? — тоном заговорщика спросил Ник. — Будем деньги клянчить?

Глава 18

Если питерец идет по Банковскому мосту и не просит у грифонов денег, он неправильный питерец.

Потереть лапу. Или положить под нее монетку. Или пройти по мосту, прижимая к голове несколько купюр. Или бренча мелочью в карманах. А если никто не видит, то дотянуться и поцеловать под хвостом.

Мы решили скомбинировать. За исключением монетки, которую после реставрации уже некуда совать: дыры заделали. Потерли лапы и пошли через мост, держа купюры на голове одной рукой, а другой бренча в карманах мелочью.

— Ну что, целуем? — спросил Ник, когда мы оказались на другом берегу и остановились с тыльной стороны грифонов.

Несмотря на поздний час, народу вокруг хватало. Я застеснялась.

— Может, и так сойдет?

— На счет три! — скомандовал Ник. — Раз. Два…

На «три» мы синхронно и звонко поцеловали грифонов в задницы — каждый своего. Несколько прохожих зааплодировали. Ник раскланялся.

Таким я его еще не видела. Оказывается, он умеет быть дурковатым клоуном!

Но клоун очень скоро сменился суровым командиром, когда за пятнадцать минут до закрытия мы зашли в «Буше» и девушка за стойкой попыталась нас выставить: мол, все выключено, ничего нет, приходите завтра. Несколько фраз ледяным тоном — и сразу же все включилось и нашлось. Я бы так точно не смогла.

— Завтра я занят весь день. Что на Новый год? — словно между прочим поинтересовался Ник, когда перед нами оказались две чашки кофе и пирожные.

— Не знаю, — замялась я.

— Если хочешь, приезжай в клуб. Компания большая соберется.

— Ник, у меня проблема с Аленой. Она с парнем рассталась, и там все очень… мрачно. Никуда не хочет.

— Боишься оставить одну? — он прищурился, и глаза еще больше потемнели.

— Да, — честно ответила я. — Если что, я себе этого не прощу.

— Наверно, ты права. Больше всего самоубийств как раз в праздники, — он озвучил то, что я даже про себя суеверно боялась обозначить. — Я как-то на Новый год вытаскивал летеху из петли. Девушка бросила. Вот что… бери ее с собой. Там Вовка будет с друзьями, хоть отвлечется. Мы сами по себе, они отдельно.

— Спасибо, Ник. Я ей предложу. Но если откажется… насильно ведь не потащу.

— Да ясное дело. Откажется — тогда заеду первого. Можно?

— Конечно.

Допив кофе, он нагнулся через стол, поцеловал меня в нос и взял телефон. И что-то неуловимо изменилось. Только что Ник был открыт нараспашку — и вдруг снова стал холодным и неприступным, как сейф. Из-за того что я хотела остаться с Аленой? Нет, вряд ли. Что-то другое.

Мы вышли, и тут же подъехало вызванное такси.

— Позвони, когда определишься, — Ник поцеловал меня и открыл передо мной дверь.

— А ты что, не едешь? — удивилась я, сев на заднее сиденье.

— У меня еще дела. До встречи!

Такси свернуло на Невский и влилось в уже поредевший поток машин.

Дела? В двенадцатом часу?

И тут до слоупока дошло. Дошло, почему он так резко изменился. И куда сейчас поедет. Точнее, к кому. Вся прелесть этого волшебного вечера померкла. Резануло такой дикой ревностью, что стало трудно дышать.

Посмотрел он на тебя, Женя, посмотрел и подумал: зачем мне такая дурища, которая рыдает на балете, целует грифона в жопу и пасет дочь-истеричку. И отправился за утешением к своей «личной жизни». Почему-то она представлялась мне эдакой женщиной-вамп: высокой худой брюнеткой с короткой стрижкой, низким голосом и алой помадой.

Да блин, что ж ты за пургу-то несешь? Если и направился, то тогда уж наоборот. Поставить точку. Иначе не приглашал бы тебя встречать Новый год.

На ночь-то глядя?

Может, хочет до конца года эту точку поставить. А завтра занят, сам сказал. Мало ли какие у человека дела могут быть.

Угу. Точку. В постели на прощанье.

Растакую-то мать, прекрати уже! Даже если это действительно так, а не твои дурняцкие фантазии, все равно тебя не касается. Со своими тремя разберись для начала. И почему в постели-то? Это же не глупый бабский роман.

Так, вот не надо про бабские романы, ладно? Они нас кормят, между прочим.

Я сунула руку в карман, не тот, который с мелочью, а другой, и нащупала платок Ника. Достала, уткнулась носом, по-овчарочьи вынюхивая среди едва уловимых отзвуков хвои, мяты и бергамота его собственный запах. Остро, до боли, вспомнился тот вечер в лесу, когда он целовал меня, а я вот так же вжирала носом оттенки запахов. Тогда это было еще не желание, а так… предчувствие, томление. Но сейчас…

Фейерверком вспыхнули перед глазами… нет, даже не картинки, а сверкающие искры воспоминаний-ощущений. Как мы танцевали в «Эль Пульпо» и как Ник нес меня через зал на руках. Как целовал на лестничной площадке…

Закрыв глаза и откинувшись на сиденье, я по-прежнему прижимала к носу платок. Давно меня так не размазывало желанием — оно накатывалось тяжелыми волнами, как прибой в шторм, мучительное и… такое сладкое. Хотелось вырваться — и раствориться, растаять в нем. Даже мысли о том, что Ник — возможно! — сейчас едет к другой женщине, ничего не могли с этим поделать. Наоборот.

Вот ведь гадство!

— Вам плохо? — обеспокоенно поинтересовался водитель.

Ну а что он должен был подумать, глядя в салонное зеркало? Сидит тетка с закрытыми глазами, платок у рта. Наверно, укачало.

— Нет, все в порядке.

Алена еще не спала. Увидев меня, наверняка была удивлена, но от комментариев воздержалась. Только спросила:

— И как «Щелкунчик»?

— Нормальный, — я села на край тахты. — Щелкунистый. Слушай… Ник предложил у него в клубе Новый год встречать.

— Ник? — наморщила лоб Алена. — Ну да, так лучше. Николай — это ему совсем не идет. Тебе предложил?

— И тебе тоже.

— Я-то вам зачем?

— Ну там большая компания будет.

— Прекрасно, — фыркнула она. — Большая компания незнакомых…

Ну что ж ты не договорила? Незнакомых старперов?

— Его сын будет с друзьями. Там же, но отдельно.

— Сын? — тут Алена наверняка стала подсчитывать, сколько лет может быть сыну сорокалетнего мужчины. — Сколько ему?

— Двадцать. Только у него девушка есть.

— Ма-а-а… — она скривилась, как от кислятины. — Ну вот просто испанский стыд! Ты об этом зачем сейчас сказала?

М-да, и правда криво вышло. Иногда лучше жевать, как известно.

— Я подумаю, ладно? Завтра тебе скажу.

— Хорошо, — я поцеловала ее в лоб. — Спокойной ночи.

Полночи я провертелась в постели, как пропеллер. Снова умирала от ревности и снова себя за это ругала.

Ну в конце-то концов! Какой мужик, пригласив одну бабу встречать с ним Новый год, тут же поедет трахать другую? Ну, может, конечно, и есть такие, но только не Ник.

С другой стороны, это я с момента нашего знакомства ни с одним из своих мужчин не спала. Но лишь потому, что так сложились обстоятельства. И тот вечер, если бы мы с Ником не столкнулись в клубе, закончился бы вполне томно. С Андреем. Да и Ник на мое сообщение ответил открытым текстом: я тоже пока не знаю, стоит ли прекращать отношения.

Если бы не та встреча, вопрос о личной жизни, возможно, и не всплыл бы.