Йага

Глава 24. Хозяйка леса

Ждали криков ликования и немедленного нападения. Но посадник и его люди придержали коней.

Йага словно бы разом наблюдала за всем, что делалось в лесу: за бушующей метелью, за затаившимися под слоем омертвевшей холодной земли лесовинчанами, за злыми людьми, принесшими с собою железо и запах дыма, за Рьяном и Зоркой, преградившими им путь. И за напуганной девкой, что пыталась сплести танец в заклятие.

Вот тот, кто ехал впереди, словно на невидимую стену наткнулся. Поднял широкую ладонь — и прочие послушно выстроились за его спиной. Это, стало быть, и есть посадник Мал. И вовсе и не страшен. Крепок — да; в плечах широк; конь, стиснутый его коленями, лишний раз не фыркнет. Но чтоб страшен… Так думала Йага, пока не заглянула Малу в глаза. А глаза-то были так же пусты, как и глазницы черепов, которыми наблюдала за ним ведьма.

Вместе с посадником явилась дружина. Снег таял на крупах разгорячённых меринов, горели огнём румяные щёки молодцев. Красавцы, как на подбор! Каждый отдаст за хозяина и живот, и голову.

Йага не удивилась, когда рядом с Малом вырос Боров. Как-никак, побратим. Толстяку ночная гонка далась едва ли не тяжелее, чем его лошади. Оба тяжко дышали, раздували бока, купец обливался потом.

А вот разглядеть возле них жреца девица никак не ожидала. Да и он ли? Старик с похорон Светлы едва ноги переставлял, из дому показываться отказывался, а нынче другой кто-то твёрдо держится в седле, одной рукою прихватив поводья. Сыновья, те, без кого жрец не мог шагу ступить, стояли тут же, на лыжах. И над плечами у обоих возвышалось оперение стрел.

Поджарые псы неслись по лесу с визгом и лаем, но, выведя хозяев ко двору, вдруг закружили возле забора. Да какой там забор! Воткнутые кое-как в землю жердины! Меж них проскользнуть — делать нечего! Однако гончие не приближались, а там и вовсе развернулись, бросились в ноги лошадям — спрятаться под горячими животами.

— Куда?! — взревел Боров, замахиваясь. — Взять! Взять!

Но живность поумнее людей, и ни одна из гончих напасть на Зорку не посмела.

Увы, сыны человека не чуяли закручивающейся в воздухе ворожбы. Они разве что самую малость струхнули перед белеющими над калиткой костьми, из глазниц которых лился свет. Но Мал стоял первым, и он пред ведьмами ещё не отступал ни разу. Дружина точно знала, что супротив посадника колдовство бессильно.

Седые брови Мала сошлись на переносице.

— Живая, стало быть, — глухо произнёс он.

— Это как посмотреть, — в тон ему ответила Зорка.

— Не ждал…

— Да уж конечно.

Военежич скривился, ровно младенец, собравшийся плакать. Но речи его были всё так же тверды.

— Постарела… Ещё больше.

Зорка прибрала за уши седые лохмы и, кабы не знать, что старая ведьма на дух людей не выносит, можно было решить, что жест этот сквозил кокетством.

— Не помню, чтобы раньше тебе моя старость мешала.

Мал вроде подался вперёд, но коня не подстегнул и не осилил отделяющее его от Зорки расстояние.

— Хоть бы весточку… Могла бы прислать. Мне. Или дочери.

— А ты мог бы хоть раз приехать сам.

Странный то был разговор. Никто не решался его прервать, хотя, кто поумнее, мог бы и хлопнуть себя по лбу: всё ж была у Злотки мать! И верны были слухи, мать её тоже была ведьмой.

Посадник годился Зорке в сыновья. По крайней мере, так мог сказать тот, кто увидел бы их рядом. И уж как околдовала Военежича ведьма два десятка осенин назад, того никто не ведал. Но нынче, остановившись в дюжине шагов от старухи, Мал и сам походил на усталого старца. Жрец и тот посчитал бы за честь уступить ему место.

Мал хлопнул скакуна по шее, не то его успокаивая, не то себя. И спросил:

— Она умерла, ты знаешь?

Зорка не пошевелилась.

— Я почувствовала это куда раньше тебя.

— И тот, кого ты защищаешь, повинен в её смерти. Отдай мне его.

Рьян вознамерился выйти вперёд, но Зорка удержала его, как щеня непослушного.

Она с усилием проглотила ком в горле, тот волною прошёл по шее.

— Мёртвых не воротить из Тени, Мал. Не отправляй к ним живых раньше срока.

Скоро молодцу надоело слушать таинственную перебранку. Он вывернулся из-под руки ведьмы и шагнул к посаднику.

— Я тебе нужен? Ну забирай!

Чтобы оторвать взгляд от Зорки и перевести на Рьяна, Военежичу понадобилось усилие. Сдюжил.

— Добегался, стало быть, — протянул он.

И сразу стало ясно, что не за ведьмами сорвался Мал в поход. Быть может, сказал всем, что за ними, может и сам себя в том убеждал. Но гнался он лишь за названым сыном.

Северянин дерзко вскинул голову:

— Нет пока. Как набегаюсь, отправлю весточку.

Странно двинулись морщины посадника. Ещё малость, и можно было бы сказать, что он усмехнулся. И уж точно никто не посмел бы такое молвить, но показалось — одобрительно. И Рьяну то показалось тоже, потому что он пересёк невидимую границу, что не решались преодолеть псы. Те сразу кинулись за добычей, но Мал дёрнул щекой, и Боров рявкнул на собак:

— Рядом!

Рьян же открыл рот, но заговорить сумел не сразу — отнялся голос. Выдавил хрипло:

— Вот что, Военежич. Я свою вину пред тобой знаю. Был бы умнее, сразу бы наказание принял, но умнею я небыстро. — Снег заскрипел под его ногами. Рьян приблизился к посаднику и взялся за стремя. Йага не сдержала крика, вместе с нею заголосила неясыть в ветвях ёлки. Нынче лес и его хозяйка срастались в единое целое. — Оба мы знаем, что миром не разойдёмся. Так давай, руби мне голову. А бабы здесь ни при чём.

Мал задумался ненадолго, но Боров успел одёрнуть побратима:

— Военежич! Ты слово дал!

И Мал как ото сна очнулся.

— Спутался с гнилым отродьем, — выплюнул он.

Рьян помрачнел: миром договориться не вышло.

— Не тебе меня в том винить. Дочь твоя…

— Дочь моя, стало быть, нелюба тебе оказалась, а эта… — Ни темнота, ни метель не скрыли от цепкого взгляда гибкую фигурку хозяйки леса. А уж наслушаться про неё посадник вдоволь успел по дороге. — Вот тебе моё слово, северянин. Не в моей власти отрубить тебе голову, ибо боги посмеялись надо мной и повелели вершить справедливый суд над всеми Срединными землями. Я дал клятву твоему отцу, и я сдержу её, дабы война не закипела вновь. — Он перевёл пустой взгляд за плечо Рьяна, и проклятый вцепился в рукоять колдовского ножа. Не только сдерживать оборот ему по силам. Вспороть горло тому, кто желает навредить лесовке, он способен тоже. А Мал закончил: — Но я отберу всё, что ты любишь, как ты отобрал у меня.

Рьян выхватил нож, а Мал ударил ногой. Лезвие черкануло по сапогу, располосовав голенище, но и проклятый получил удар в лицо. И хруст ломающегося носа послужил сигналом. Наконец затрубил охотничий рог.