Йага

Рьян стиснул зубы. Он ведь сам склонился перед ведьмой, всего себя ей отдал. Спорить с ней всё одно бесполезно, остаётся лишь оберегать да ругать иногда. Но всё ж оставаться подле неё бессловесным зверем, не разумеющим в человеческих делах, было легче.

Сначала казалось, что дождь унялся, однако скоро стало ясно, что он лишь замер, как волк перед броском. Редкие крупные капли бусинами серебрились в волосах дочери леса. Она поймала одну на язык и улыбнулась, подставляя мороси щёки. Ощупью нашла ладонь Рьяна, и тот мигом растаял.

— Можешь сходить со мной кое-куда? — попросила Йага. — Одной боязно…

Заворчать бы. Хорошенько выдрать за то, что жрецу не отказала. Вскинуть на плечо и бежать из Чернобора прочь, пока не разразилась страшной бурей туча, сгущающаяся над ними. Но жёлтые звериные глаза сияли в темноте, а пальцы обжигали, как уголь.

— Пойдём, — кивнул Рьян.

Идти пришлось недалече. Уже скоро Йага свернула в заросший сорняками двор. Высокий сухостой мешал пробираться, одёжа мигом промокла, а репья цеплялись за штаны. Но ведьма не отпускала ладони проклятого, словно набиралась смелости от этого прикосновения, и он покорно следовал за нею.

Дом был сущей развалюхой. А и каким ещё ему быть в таком-то дворе? Крыша провалилась в нескольких местах, ставни где висели на честном слове, где уже догнивали на земле. И только кораблик на коньке, вырезанный неизвестным мастером, был как новенький.

— Зачем нам сюда?

Йага крепче сжала его руку, решаясь.

— Я и сама не знаю, — призналась она. — Но очень нужно.

Обыкновенно в заброшенных домах двери приходят в негодность первыми. Разбухают, застревают в проёме или, напротив, усыхают и болтаются на ветру, как неприкаянные. Но эта открылась легко, лишь оповестив мышей о незваных гостях скрипом.

Пустотой и отчаянием дохнула на них изба. В иное жилище войдёшь — тестом пахнет, глиной, кислыми щами. Тут же обострившееся чутьё иное донесло проклятому.

— Живёт здесь кто-то, — заметил он.

Йага прочертила тонкими пальцами борозду в пыли на столе, тронула холодную печь.

— Навряд…

— Живёт.

— Жил когда-то… — тихо проговорила колдовка, словно боялась спугнуть нагнувшуюся над нею тень прошлого.

Она подняла и осторожно сложила валявшиеся на полу ложки, поправила сбитое покрывало на ларце. Диво, что не разворовали да не вынесли остатки имущества! Не иначе дом жреца поблизости спугнул жадных до чужого добра горожан. А быть может о доме шла дурная слава: обойди стороной, не то Лихо заскучает и найдёт себе новую шею! Крысёнок, вылизывающий грязную плошку, лесовки не испугался. Только вперился в неё круглыми чёрными глазками да недовольно чихнул, когда унюхал Рьяна.

А ведьма исследовала каждый закуток, тронула каждую прохудившуюся корзинку. Искала что-то, что сама назвать не умела. Дошла и до угла за печкой, потянула оттуда край лоскутного одеяльца… и отбросила, ровно укусил её кто. Рьян уронил лукошко с лекарствами, кинулся к Йаге, а та стояла, закрыв ладонями лицо, и тяжело дышала сквозь сцепленные зубы. Перед ведьмой лежала всего-навсего детская колыбелька. Верёвка, за которую кроватку привешивали к потолку, была не то оборвана, не то разгрызена, в люльке лежали тарахтушки из дерева. Рьяну нравились эти детские забавы. Наполненные сухим горохом, они гремели на весь дом, и так тепло делалось от этого звука! Так полно! У него в младенчестве вместо такой был маленький меч, как и подобает сыну конунга. Чтобы с рождения мог защитить себя от злых духов льдов.

Из проклятого утешальщик был некудышный. Да и не дело мужу утирать бабские слёзы! Морду кому набить — это он мог. Но здесь-то на ком зло сорвать? Он неуютно поёжился и тронул ведьму за плечо. Осмелев, погладил по волосам, а там и обнял. И она прильнула к нему, доверчивая, дрожащая. Забралась ладонями под рубаху. Они впервые были холодны, как снег.

— Это мой дом… — Судорога скрутила её тело, горло перехватило. — Дом моей… женщины, что меня родила.

Ох и худо стало молодцу! Знал бы — нипочём не пустил сюда колдовку! А теперь что?

— На что тебе это?

Йага отпустила его и села на корточки рядом с люлькой.

— Матушка сказала, что я сама виновна…

— В чём?!

— В том, что лес меня не принимает. Что меня рвёт надвое. — Она тоскливо позвала, будто северянин стоял где-то далёко: — Рьян! Кто я? И лесовкой называться стыдно, и человеком. Где мне место?

Проклятый сел с нею рядом. Долго глядел на колыбельку, а потом накинул на неё упавшее одеяльце и твёрдо сказал:

— Подле меня. А остальное… приложится.

Йага схватилась за его воротник, и Рьян послушно склонился: поцелует? Но она приблизилась губами к самому рту и завела речь, ласкающую куда сильнее девичьих ладоней:

— Я… Знаешь, я тебя…

Не успела. Рьян взвыл от досады, когда распахнулась дверь, ударилась об стену, и отозвались грохотом посыпавшиеся на пол черёпки. На пороге стояло пугало. Лохматое, оборванное, безумное. Пугало швырнуло в них пустой горшок и заверещало:

— Твари мелкие! Вон, вон из моего дома! Сколько раз обещала розгами выпороть…

Наперво, картинка сложилась у Рьяна — помог медвежий нюх. Запах бабы был знаком, хоть и неприятен. Его проклятый частенько чуял возле дома Рада, а иной раз и вовсе лично сталкивался с нищенкой. И уж не её ли сбила с ног Йага, когда спасала отца Иваньки от колдовства? Острый слух истребил сомнения: точно так же визжала тётка, когда рассмотрела жёлтые глаза колдовки. И нынче, встретившись с ними снова, заорала не тише.

— Сгинь, сгинь! Тьфу! Тьфу, тьфу, тьфу! Мало я настрадалась из-за вашей ворожбы?! Дайте век дожить, оставьте!

Всего больше Рьян молился, чтобы лесовка не поняла того, что только что понял он. Довольно с неё новостей, довольно и печалей. Но это ему надо одно с другим складывать, ведьма же чуяла сердцем. Она поднялась, как старуха, опираясь на плечо молодца. Хотела сказать что-то, но не сдюжила. Только губы шевелились, беззвучно произнося то единственное, что так и не услышала от дочери несчастная женщина: «ма-ма».

— Пропади, нечистая! Светом молю, пропади! — Женщина упала на колени и горько заплакала. — Нет мне покоя, горемычной, нет спасения… Всюду проклятый лес, всюду глаза эти… Не смотри на меня! Не смотри!

В одном молодец согласился с сумасшедшей: смотреть Йаге на это и впрямь не следовало. Он схватил свою ведьму в охапку и вывел во двор.