Йага

Они влились в человеческую реку только когда та начала скудеть. Так, чтобы не тревожить скорбящего жреца и не попадаться на глаза Борову. Изобразить радость, как прочие черноборцы, не смогли, ну да от них и не требовали. Йага, не отрывая взгляда, следила, как воз выезжает из ворот, как поднимается на холм и останавливается у покамест пустующего короба. Братья покойной осторожно подняли тело и мягко опустили внутрь; сёстры по очереди подошли попрощаться, высыпая из принесённых крынок то, что местные звали угощением для Тени. Засыпанное им тело не гнило, а усыхало, превращаясь в подобие раздавленной на солнцепёке лягушки. Однажды Рьян стал свидетелем тому, как подобный ларь развалился он удара молнии. Зрелище, прямо скажем, его впечатлило, лишний раз убедив в правильности северного обычая захоронения в огне.

Заиндевевшие ростки легли на грудь покойнице. Навряд приживутся, но традицию всё одно соблюсти надобно — телу следует прорасти семенами, знаменуя круговорот жизни. Затем приладили крышу и, наконец, подняли короб на куры. Чтобы в последний раз благословить, жрец попытался доковылять к нему сам, но покачнулся, едва не упав. Тогда сыновья переглянулись и поднесли его на руках. Старик тянулся сухими пальцами к чёрному днищу и что-то шептал, но что, не слышали ни Рьян с Йагой, остановившиеся поодаль, ни сыновья, ожидающие рядышком.

Когда толпа черноборцев схлынула, чтобы принести требу богам, ведьма не присоединилась к ним. Она приблизилась к ложу покойной, обняла один из брусов, что его держали, и горько заплакала.