Йага

Глава 21. Отдарок

Со похорон Светлы солнышко не выглядывало, зато снег валил день ото дня больше. Торгаши не успевали убирать его от своих лавок и ежечасно ссорились, ежели сосед случайно али намеренно кидал лопату-другую под дверь. Вот и нынче насвистывала лихую песнь метель, грозя превратиться в настоящую бурю.

Оно хорошо бы просидеть такой день у печи за вязанием, послушать, какие враки сказывает Рьян о северных землях… Но лекарка, замотавшись в шерстяной платок, скакала по сугробам. Странное дело, но каким-то чудом проведав, что именно Йага врачевала покойную дочь жреца, и что та поначалу шла на поправку, черноборцы стали ещё чаще навещать ведьму.

— Светлушка давно в Тень собиралась вослед за сестрицей, — по секрету донесла ей Малка. — Никто и не ждал, что до холодов доживёт.

Так-то. Вот и разносила лесовка колдовские снадобья по больным. Рьян всякий раз ругал её, но не перечил — бесполезно. Сегодня Рад запряг северянина за работу, так что отяжелевшее лукошко со снадобьями она волокла сама. Не обронить бы, не рассыпать… А то не видать из-за пурги ничегошеньки, да ещё эти клятые сугробы.

Потому, когда путь ведьме кто-то преградил, она всего больше испугалась, что перевернётся лукошко, и потом только вгляделась в препону.

Препона была жирная, почти круглая от надетых друг на дружку одёж. Но плохо заживающие синяки всё равно не скрыла. Йага зарычала, а из кончиков пальцев, прорезая рукавички, выступили когти.

Боров поднял руки в мирном жесте.

— Ну-ну, ведьма, я к тебе с добром!

— Твоё добро обыкновенно заканчивается плохо, — отрезала Йага.

В паре локтей с руганью прочищал вход к своей лавке торговец, которому Рад поставлял кожи. Мужик он был крепкий, не многим меньше Борова. Да только состоял больше из мышц, а не из сала. Вот к нему-то ведьма и завернёт! После того, как благодаря ей вылечил живот, торговец нередко зазывал лекарку в гости и дарил мелочи вроде резного напёрстка.

— Дядька Вал! Дядька Вал!

Узнав, торговец замахал в ответ, мол, заходи. Боров же попытался перехватить девку, но та так на него зыркнула, что передумал. Ещё и отступил на два шага для безопасности.

— Ну что ты? Кто старое помянет, тому глаз вон! Разве я тебя обидеть хотел? Так, раззадорился малость… Не держи зла. Я тебе весточку за то принёс.

— Обойдусь.

— Даже если она о твоём северянине? Ну как хочешь. Бывай.

Боров тяжело, переваливаясь с боку на бок, зашагал к ожидающему его поодаль холопу, но делал это неспешно, чтобы ведьма успела передумать. Йага прикинула, далеко ли Вал, пошевелила когтями в рукавичке и, мысленно себя выругав, крикнула:

— Ну что там? Враки какие?

Снежная завеса густела, но довольную ухмылку Борова лесовка разглядела. Ой, нехорошая была ухмылка! С такими добрые вести не приносят…

— Оно, может, и враки, да из первых рук. Ты много ли знаешь про своего милого?

— Достаточно.

Ведьма поставила наземь тяжёлое лукошко.

— И что же, он обмолвился, как с севера в наши края попал?

— Не твоего ума дела, но да, рассказал.

— И что его родный отец отдал, чтоб немирье прекратить?

— Сказала же: я про Рьяна знаю достаточно.

Боров задумчиво пощипал редкую бородку.

— А-а-а… Тогда, верно, зря я. Тебе ж и без меня известно, к кому в семью конунг отправил откуп.

Йага не ответила ни да, ни нет. О том, кто стал ему названым отцом, Рьян не упоминал. Но ясно, что не конюх и не пахарь. Поэтому, когда Боров с наслаждением закончил, она и бровью не повела.

— А наш посадник, побратим мне, если ты не знала, отцом хорошим был. Баловал парня, воспитывал как своего.

Посадник, значит. Что ж, правда не конюх.

— И ведаешь ли, как малец отплатил за гостеприимство?

Метель тоскливо заплакала. Вал выругался ещё раз и воткнул лопату в сугроб: без толку чистить проход, сегодня торга не жди. У Йаги испуганно трепыхнулось сердечко.

— У Мала была дочь. — Когда Боров приблизился к ней, чтобы речи не услышал кто лишний, ведьма не шарахнулась. Она застыла, словно глядела на летящую с полки плошку: вот она целая, а через миг рассыпется на осколки. — Её убил северянин.

Осколки, звеня, заскакали по полу.

— Так к чему я. Ты, ведьма, не совсем дура, надеюсь. Надобно мужика твоего сдать посаднику. Я подмогну, не последний человек. Его сдадим, а тебе милость выпросим. Всяко убийцу дочери мой побратим ненавидит сильнее, чем колдовство.

Уговоры Борова не достигали сознания. Йага только и смогла пролепетать:

— Стану я всякие сплетни слушать.

Она заставила себя повернуться и пошла домой на негнущихся ногах, собирая полные валенки снега. Лекарское лукошко так и осталось на заметаемой метелью тропке.

Рьян встретил её, как за ним повелось: зажал в уголке и поцеловал. На миг всё сказанное Боровом показалось вымыслом. Губы были те же, что она сама не раз искала, ладони оглаживали бёдра… Рьян. Её Рьян! Её проклятый!

Клятый Боров!

Рад мастерил что-то у себя, и то было к лучшему. Не для чужих ушей предстоящий разговор. Ведьма положила руки Рьяну на плечи, и сама не заметила, что крепко сжала ткань. Молодец с готовностью подхватил её под ягодицы, прижимая к стене.

— Я не то… Ох!

Ну как тут остановишь парня, когда он точно знает, как обнять и где коснуться, чтоб в голове дурно стало?! Она позволила себе ещё мгновение сладкого забытья, а потом чувствительно укусила Рьяна за шею.

— Эй! Больно же…

Он в недоумении отпустил лесовку, а та поймала его лицо в ладони, вгляделась в каждую черту: в колдовской шрам, в серьги-кольца, в бледную кожу, в синие глаза. Нет! Боров всё врёт. Не может не врать.

— Ты жил в семье посадника? — прямо спросила она.

Рьян оторопел. Напрягся всем телом, аж подбородок заострился.

— Да.

— Твоя сестра… та, что влюбилась… Его дочь?

— Откуда? — голос звучал глухо и беспомощно.

— Это его дочь?!

— Да…

Йага выдохнула и стиснула зубы: прижать к себе? Оттолкнуть?

— Ты убил её?

Огонёк в чистых синих глазах померк, руки повисли плетьми. Он глядел на неё жалобно, умоляюще. Зачем спрашиваешь? К чему заставляешь ответить? Почему теперь, когда проклятый жизни без своей ведьмы знать не хочет? Он даже не шепнул, просто шевельнул губами. Но дочь леса разобрала.

— Да.